Глава 12. Топография без маски

Может быть, теперь в нашем максимально кратком изложении содержания трагедии «Цимбелин» искушенный читатель этой книги уже сумел самостоятельно распознать один из известнейших эпизодов русской истории?

Мы уверены, что любой мыслящий россиянин мог бы это сделать, если б трагедия подробно изучалась в школах и университетах, экранизировалась и ставилась на сцене. Несомненно, пытливые россияне давным-давно бы разгадали существо событий, запечатленных Шекспиром. Но увы, как мы говорили ранее, это произведение признано слабым, и интерес к нему читателей не одно столетие последовательно минимизируется.

Наш пересказ «Цимбелина», надеемся, поможет читателю воспринять те доказательства, которые мы приведем ниже. Он же покажет, что эта «непрозрачная» пьеса великолепно читается в ее подлинном историческом ракурсе.

Но сначала еще раз напомним о приведенной И. Шайтановым цитате из М.М. Бахтина, которой мы руководствуемся в нашем расследовании. Маститый филолог оставил сказанное как «пропущенные главы», ибо научная методология его времени не позволяла вписать понятое в рамки респектабельной филологии. Бахтин утверждал, что видимое читателю содержание шекспировского текста, его передний смысл, не является истинным.

«Бахтин выстраивает ценностный порядок мира на трех уровнях. Первый — глубинный уровень — назван им топографическим, поскольку на нем задаются основные пространственные и смысловые координаты: "...верх, низ, зад, перед, лицо, изнанка, нутро, внешность..."»¹ Второй план связан с проблемой юридической законности и земной власти, всего того, над чем властвует не миф, а Время. «Далее идет третий план, конкретизирующий и актуализирующий образы уже в разрезе его исторической современности (этот план полон намеков и аллюзий); этот план непосредственно сливается и переходит в орнамент...»

Приведенная цитата как нельзя лучше объясняет ценностный порядок мира в «Бесплодных усилиях любви», как мы это установили в главе о четырех русских студентах в Британии. На нервом, глубинном уровне — топография. Недаром Бахтин уточняет: «Все существенное у Шекспира может быть до конца осмыслено только в первом (топографическом) плане <...> Шекспир — драматург первого (но не переднего) глубинного плана».

Следовательно, история любви принцессы Имогены и история похищенных королевских младенцев, не является истинным содержанием трагедии Шекспира «Цимбелин». Этот поверхностно-передний план провоцирует читателя на восприятие этического и всеобщего, связанного с эмоциональной сферой. Властитель или раб, энциклопедист или простец, мужчина или женщина, ребенок или старик — любой непроизвольно, неосознанно, сначала ищет в тексте рассказ о сильной любви или героической гибели, любой первым делом воспринимает то, что связано с чувственными переживаниями. Но это — обманчивая поверхность.

Надо ли говорить, что в соответствии с этой структурной заданностью текста, мы обязаны в конце концов обнаружить и в «Цимбелине» его первый — глубинный — уровень? Этот уровень назван топографическим, и, следовательно, в завершение наших поисков мы должны будем обнаружить то, что тщательнее всего закапывал на максимальную глубину смысла Великий Бард — топографию сюжета, место и время действия трагедии.

Напомним, что сам Шекспир и издатели Первого фолио не обозначали место действия ни в «Цимбелине», ни в «Бесплодных усилиях любви».

Уважаемые специалисты в области шекспироведения и комментаторы шекспировских текстов считают, что «Цимбелин» писался примерно в одно и то же время с «Зимней сказкой» — то есть примерно в 1609—1610 годы. Но когда же происходили в реальности описываемые в пьесе события? Несомненно, раньше. Раньше написания окончательного текста — возможно, за несколько лет до этого. Значит ли это, что в истории Имогены мы можем найти следы конкретных событий 1602—1603 годов, как обнаружилось и в истории Наваррского Короля из Москвы?

Примем эту гипотезу в качестве рабочей и рассмотрим содержание трагедии в ее втором плане — установим суть «проблемы юридической законности и земной власти», явленную в «Цимбелине». Что мы видим объективно, еще без привязки к конкретной обстановке шекспировского времени?

Мы видим некоего Монарха. У этого правителя есть дочь-наследница, которую он планирует выдать замуж, чтоб обеспечить продолжение династии по женской линии. Девушка трижды вступает в интимные отношения. В это же время активно действует некий гонимый вельможа, сын которого пытается породниться с наследницей трона. Однако этот вельможа заодно патронирует двух истинных наследников престола по мужской линии, которых выкрал двадцать лет назад. На стороне этого персонажа — подавляющее большинство царедворцев, окружающих Монарха. Пьеса завершается всеобщим примирением. Хотя наследница и лишается престола, но дело пирком да свадебкой не венчается. Монарх остается на троне в окружении многочисленных наследников-братьев. В чем же суть трагического? В пьесе погибают лишь неудачливый жених наследницы, принц-грубиян, да его мать-отравительница.

Странный Монарх, заглавный герой, сначала не беспокоится о пропаже детей-наследников, затем удивляется, что они — его потомство, и наконец соглашается с тем, что лучше них наследников быть не может. Такова юридическая ситуация в сфере земной власти. Объяснить ее не составляет труда. Пропавшие из дворца дети — дети предыдущего монарха. Соответственно, нынешний их не ищет: зачем они ему? У него есть свои потомки (дочь). В то же время и нынешний Монарх легитимен — никто не сомневается в его праве на трон. Следовательно, вся совокупность юридических обстоятельств свидетельствует о том, что мы имеем дело с неразрешимой правовой ситуацией, когда борются за трон представители двух ветвей власти. Обе законны.

Такой исторический сюжет избрал для написания «Цимбелина» Уильям Шекспир. В начале XVII века подобную цепь событий невозможно обнаружить в традиционной истории Британии, зато в традиционной истории России—Московии именно в этот период даже в официальной истории, созданной династией Романовых, мы без труда находим эти проблемы юридической законности и земной власти.

Царь Борис Годунов (Цимбелин) стремится выдать замуж дочь наследницу и обеспечить преемственность своей власти. Ксения Годунова (род. в 1582 году) трижды пытается вступить в брачные отношения.

Первый жених Ксении/Имогены (Чужой/Неродной) — Густав Шведский (Леонат) имел удел в Калуге и сватался к царевне в 1598 году, однако затем был выслан в Углич. (?!)

Второй жених — Иоанн Шлезвиг-Гольштинский (Якимо) посватался, но неожиданно заболел и умер в Москве 29 октября 1602 года.

Третьим женихом, в постели которого побывала Ксения/Имогена, оказался Лжедмитрий, то есть Гришка Отрепьев (Клотен): произошло это уже в 1605 году в соответствии с канонической историей, написанной проромановскими историками. Однако Шекспир показывает в тексте трагедии, что это событие произошло раньше, а если оно произошло в июне 1605 года, то царь Борис Годунов не умер в апреле 1605 года.

Вельможа Беларий, существующий под чужим именем (Морган) в первые годы XVII века, — Федор Никитич Романов.

Российская история описывает этого персонажа как несправедливо изгнанного в 1600 году Борисом Годуновым и насильно постриженного в монахи. Соответственно у него появилось другое, греческое имя, — монашеское. Шекспир и это показывает рассказом о Сицилии Леонате.

В годы брачных поисков Ксении/Имогены, когда и происходит действие трагедии «Цимбелин», выясняется, что Федор Романов более двадцати лет держал при себе истинных наследников трона. То есть украл он их, видимо, в 1585 году. Был воспитателем, как это и показано у Шекспира, двух сыновей последней жены Ивана Грозного, умершего в 1584 году, — Марии Нагой. Первый сын наследник, царевич Дмитрий (род. в 1582 году) выведен Шекспиром под именем наследника трона — принца Гвидерия. Недаром у этого персонажа есть особая примета — «змееподобное родимое пятно» на шее. То есть шрам, рубец — след ножевого ранения.

Шекспир показывает, что царевич Дмитрий (Уар) не погиб в 1591 году, а видимо, действительно случайно поранился при падении, но не смертельно. Об этом знает Цимбелин/Годунов, но никаких мальчиков кровавых в глазах не имеет, и никто его не обвиняет в покушении на позднего ребеночка Ивана Грозного.

Впрочем, история этого периода, написанная после победы Романовых, создана в таком зыбком виде, что любой нынешний историк подтвердит: в ней можно обнаружить все, что угодно. И то, что царевич Дмитрий был убит, и то, что вместо него убили другого, и то, что он был похищен, и то, что он «самоубился»... На каждый такой вариант можно обнаружить и «свидетельства»... По-видимому, история Смутного времени, созданная лояльными Романовым историками, сильно искажена — с целью скрыть неблаговидные деяния победителей. И хотя в ней сохранились неуничтожимые следы (отпечатки) истинного хода событий, в целом мы, далекие потомки россиян XVII века, имеем право сомневаться и в самих фактах, и в их интерпретации.

Завершим перечень доказательств того, что под именем вельможи Белария Шекспиром был выведен Федор Романов, еще одной явственной параллелью. В самом начале трагедии вельможи-римляне рассказывают об отце жениха Леоната — его звали Сицилий Леонат. Двое сыновей этого Сицилия якобы погибли, а третьего любит Имогена. В финале трагедии Сицилий является к сыну Леонату. Юпитер называет юношу львенком, рожденным львом. Об этом говорит само имя.

О чем же свидетельствует имя Леонат применительно к биографии прототипа Белария/Сицилия — Федора Никитича Романова? Именно о том, что поведал Шекспир. Вот что сообщает биографический словарь Половцова²:

«Ксения Ивановна Романова (в иночестве Марфа) — мать царя Михаила Федоровича, ум. 27 января 1631 г., год рождения неизвестен; можно полагать, что скончалась она лет шестидесяти. Дочь дворянина Ив. Вас. Шестова и жены его Марии. Вышла замуж за Федора Никитича Романова — впоследствии патриарх Филарет? — около 1590 года. Федор Никитич и Ксения Ивановна Романовы имели пять сыновой и дочь; трое старших — Борис, Никита и Лев умерли в младенчестве (первые два — 29 ноября 1592 г., третий — 21 сентября 1597 г.); Михаил, впоследствии царь, род. 12 июля 1596 г., после него следовали сын Иван и дочь Татьяна. Два старший сына — Борис и Никита — умерли во младенчестве».

Каким по счету был сын Лев — Шекспир не сообщает. Возможно, и четвертым, поскольку третьим наша историография считает Михаила. Но главное — сын по имени Лев (Леонат) у Федора Романова был, именно он подвизался вблизи спальни Ксении Годуновой — так считает Шекспир.

Сведения о детях Ф.Н. Романова историкам доступны и помещены во множестве энциклопедий... Однако и здесь мы вправе сомневаться в официальных фактах — начиная от дат рождения детей и заканчивая датами их смертей... Возможно, придя к власти, Романовы умышленно описали всех своих сыновей, кроме воцарившегося Михаила, как безвременно погибших младенцев, чтобы избежать излишнего любопытства соотечественников... Да что там говорить? Они скрыли о себе все, что можно было скрыть!

Б.Ф. Годунов и Ф.Н. Романов были, видимо, ровесниками. Однако и это теперь приходится только предполагать. Год рождения Годунова неизвестен (1551? 1552?), год рождения Романова в разных источниках указывается тоже приблизительно: в одном «около 1554», в другом — «около 1553»... Может быть, это «около» — один из приемов романовской историографии для сокрытия важных дат, позволивших бы точно вычислить цепочку исторических событий? А может быть, туманная датировка рождения Годунова прикрывает истинную причину ненависти московской элиты к Борису Федоровичу?

Читателю этой книги необходимо понимать, что точная дата рождения любого члена царской семьи никак не могла быть неизвестной!

Во-первых, эти даты точно фиксировались церковными деятелями на бумаге и являлись самыми важными документами. При возникновении спорных правовых ситуаций, связанных с претензиями на престол, иногда даже день рождения (не то что год!) имел принципиальное значение для определения преимущества в борьбе за власть. Следовательно, такие данные должны были беречься как зеница ока и надежно лежать под замком в церковных спецхранах.

Во-вторых, дата рождения члена царствующей семьи широко объявлялась — в том числе и по дипломатическим каналам. Почему же отечественные историки не могут найти ни одного точного письменного свидетельства?

В-третьих, в соответствующих кремлевских приказах (министерствах) должны были храниться описи даров и ценных подарков, преподнесение которых в день рождения/крещения той или иной высокородной персоны было жестко предписано протоколом особо приближенным подданным. Уже по ним можно было бы установить дату появления на свет брата царицы или племянника царицы. А есть ведь еще и другие способы узнать, что означает таинственное «около»...

Единственный способ хранить незнание — умышленная политика сокрытия фактов с неизвестной нам целью. Не будем безответственно предполагать худшее, но все-таки...

Будучи ровесниками и обитая в одно и то же время в кремлевских стенах, и Федор Романов, и Борис Годунов должны бы были жениться примерно в одно и то же время. Тем не менее Романов вступает в брак на 15 лет позже Годунова! И здесь нам сообщается, что К.И. Шестова была выдана замуж за Федора Никитича «около 1585 года»... То есть после смерти Ивана Грозного! Таким образом удается рождения и смерти всех детей отнести (на бумаге) на 90-е годы...

Федор Романов/Беларий после смерти Ивана Грозного (и его бездетного сына Феодора Иоанновича) был законным претендентом на московский трон. Таким образом в трагедии Шекспира «Цимбелин» нам показано соперничество двух представителей правящей династии, принадлежащих разным женским линиям наследования.

Романов был племянником царицы Анастасии, первой жены Грозного, Годунов был братом царицы Ирины, первой жены сына Грозного.

Кто более достоин трона Московии? Племянник одной царицы или брат другой царицы?

Поскольку российская история описывает Бориса Годунова как царя избранного, а не наследного, то мы имеем право заключить, что большинство кремлевской элиты сделало свой демократический выбор не в пользу Романова. Федор Никитич, будущий патриарх Филарет, представлял кремлевскую оппозицию, бывшую в меньшинстве. Но любая оппозиция, как мы повсеместно наблюдаем и ныне, не может активно действовать без применения политической мимикрии и внешней поддержки...

Если бы Борис Годунов (Цимбелин) согласился на брак своей дочери Ксении (Имогены) с Львом Романовым (Леонатом), никакой польско-литовской интервенции и драматических событий Смуты Россия бы не узнала. Просто наследником и преемником Бориса Годунова стал бы царь-консорт Лев, а уж его дети и стали бы основоположниками династии Романовых, продолжающих династию Рюриковичей... Мирный брачный договор позволил бы Ксении Годуновой войти в число московских цариц... И не стала бы она, несчастная, наложницей Гришки Отрепьева.

Почему же Борис Годунов хотел выдать ее замуж за какого-то принца-грубияна, как описывает эту ситуацию Шекспир?

Шекспировского героя, неудачливого соискателя руки Имогены, вельможи ненавидят, еще более они ненавидят его мать. В трагедии она названа Королевой, однако имени не имеет. Никакого, даже символического.

Русская история считает единственной женой Бориса Годунова Марию Григорьевну Скуратову-Бельскую, умерщвленную боярами 10 июня 1605 года. Если она и была прототипом безымянной шекспировской Королевы, то значит она не могла быть матерью Ксении и Федора, детей Годунова. Значит, первой женой царя Бориса была другая женщина? Кто же оставил в наследство Ксении брачный перстень с алмазом, вокруг которого и закручена главная интрига «Цимбелина»?

Отечественная историография не может дать ответ на этот вопрос, еще раз являя явственные следы редактирования российского летописания победителями, воцарившимися в Кремле. Если этой умершей царицей — матерью Ксении/Имогены — была М.Г. Скуратова-Бельская, почему же эта трагедийная фигура оставлена безымянной?

Ровесница Бориса Годунова (род. около 1552 года), царица Мария была дочерью ненавистного боярам Малюты Скуратова. Но откуда ж у нее появилась вторая часть фамилии? Видимо, первым браком она вышла за представителя рода Бельских? Так это или не так, утверждать невозможно — никаких пояснений этой именной двойственности в исторических трудах не находится.

Здесь будет уместно напомнить читателю, что в XV—XVII веках фамилий как таковых в Московии не существовало. То что мы считаем фамилиями, чаще всего было прозвищами, которые по ходу жизни нередко менялись. Подобная практика сложилась не только в отношении простого люда, но ее невольниками были и представители других сословий — родовитого дворянства, воинской элиты, чиновничества. К имени присоединялось имя отца, затем прозвище, иногда и дедовское имя...³ Некоторые исторические персонажи нам известны преимущественно по кликухам: например, Отрепьев... Женщине фамилия давалась по имени отца, но никак не по его погонялу. Не наследовала женщина и при вступлении в брак отцовскую словесную метку.

Как же возник в истории российского летописания такой диковинный прецедент, когда дочь царского опричника Мария даже при вступлении в брак унаследовала от отца обе его кликухи? Ведь и Скуратов, и Бельский — это личные прозвища Малюта. Впрочем, как известно, и Малюта — тоже не имя, а обидная кличка. Соответственно, будущая жена Бориса Годунова должна была быть записана в церковных книгах как Мария Григорьева, дочь Лукьянова — по православному имени отца и деда. Откуда же взялись в ее имени Бельские?

Вразумительного ответа на эти риторические вопросы найти невозможно. Более того, создатели соответствующей биографической статьи в Википедии сообщают, что к 1570 году разветвленный род князей Бельских пресекся. Как же дочь Скуратова стала Скуратовой-Бельской именно в своем брачном возрасте? Неужели невинная девица была столь же кровожадна, как и ее папа, и прямо с колыбели получила такое незавидное клеймо?

Впрочем, чуть ниже мы видим перечень славных представителей фамилии Бельских, действовавших на исторической сцене: в их числе находится и внук Ивана Федоровича Бельского — Гавриил Иванович. Гавриил Бельский активно действовал в годы Смуты, принял постриг с именем Галактион. Убитый поляками в Вологде 24 сентября 1612 года, он был причислен к лику святых, в земле Российской просиявших. Как видим, род Бельских вовсе не пресекся... Были еще ярославские Бельские, относившиеся к Рюриковичам, но и они ныне называются угасшими как раз ко времени Смуты.

Если царица Мария (шекспировская Королева, мачеха Имогены?) была прежде замужем за князем Бельским и имела сына, то этот сын принадлежал к роду не менее знатному, чем Рюриковичи!

«Бе́льские — княжеский и боярский род. Род Бельских принадлежит к Гедиминовичам — роду великого князя литовского Гедимина, потомкам его четвертого сына Ольгерда»⁴.

При таком раскладе становится понятным не только враждебное отношении представителей рода Рюриковичей к равным по родовитости и праву на венец представителям Гедиминовичей. Становится понятным, что проромановское окружение Бориса Годунова обязано было ненавидеть царицу Марию Григорьевну и всячески препятствовать заключению брачного союза ее сына с Ксенией Годуновой. Соответственно, романовская историография должна была старательно стереть из памяти потомков участие победителей в спецоперации по уничтожению матери и сына — единственных жертв любовных недоразумений, показанных в «Цимбелине»...

Теперь царица Мария, вторая (?) жена Бориса Годунова — удивительная и несомненная красавица, — показана в истории Смутного времени скупыми штрихами: якобы ее и царевича Федора задушили заговорщики.

Однако мы знаем уже — из комедии «Бесплодные усилия любви» — что царевич Федор Годунов в эти годы находился в Британии. А трагедия Шекспира «Цимбелин» живописует нам бешеную деятельность кремлевских заговорщиков по дискредитации Королевы/ Царицы, неприкрытую ненависть к ней и ее сыну, издевательства и облыжную клевету. Возможно, сына Марии тоже звали Федором — Шекспир показал, как их уничтожили. Однако нельзя исключать и того, что за именем шекспировского принца Клотена скрылся юноша по имени Юрий.

Обратимся к образу Клотена. Помните заключительные инструкции Прорицателя о том, что смысл имени надо искать в похожих разноязычных словах или словосочетаниях? Слова Clotten в английском нет, но есть похожее слово Clothes — «одежда», «одеяние». Вспомним, что Шекспир показал нам сцену, в которой принц возмущен и собирается жаловаться на то, что Имогена дразнит его словами «обноски»... Пять раз повторяет... Предлагает обратиться в суд... Вспомним, что Клотен и в реальности облачается в «обноски», и в таком виде его, безголового, и обнимает Имогена...

Не слишком ли педалируется Шекспиром это понятие? Что он хотел нам сказать, так сгущенно используя этот малопривлекательный объект гардероба? Шекспир использовал слово garment — «одежда», «одеяние», «наряд», «риза»...

Почему же российские переводчики используют для слова garment понятие обноски? Может быть, потому что знают — речь идет об отрепьях? И именно смысл имени использует для издевок Имогена? Значит, речь идет об Клотене/Отрепьеве?

Гришка Отрепьев на самом деле имел совершенно другое мирское имя. Его звали Юрий Богданович Нелидов. Отрепьев — наследная кликуха, полученная в дар от предков, обитавших в литовских землях, под короной Гедиминовичей. Имя Григорий — монашеское. Мог ли этот исторический персонаж быть сыном царицы Марии? Теоретически — да. Мы знаем, что в это время действующие лица Смуты не раз меняли имена и фамилии. Это требовалось и при переходе в православие. Так что Юрий Нелидов, служащий секретарем у патриарха Иова, подчинялся общим правилам своего времени. Но, по сути, мы не знаем его подлинного, природного, «паспортного» имени и фамилии.

Во всяком случае в трагедии «Цимбелин» Шекспир ясно показал нам связь образа принца Клотена с понятиями «одежда»-«обноски»-«отрепья», связь этого персонажа с образом Королевы/Царицы — второй жены Монарха.

Вот как Шекспир описал историю его гибели.

Клотен, облачившись в одежду Леоната (обноски), настигает Имогену в ее укрывище — Мильфордской гавани. Сначала он сражается с Гвидерием, в результате чего оказывается без головы. Затем его безголовый труп Беларий кладет рядом с псевдотрупом Имогены. Позже эту парочку обнаруживает Луций, и Имогена оказывается живой, измазанной кровью. Впоследствии выясняется, что платок Имогены со следами крови попадает в руки Леоната, его послал Пизанио в соответствии с разработанным планом.

Конечно, мы сразу же вспоминаем неблаговидную роль платка, вокруг которого разворачивается провокация против Отелло, в известнейшей трагедии Шекспира.

Окровавленный платок в «Цимбелине» выскакивает, как черт из табакерки, один-единственный раз. Остается неясным, откуда он взялся? Остается неясным, почему его не увидел Луций? Остается неясным, когда Пизанио мог его взять с бездыханного тела Фиделе/ Имогены?

Видимо, действительно, как и подозревал мудрый Беларий, за Клотеном был «хвост» — то есть принца тайно сопровождал Пизанио. Мы не имеем оснований думать, что замысленный вельможей план не удался. Значит, описанное Шекспиром и есть изощренная провокация Пизанио? Рассмотрим этот важный фрагмент истории Имогены не в предъявленных словах, а в значениях поэтических образов — не забудем, что Шекспир поэт, Великий Бард. Вот как выглядит смысл произошедшего согласно плану Пизанио.

Имогена притворилась спящей (вечным сном). К этому времени Гвидерий напоил до бесчувствия (беспамятства) Клотена — можно сказать, что он был без головы, ничего не соображал. Поэтому «тело» грубияна Клотена Беларий положил рядом с «телом» Имогены/Фи-деле. Девушка «мажет» свое лицо кровью Клотена — видимо, с помощью платка. С этим вещдоком в руках и «припадает к трупу» снова. Очнувшись, она утверждает, что обнимает Леоната.

Луций является свидетелем того, что Клотен обманул Имогену и оказался с ней на одном ложе (брачном-смертном). То есть — изнасиловал невинную девушку, доказательством чего служит кровь на платке. Кровь на платке — видимо, вышитые на ткани красным шелком инициалы Клотена. (Помните, «платок, расшитый алой земляникой» в истории Отелло?) Этот платок и оказывается у Леоната, убедившегося в верности Имогены и в беспочвенности своих подозрений.

Так мы видим конкретный план, придуманный Пизанио, и смысл всех показанных событий. Голова Клотена была отправлена, как говорит Шекспир, «в залив» — то есть его накачали алкоголем, залили вином до полной отключки. Парочку застали на ложе свидетели, а в руке девушки был платок насильника с его монограммой! Возможно, с псевдокровавыми пятнами кагора или краски — ведь Пизанио собирал дорожный мешок Имогене, а в нем был не только мужской наряд, по еще кое-какие неназванные вещички...

Для чего же инсценировалось насилие? Для того, чтобы Леонат убедился в том, что его «жена» не изменяла ему до этого с Якимо! Что она была невинна, а невинности ее лишил обманщик Клотен! Этим спектаклем Пизанио спасал и себя — иначе был бы обвинен в преступном сводничестве!

Поэтому в российской истории, написанной романовскими летописцами, эта страница выглядит мутной и не очень ясной не случайно — в политической борьбе, конечно, все средства хороши, но грязные деяния лучше не афишировать. А здесь получается, что Ф.Н. Романов не только облыжно обвинил Годунова в убийстве царевича Дмитрия, но умышленно опозорил царскую дочь?

Проигравшая в борьбе за власть сторона составила свой обвинительный акт: в «Цимбелине» запечатлена иезуитски изощренная акция мести Борису Годунову, осуществленная руками сподвижников Ф.Н. Романова и его самого.

Годунов не желал породниться с сыном Романова? Дочь его будет ославлена как недостойная распутница, докатившаяся до побега из дома и грешившая даже с грубияном Отрепьевым, выдававшим себя за царевича Дмитрия! Наложница беглого монаха — кто из достойных принцев опустится до того, чтобы вступить с ней в брак?

Достаточно заглянуть в электронный словарь, чтобы без труда обнаружить следы умышленного историографического отождествления Отрепьева и Лжедмитрия. Вся история Гришки Отрепьева сконструирована, как свидетельствуют письменные источники эпохи правления Романовых, «правительством Годунова». Однако из трагедии Шекспира «Цимбелин» мы знаем, что его «правительство» было едва ли полностью антигодуновским.

Акция мести была осуществлена после отказа недостойному с точки зрения Годунова жениху Ксении — под видом ложного сватовства, о чем ясно свидетельствует оказавшийся на руке провокатора Якимо обручальный перстень...

Шекспир показал, что случилось с сыном царицы Марии (Клотеном/Отрепьевым) — сообщение о якобы изнасиловании им царевны Ксении было отправлено в Кремль. Римлянин Луций принца «закопал» — то есть спрятал, спасая от грядущей расправы царя за несовершенное преступление. Из так называемой Мильфордской гавани, то есть с Английского двора в московском Зарядье юнец был спешно вывезен, видимо, на западно-русские территории. Ведь наша родимая история именно так и описывает нам исчезновение Отрепьева—Лжедмитрия — он, оказывается, в виде праха был заряжен в ствол пушки, выстрелившей в направлении Запада.

О недооцененные российские историки — сколько безграничной фантазии и сколько мюнхгаузеновской поэзии заключено в сочиненных ими анналах!

Теперь пора определить место и время действия трагедии «Цимбелин».

Мы предположили, исходя из анализа шекспировской пьесы «Бесплодные усилия любви», что Уильяма Шекспира заинтересовала трагическая история ликвидации мощной политической силы в Московии, представленной по-европейски просвещенной фигурой Бориса Годунова и его окружением. Эта комедия/хроника воссоздала нам один из эпизодов осени 1602 года — времени фактической эмиграции четырех высокородных московитов, в числе которых, возможно, был царевич Федор Годунов.

Сразу же здесь ответим на вопрос скептического читателя: как же удалось сохранить в тайне исчезновение Федора из Кремля? Ответ — в небольшом отступлении.

Родившийся в 1630 году Г. Котошихин, подьячий Посольского приказа, при первой возможности эмигрировал в Польшу, а затем в Швецию, где в 1664 году и издал книгу, которая стала бесценным источником знаний не только для шпионов всех разведок той эпохи, но кладезем полезной информации для будущих исследователей истории XVII века. Вот что он писал о порядках, царивших в Кремле и о жестко закрытом образе жизни царской семьи.

«А как царевич будет лет пяти, и к нему приставят для бережения и научения боярина, честью великого, тиха и разумна, а к нему придадут товарыща околничего, или думного человека; так же из боярских детей выбирают в слуги и в столники таких же младых, что и царевич. А как приспеет время учити того царевича грамоте, и в учители выбирают учителных людей, тихих и не бражников; а писать учить выбирают ис Посолских подьячих; а иным языком, Латинскому, Греческого, Неметцкого, и никоторых, кроме Руского научения, в Росийском государстве не бывает. И бывают царевичам и царевнам всякому свои хоромы и люди, кому их оберегати, особые. А до 15 лет и болши царевича, окроме тех людей, которые к нему уставлены, и окроме бояр и ближних людей, видети никто не может, таковый бо есть обычай, а по 15 летех укажут его всем людем, как ходит со отцем своим в церковь и на потехи; а как уведают люди, что уж его объявили, и изо многих городов люди на дивовище ездят смотрити его нарочно.

<...> Царевичи же во младых летех, и царевны, болшие и меншие, внегда случися им итти к церкви, и тогда около их по все стороны несут суконные полы, что люди зрети их не могут, так же как и в церкве стоят люди видети их не могут же, кроме церковников, а бывают в церкве завышены тафтою; и в то время в церкве, кроме бояр и ближних людей, мало иные люди бывают. А как ездят молитися по монастырем, и тогда каптаны и колымаги их бывают закрыты тафтами ж. А учинены бывают царице и царевнам, для зимние езды, каптаны на санях избушками, обиты бархатом или сукном красным...»⁵

Таким образом, до пятнадцати-шестнадцати лет, кроме узкого «отфильтрованного» круга обслуги и родственников царевича никто и нигде не мог видеть. Даже в церкви! Единственным источником информации о членах царской семьи могли быть лишь педагоги (чиновники Посольского приказа) да врачи. В начале XVII века заезжие медики жили за толстыми кремлевскими стенами, непосредственно в покоях, принадлежащих начальнику ФСО того времени — Семену Годунову.

Поэтому, если в июле 1602 года подросток Федор Годунов с товарищами, учителем риторики и обслугой выехал на учебу, россияне просто об этом ничего не знали. И на всем пути к Архангельску ни одна живая душа не могла распознать в мальчугане представителя царствующей фамилии — узнать его в лицо, пасть в ноги, приветствовать фейерверком.

Только вывозивший московитов Дж. Меррик — неформальный посол королевы Британии — знал существо дела, ибо оформление фальшивых паспортов легло на его плечи. В этих документах царевич, как самый младший из выезжантов, числился слугой/пажом Федькой Костомаровым... Мальчик числился слугой/пажом руководителя миссии, то есть всегда был обязан быть рядом — руководитель нес персональную ответственность за жизнь ребенка. (В пьесе «Бесплодные усилия любви» этот руководитель показан как Дон Адриано де Армадо, который уже на территории Британии вынужден был искать для себя слугу/пажа-британца Моля. Потому что четверых юных недорослей сопровождали четверо слуг, а сам руководитель оказался без псевдопажа, превратившегося уже к юного «короля»).

Но мы обратили внимание и на то, что в обеих пьесах есть безымянные персонажи, безрадостная судьба которых и является, по существу, трагедийным элементом.

Ко времени Годуновского правления, фактического и юридического, относится не только известная история его хлопот по устроению брака дочери, но и сюжет, связанный с историей ножевого ранения в горло законного (незаконного по сути) наследника московского трона.

Кроме того, обнаружив страсть юных школяров-московитов «гонять шары», мы встретили подобное увлечение и у молодого героя пьесы «Цимбелин». Впрочем, в этой пьесе мы нашли еще несколько традиционно русских штампов блатной речи.

Залить (шары/фары) — напиться пьяным⁶.

Хвост — нераскрытое преступление, преследователь.

Гнать шары — собирать компромат, доносить на кого-либо.

Именно так изъясняются высокородные герои, претендующие на высшую власть якобы в «старой Британии» — Московии. Беларий (Федор Романов) опасается, что принц Клотен привел «за собой хвост» — лицо, причастное к нераскрытым преступлениям, воскресший угличский царевич Гвидерий (Дмитрий) отправляет башку принца «в залив» — напоив до бесчувствия, сам принц заявляет о желании «погонять шары» — то есть собрать на белых и пушистых отшельников чемодан компромата...

Однако в этом ракурсе мы пока не будем рассматривать события, изображенные в «Цимбелине», хотя Шекспир никогда не лез за словом в карман и никогда не чурался крепких и смачных выражений. Теоретически мы можем предполагать, что и пласт тюремного жаргона именно в русских его значениях он мог использовать умышленно как лексический маркер бахтинской «топографии». Почему нет?

В завершение этой главы вспомним еще раз заключительные рекомендации Прорицателя, призывающего толковать смысл по сходству разноязычных понятий. В приведенном им примере отождествляются английские и латинские понятия. Именно по их схожести определяется антропоморфный образ и имя.

Последуем указанию шекспировского Прорицателя.

Шекспир нам настойчиво внушал, что имя принца Клотена связано с понятием «обноски». Так мог пытаться объяснить драматургу его русский информатор (и соавтор) смысл имени героя. Тогда мы должны в имени Клотена обнаружить явственную параллель звучания/значения с похожим словом из какого-то другого языка. Мы начнем с русского. Разве не похожи слова Clothen и клочья? По сути это и есть лохмотья, обноски. Эта параллель гораздо выразительнее, чем приведенная в качестве образца двоица mollis aer и mulier. И так же совпадают три буквы.

Однако этих косвенных доказательств, хотя и весьма примечательных, все-таки недостаточно. Мы должны выявить главное.

Откуда ж британский драматург Уильям Шекспир, никогда не покидавший территорию Туманного Альбиона, но так объемно и узнаваемо описавший события в Московии последних лет правления Бориса Годунова, мог обогатиться знаниями о прототипах главных действующих лиц и реальных исполнителях политических интриг, обитавших за кремлевскими стенами? Видимо, в числе его информаторов был соотечественник, находящийся на службе у царя-тирана? Такой персонаж должен был обладать правдивой информацией и, по сути, являться соучастником событий, описанных в «Цимбелине».

Экспозиция трагедии, ее первая сцена, нам и показывает прибытие некоего дворянина-2 (Gent 2), которого инструктирует и вводит в курс дела первый дворянин (Gent 1). Далее этот тандем возникает в виде двух вельмож, затем в виде двух тюремщиков. Это и есть главные исполнители всех мерзостей, задуманных для дискредитации Королевы и ее сына: врач Корнелий и изобретательный прихвостень Пизанио. Врач Корнелий, видимо, приехал издалека и описан под номером 2. А под номером 1 описан местный знаток властных коридоров и спален — Пизанио.

Рассмотрим всех претендентов на роль соавтора Шекспира в этой пьесе. Мы должны найти героя, который одновременно является сценаристом показанной Шекспиром в «Цимбелине» политтехнологии, а также ее участником.

Функции такого персонажа, впоследствии проинформировавшего Великого Барда обо всех деталях и тонкостях проекта ликвидации годуновских претендентов на трон, могли исполнять несколько героев.

В первую очередь мы должны назвать главную жертву гнусных мужских происков — царевну Ксению (Имогену), занимавшую враждебную позицию в отношении отца. Конечно, случись такое эротическое приключение с «царевной» ныне — мы бы молниеносно получили ее чистосердечный рассказ в виде коммерчески успешного издания-бестселлера. Но четыреста лет назад обманутые девушки предпочитали молчать об этих фактах своей биографии в каком-нибудь малодоступном для издателей монастыре. Собственно, в официальной (романовской) версии биографии Ксении так и происходит — она в 40 лет умирает монахиней в обители.

Возможно, на роль информатора Шекспира мог бы претендовать вельможа/слуга Пизанио — кое-что ценное, как видно из сюжета, он сумел придумать и исполнить. Это был ответственный исполнитель из ближнего круга царской семьи. Однако, даже расправившись с Ксенией/Имогеной, он не мог принципиально разрешить создавшуюся политическую коллизию — ненавистную Королеву, собирающуюся взойти на престол, ликвидировать он не мог.

Остается еще один персонаж. Именно он (еще без имени — то есть анонимно) появляется на первой странице, получая инструкции от кремлевского аборигена, как новый человек. И именно его мы видим в финале трагедии как главного обличителя Королевы. Это врач Корнелий. В его боевом арсенале не только натуральные яды, но и смертельно ядовитые наветы.

Вновь прибывший в Кремль иноземный доктор Корнелий, как мы знаем из подробнейших описаний Григория Карповича Котошихина (въехавшего в Стокгольм под фальшивым именем Ивана Александра Селицкого), только на территории Москвы имел латинизированную ксиву — а по адресу своего постоянного европейского проживания должен был быть зарегистрирован под подлинным именем.

Каково же подлинное имя доктора Корнелия? Из какой страны он прибыл? Зная, что в царские палаты имели доступ на законном основании лишь близкие, педагоги и врачи, мы обнаруживаем, что там (в спальне Имогены) оказался чужак, человек под именем Якимо — так его называли римские друзья разных национальностей.

Следовательно, мы имеем право прийти к выводу, что подлинным именем врача Корнелия, прибывшего на службу в Москву, было имя «похожее» на «Якимо» — в переводе на другой язык звучащее несколько по-иному.

Можем ли мы обнаружить реального человека рубежа веков, приехавшего по приглашению Бориса Годунова на службу в Москву — при непременном условии, что имя его будет похоже на имя Якимо?

Как ни странно, такой человек в российской истории оставил свой незабываемый след. О нем сообщают даже популярные журналы!

«Конрад Буссов, немецкий ландскнехт, состоявший на службе у Годунова, записал по этому поводу в своей хронике: "Попы и монахи сказали, что их государство обширно и велико, но единоверно и единонравно" и единоверия заморскими соблазнами нарушать они не позволят.

Тем не менее в европейских странах объявились годуновские эмиссары, настойчиво зазывавшие иностранных учителей в Москву. Увы, все миссии окончились ничем. То ли действительно настолько силен оказался запрет церкви, то ли иностранные учителя не желали отправляться в такую глушь, но в Москву так никто и не приехал. Неосуществленной осталась даже личная просьба Бориса, высказанная венецианскому патрицию Якову Алоизию Корнелию, который должен был отправить ученых мужей в Россию, "для того, чтобы облагодетельствовать ее своими познаниями"»⁷.

Что ж, Конрад Буссов, возможно, не всей информацией о подвигах патриция в Москве обладал, а возможно, и умышленно кое-что скрыл.

Однако Уильям Шекспир, видимо, был лучше осведомлен о деятельности вельможного итальянца (венецианца) Якова/Якимо Алоизиевича Корнелия, получившего приглашение в Москву в год казни Джордано Бруно (1600) и, несомненно, позднее приехавшего со своими медицинскими саквояжами, походными аптечками, ящиками и ящичками в Первопрестольную.

Иначе мы бы сегодня не имели в шекспировском каноне трагедии «Цимбелин». Вопреки мнению респектабельного шекспироведения о несомненной слабости и «непрозрачности», пьесы весьма транспарентной и не только не слабой, но, возможно, в действительности — самой сильной пьесы о крахе властителя эпохи Смуты. А сила ее и мощь могут быть выявлены, видимо, только тогда, когда она будет рассмотрена в истинных ее смысловых и хронологических координатах.

Есть еще одно соображение, позволяющее нам предполагать, что трагедия «Цимбелин» — самое мощное произведение из всех, вошедших в состав Фолио. Это соображение возвращает нас к мысли о том, что композиция Фолио много сложнее, чем простое трехчастное деление по жанрам. И здесь можно было бы многое сказать и о скрытой от читателя, но хорошо известной специалистам, борьбе, развернувшейся вокруг формирования последовательности размещения пьес, и о конкретных фактах этой борьбы, вызванной, похоже, отнюдь не техническими и не творческими разногласиями... Но мы отвлекаться в эту сторону не будем, а обратим внимание читателя лишь на один сущностный момент, коррелирующий с замыслом большого драматургического корпуса текстов. Именно для такого корпуса было бы логично заложить театральный принцип: кульминационная развязка трагедии находится на последних страницах, и ни в каком другом месте не может находиться по определению...

Находясь еще в самом начале обоснования нашей гипотезы, мы, разумеется, воздержимся от слишком громких заявлений, но, думается, уже можем говорить о том, что в составе Фолио находится некая «годуновская» часть, финал которой и располагается в «Цимбелине».

В серебряной чаше этой хроники мы попробовали разглядеть подлинно золотое яблоко. Кажется, этот созревший плод масштабной борьбы властных элит питался соками среднерусской возвышенности... И вырастал он в хронологическом промежутке 1600—1605 годов. Сбор, доставка и художественное воплощение содержания данного исторического сюжета из жизни Московии потребовали некоторого времени. Поэтому, отмечая проницательность шекспироведческого сообщества, можем с удовлетворением отметить: традиционная датировка создания трагедии «Цимбелин» по-видимому верна. Во всяком случае, ранее утвердившейся в шекспироведении даты написана она быть не могла, а вот позже...

Вот к каким удивительным заключениям нам удалось прийти, опираясь не только на «бесплодные усилия любви» героев, но и на конкретные исторические факты и анализ содержательных указаний, обнаруженных только в трех пьесах Великого Барда.

Встретимся ли мы в других шедеврах шекспировского канона с русской историей и русскими героями? Не знаем... Но в дальнейшем мы, несомненно, еще встретимся с прекрасной дочерью Бориса Годунова — Ксенией/Имогеной. Ведь в трагедии «Цимбелин» устами одного из героев именно ее Шекспир назвал Фениксом!

А Феникс обязан возродиться из пепла!

Примечания

1. Бахтин М.М. Собр. соч. В 7 т. Т. 5. М., 1966.

2. Русский биографический словарь (в 25 томах) издавался Санкт-Петербургским императорским русским историческим обществом под наблюдением его председателя А.А. Половцова с 1896 по 1918 год.

3. Веселовский С.Б. Дьяки и подьячие в XV—XVII веков. М.: Наука, 1975.

4. http://ru.wikipedia.org

5. О России в царствование Алексея Михайловича. Сочинение Григория Котошихина. http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/kotoshih.htm

6. Толковый словарь русского жаргона. М.: ЮНВЕС, 2006.

7. Кузнецов Б. За наукой в чужедальние края // Родина. 2000. № 10.