Когда полна злодействами весна

Свою поэму «Лукреция» Шекспир создавал, вновь воспользовавшись фабулой Овидия. И здесь английский поэт выступает не в роли переводчика. Он вольно интерпретирует предание, усложняет характеры и действие. Он не удовлетворяется жесткими и прямолинейными контрастами целомудрия и разнузданности, которые привлекли Овидия.

Шекспир изображает конфликт более острый и сложный. Характеры проявляют себя в борьбе, где на карту поставлены честь и жизнь человека.

Царский сын Тарквиний «на черных крыльях похоти хмельной» унесся из военного лагеря, чтобы овладеть супругой своего сподвижника Коллатина Лукрецией. Сюжет строится на борьбе Тарквиния с самим собой и со стойкой женщиной.

До тех пор пока царский сын сомневается в своем праве на насилие, пока «желанье вдаль влечет, а страх — обратно», Шекспир его рисует если не с симпатией, то с пониманием чисто человеческой слабости Тарквиния.

Гуманизм художника кажется необъятным. Злодея, замыслившего грязное дело, Шекспир заставляет в последний раз подумать о совести, о пагубности намеченных деяний:

Останьтесь, злые мысли, у меня,
Я не хочу делиться вами с нею,
Я просто перед ней благоговею...
И пусть осудят люди навсегда
Мой замысел, не знающий стыда! (8, 377)

Тарквиния волнует, как отнесутся соотечественники к его преступлению:

Какое подберу я оправданье,
Когда меня в бесстыдстве уличат?

Однако наступает момент, когда Тарквиний с чисто царской решительностью преодолевает свои колебания и начинает действовать как взломщик, как грабитель. Тогда он громогласно провозглашает: «...Страсть у руля — в путь!»

И с этого же момента авторская характеристика «царя развратного» становится однозначной: Тарквиния окончательно покидает человечность, и поэтому он повсюду расценивается как хищный зверь, неправомерно держащий власть в руках.

Далее поэт «складывает» с себя полномочия обличителя, возлагая их на героиню поэмы. Раньше Лукреция была только предметом любования, теперь ее роль возрастает и усложняется.

Грубая мужская сила обрушивается на физически слабое существо. И без того резкий контраст усилен несколькими выразительными штрихами: Тарквиний, решившийся на преступление, вначале молча взирает на безмятежно спящую Лукрецию. Так и напрашивается сравнение шекспировского портрета с картиной Джорджоне «Спящая Венера». Но великий венецианец запечатлел красоту в состоянии покоя и тем ограничил свою задачу. У Шекспира портрет спящей Лукреции дан, чтобы возвестить о предстоящей буре, чтобы объяснить вспышку низменной страсти.

Похоть овладела Тарквинием. Красота, раскрывшаяся перед ним, действует на него не облагораживающе — она лишь усиливает низменные желания.

— Все, что произошло дальше, с точки зрения реалистической достоверности может вызвать небезосновательные сомнения. В момент, когда Тарквиний набрасывается на Лукрецию, жертва взывает к его человечности и справедливости. Лукреция этим не ограничивается и произносит довольно продолжительную речь о долге и предназначении царя. В словах героини есть своя правда, высказанная открыто, смело-

Я умоляю сонмы высших сил
Тебя сурово покарать, как вора!
Ведь ты не то, чем кажешься, коль скоро
Ты кажешься не тем, что есть — царем!
Царь должен бой, как бог, вести со злом!
Какими в старости блеснешь делами,
Когда полна злодействами весна?
И, возмущаясь царскими сынами,
Что ж может от монарха ждать страна? (8, 389)

Монолог звучит сильно, но не совсем естественно в драматической ситуации насилия, когда Лукреция застигнута врасплох.

Столь же мало убеждает финал поэмы. В результате восстания, которое последовало после того, как преступление Тарквиния было раскрыто, последний изгнан из Рима. Здесь Шекспир несколько видоизменил Овидиев сюжет, но без веских причин. Римский поэт только предсказал, что Тарквиний лишится власти. Шекспир же приурочил это важное историческое событие к личной трагедии Лукреции. Все-таки для смены государственного управления необходимы были более убедительные основания, чем те, что даны в поэме.

По Шекспиру, ход событий определяется случаем. Мысль о господстве случая развивается столь настойчиво, что заметно стушевывается нравственная мотивировка преступления, которое совершил Тарквиний.

Пушкин был прав, считая что из-за нагромождения случайностей финал поэмы лишен художественной логики. Он писал: «...Что же, если бы Лукреции пришло в голову дать пощечину Тарквинию? Быть может, это охладило бы его предприимчивость и он со стыдом принужден был отступить? Лукреция б не зарезалась, Публикола не взбесился бы, Брут не изгнал бы царей, и мир и история мира были бы не те»¹.

Но и в «Лукреции» присутствует шекспировское начало. Оно выражено в мастерском психологическом портрете Тарквиния и в том сильном осуждении неправедной, незаконной власти, которое вложено в уста героини. Во всяком случае, по этим двум линиям поэма Шекспира непосредственно связана с его лучшими пьесами.

Примечания

1. Пушкин-критик. М., 1952, с. 272.