14. «Король Генрих VI». (Часть вторая) (1441—1455)

Действие второй части «Короля Генриха VI» начинается в апреле 1445 года, то есть за восемь с лишним лет до последних событий в предыдущей пьесе — гибели отца и сына Толботов в разгар лета 1453 года. Тем не менее она служит продолжением первой части, завершающейся монологом герцога Суффолка, отплывающего во Францию за невестой для короля Генриха. Как только поднимается занавес для представления второй части трилогии, Суффолк объявляет об успехе своей миссии и демонстрирует жениху и всему двору привезенную им красавицу принцессу. Однако почти сразу же возникает неловкая ситуация: герцог Хамфри зачитывает условия перемирия, и когда доходит до слов «герцогства Анжу и графство Мен будут очищены от войск и переданы королю, отцу ее...», ему становится дурно и бумага выпадает из рук. Дочитывает послание кардинал Бофорт.

Как чуть позже указывает Бофорт, герцог Хамфри все еще формально считается наследником; в его интересах соответственно, чтобы король оставался неженатым и бездетным. Если же и придется все-таки его женить, то герцог всегда отдавал предпочтение дочери графа Арманьяка. В данном случае у него имелись все основания для скорби. Менее оправданно его возмущение сдачей французам Мена и Анжу: хотя их уступка Англией и обсуждалась тогда на уровне слухов (об этом писал и Холл), она не была одним из условий перемирия¹. Однако на этой неверной посылке построена вся остальная часть сцены — после отбытия Генриха и Маргариты на ее коронацию. Исторически Глостер никак не мог использовать потерю Мена и Анжу в качестве главного повода для нападок на Суффолка. Последний со своей стороны имел все основания для опровержения обвинений, и — после смерти в 1447 году своих антагонистов Глостера и Бофорта — сумел завладеть рычагами управления государством. (Кстати, Шекспир раньше времени удостоил его титулом герцога, который Суффолк получил только 2 июля 1448 года.) За три года до своего падения Суффолк показал себя способным и ответственным государственным деятелем и превосходным администратором. Наверное, он был честолюбив, но не страдал манией величия в той мере, в какой его представил нам Шекспир в последних строках первой части «Генриха VI», процитированных нами в конце двенадцатой главы.

Среди вельмож, разделяющих негодование Глостера, фигурирует и граф Уорик, претендующий к тому же на лавры завоевателя этих провинций:

Анжу и Мен!² Завоевала их моя рука;
И города, что приобрел я кровью,
Возвращены французам с мирной речью!
Mort Dieu!³

Солсбери называет Уорика своим сыном; в таком случае не может быть никаких сомнений в том, что слова возмущения произносит юный Ричард Невилл — тот самый Невилл, который вместе с отцом и герцогом Йорком поведет йоркистов в бой с ратью короля в Сент-Олбансе, а потом станет «делателем королей». Но Невилл родился лишь в 1428 году, а графство наследовал в 1449-м, через четыре года после появления в Англии Маргариты. Ясно, что Шекспир путает его с отцом его жены Ричардом Бошамом, графом Уориком, от которого он и унаследовал титул. Бошам был зрелым и превосходным воином, в 1437 году служил наместником Франции и Нормандии, но даже и он вряд ли осмелился бы выступить с таким высокопарным заявлением, которое Шекспир вложил в уста его зятю.

После ухода Глостера кардинал Бофорт, как и следовало ожидать, пытается его дискредитировать:

Вот в ярости ушел протектор наш.
Известно, лорды, вам, что он мне враг;
И королю, боюсь, он друг плохой.
Обдумайте: он ближе всех по крови
И вправе унаследовать корону...
Все ж я боюсь, что он при доброй славе
Окажется протектором опасным.

Некоторое удивление вызывает то, что Шекспир упорно называет герцога Хамфри протектором. Парламент упразднил протекторат в ноябре 1429 года, через неделю или две после коронации Генриха. Возникает вопрос: что заставило Шекспира использовать этот термин еще шестнадцать лет? Если это не оплошность, что крайне маловероятно, то можно предположить три вероятные причины. Первая и самая главная — желание усилить пафос речи кардинала, дать ему возможность столкнуть в одном персонаже две ипостаси: формального защитника и подспудного изменника. Позже это позволит драматизировать и падение Глостера, начинающееся в следующей сцене. И наконец, драматург нашел удобную мотивацию для совершенно неисторического убийства герцога: в противном случае ему пришлось бы основывать свою вымышленную версию на одних подозрениях в коварных интригах против короля.

Теперь сцену покидает кардинал, и Сомерсет начинает поносить его, обращаясь к герцогу Бекингему почти в такой же манере, в какой он сам только что чернил герцога Хамфри: и дерзок он, и тщеславен, и хочет стать протектором. На что Бекингем отвечает:

Протектором быть мне или тебе
Назло и Глостеру и кардиналу.

После того как уходят и эти двое, Солсбери призывает своего сына Уорика и зятя Ричарда, герцога Йорка, вместе поддержать герцога Глостера:

Для блага родины объединимся,
Чтоб укротить гордыню кардинала
И Сеффолка, а также честолюбье
Кузенов Сомерсета с Бекингемом.
Поддерживать во всем мы будем Хемфри,
Затем что он стремится к благу края.

Наконец, на сцене остается один Ричард Йорк и сообщает нам о своих намерениях:

Настанет день — и Йорк права предъявит.
Пока я должен к Невилам примкнуть
И Глостеру выказывать любовь;
Но, выждав миг, потребую корону...
Тут подыму я млечно-белый розан,
Что воздух напоит благоуханьем;
На знамени герб Йорка вознесу,
И, в бой вступив с Ланкастером надменным,
Лишу венца того, кто безрассудно
Правленьем книжным губит остров чудный.

Йорк тоже уходит, оставляя нас, как того и хотел Шекспир, с предчувствием неминуемой беды. Королевство раздирают распри, по меньшей мере шесть разных группировок плетут интриги друг против друга при безвольном и недееспособном короле. К сожалению, две основные темы первой важнейшей сцены — потеря французских провинций и двусмысленность роли протектора — не согласуются с реальными историческими фактами. В целом же она отражает действительное взрывоопасное положение, сложившее тогда в королевстве. Взаимная подозрительность, злоба, недовольство и безудержное властолюбие — все это предвещало скорую катастрофу.

Во второй сцене первого акта Шекспир выстраивает ряд событий, приводящих к гибели герцога Хамфри. Злосчастье со второй женой Хамфри Глостера, чрезмерно тщеславной Элеонорой Кобем, арестованной в четвертой сцене первого акта и осужденной в третьей сцене второго акта, на самом деле случилось в 1441 году, за четыре года до прибытия в Англию королевы Маргариты⁴. Этот сюжет, безусловно, принадлежит первой части трилогии, но без него Шекспир не смог бы создать эффект драматического крещендо: ради этого можно было и поступиться хронологической точностью. Все его персонажи-колдуны, связанные с герцогиней — Марджери Джорден, Роджер Болингброк, Джон Саутуэлл и одиозный провокатор Юм (Джон у Холла и Шекспира и Томас в ранних хрониках), — реальные исторические личности. Шекспир игнорирует описание Холлом манипуляций над восковой фигурой короля, сосредоточившись на предсказаниях приглашенного колдунами духа (четвертая сцена), отвечающего на вопросы Болингброка о судьбе короля, Суффолка и Сомерсета.

Трижды Шекспир прерывает последовательность своего повествования, в двух случаях специально для того, чтобы сфокусировать внимание на Ричарде Йорке. В третьей сцене первого акта Питер, подмастерье оружейника, обвиняет своего хозяина в том, что он поддерживает притязания Йорка на корону. Ясно, что герцог не имеет никакого отношения к мнению оружейника, тем более что тот все отрицает, но имя его запятнано и регентом Франции назначается Сомерсет⁵. (В той же сцене происходит замечательный инцидент: королева наносит пощечину герцогине Глостер, а та набрасывается на нее как базарная торговка.) Во второй сцене второго акта Ричард, видимо, для тех зрителей, которые не видели предыдущую пьесу или запамятовали то, что смотрели, повторяет доказательства своих прав на престол⁶, а Уорик торжественно подтверждает их.

В третий раз Шекспир отклоняется от темы падения протектора Глостера, вводя в первой сцене второго акта соколиную охоту, чтобы дать вельможам возможность снова повздорить между собой и расписаться во вражде к герцогу. К счастью, перебранку вскоре прерывает Бекингем, прибывший с вестями об аресте герцогини. Затем следуют суд и вынесение приговора супруге Глостера, его отставка с поста протектора (которого в действительности, как мы знаем, уже лет десять не существовало) и поединок Хорнера со своим подмастерьем: Питер, не желавший сначала драться, побеждает, а умирающий Хорнер признает правоту его обвинений.

Второй акт заканчивается наказанием герцогини. Она, босая, в белом балахоне и с горящей свечкой в руках, три дня бродит по улицам и встречает наконец мужа: герцог, кстати, в пьесе выглядит скорее беспомощным, а не устраняющимся от помощи своей супруге. (Наказание — исторический факт, хотя разговор супругов придуман Шекспиром.) Герцогиня предупреждает мужа о неминуемом крахе, а он простодушно отвечает:

Ах, полно, Нелл: ты метишь мимо цели!
Чтоб жертвой стать, я должен провиниться.

Супруги еще переговариваются, когда появляется герольд и вызывает герцога в парламент, собравшийся в Бери-Сент-Эдмундзе, где, как мы знаем, ему предстоит расстаться с жизнью.

Какая же смерть постигла Глостера? Шекспир, ориентировавшийся на Холла, уже дал ответ на этот вопрос: умышленное убийство при единодушном его одобрении всеми врагами герцога, вдруг объединившимися против него. Однако и Холл и Шекспир почти наверняка ошиблись. Внезапная смерть, наступившая сразу же после ареста, безусловно, подозрительна. Однако те, кто хорошо знал герцога, были уверены в том, что он умер не насильственно. Действительно, ему было всего лишь пятьдесят шесть лет, но беспробудное пьянство и развратная жизнь сделали свое дело. Ему грозил паралич: на сохранившихся портретах⁷ он выглядит уставшим, понурым стариком. И зачем его надо было убивать? После осуждения жены, имевшего место шесть лет назад, он уже не обладал реальной властью и влиянием и практически никому не мешал, даже предполагаемым заговорщикам. Правда, его подозревали в кознях против племянника, однако тому нет никаких доказательств. В его смерти обычно винят Суффолка и Бофорта, но ничто из того, что нам известно об этих исторических деятелях, не указывает на их даже предрасположенность к подобному злодейству. Через три года Суффолк сам оказался в немилости, и когда его обвинили в совершении многочисленных преступлений, то убийство герцога Хамфри в перечне не упоминалось.

Все действие третьего акта происходит в Бери-Сент-Эдмундзе. В первой сцене, разыгрывающейся в самом аббатстве⁸, умещается сразу появление опоздавшего Глостера, его незамедлительный арест и назначение Ричарда Йорка в Ирландию для подавления очередного восстания. В действительности эти два события разделяет семь месяцев. Глостер умер 23 февраля 1447 года, Ричарда Йорка «отрядили» в Ирландию 29 сентября, а назначение командующим было подписано 9 декабря. Как известно, он крайне неохотно принял это назначение и тянул с отъездом полтора года. Шекспир же, дав волю своей фантазии, изобразил его моментальное согласие и наделил герцога страстным монологом, из которого следует: Йорк использует армию против короля, и он же персонально будет причастен к предстоящему мятежу во главе с Джеком Кэдом:

Отлично, лорды! Мудрое решенье...
Мне не хватало войск, — вы мне их дали;
Охотно их беру. Но так и знайте:
Вручили вы оружие безумцу.
В Ирландии могучий свой отряд
Кормить я буду, а меж тем раздую
В стране английской черный ураган...
Пока венец не осенит чело мое.

За свою жизнь Ричард раза четыре демонстрировал, что способен в любой момент набрать большую армию. После возвращения из Ирландии против него выдвигались обвинения в связях с мятежником Кэдом, но и тогда, и впоследствии они не подтвердились.

Вторая сцена разыгрывается для нас в «парадном зале»⁹, предположительно в доме кардинала Бофорта, кому вверили Глостера. В самой ранней версии пьесы, изданной в кварто в 1594 году, эта сцена предварялась вступительными словами: «Занавески были задернуты; герцога Хамфри нашли лежащим в своей постели; два человека навалились на него и задушили прямо в постели. После этого к ним вошел герцог Суффолк». По каким-то причинам — возможно, по настоянию цензора — этого вступления уже не было в Первом фолио 1623 года, и убийство происходило за сценой. Короткий разговор между убийцами и Суффолком не оставляет никаких сомнений в том, что злодеяние совершено по его приказу. Сразу же входят король с королевой, Бофорт и Сомерсет. Что их побудило прийти в дом кардинала? Это из пьесы понять невозможно. По крайней мере о смерти Глостера они еще не знали: когда королю сообщают о ней, он лишается чувств. Очнувшись, Генрих взрывается совершенно нетипичной для него гневной тирадой в адрес Суффолка, за которого с еще большим темпераментом вступается королева Маргарита. К ним затем присоединяется Уорик с делегацией от народа. Каким-то образом все уже знают об убийстве; Уорик приносит тело герцога, убедительно демонстрирует, что он умер насильственной смертью, и обвиняет в этом Бофорта и Суффолка.

Бофорт сразу же уходит, не считая нужным защищаться; Суффолк же свирепо отвергает все обвинения, и, обменявшись взаимными оскорблениями, Суффолк и Уорик обнажают мечи. Кровопролитие предотвращает появление Солсбери, потребовавшего незамедлительно либо казнить, либо изгнать Суффолка. Король соглашается на изгнание и удаляется. Суффолк и королева остаются одни, и мы присутствуем при сцене расставания, которой позавидовали бы Ромео и Джульетта. Чего стоят такие, например, строки:

О, если б навсегда мой поцелуй
Запечатлелся на твоей руке,
Чтоб вспоминал ты, глядя на печать,
Про те уста, что по тебе вздыхают!
Иди же, чтобы я познала горе;
Лишь мыслю я о нем, пока ты здесь.

Конечно же, такие нежности — чистейшей воды драматургия. Правда, в довольно абсурдной сцене (часть первая, V. 5), где впервые появляется принцесса Маргарита, Суффолк изображен безумно в нее влюбленным, но эта тема не получила продолжения и до этого трогательного расставания Шекспир представлял нам королеву женщиной жесткой, суровой и мстительной. Ничто не указывало на то, что эта парочка не только политические союзники, каковыми они были в действительности, а еще и любовники. Как мы уже отмечали в предыдущей главе, не один Шекспир повинен в гиперболизации отношений между Суффолком и королевой, основанной на фантазии. И Холл, и Холиншед, и даже Майкл Дрейтон в «Исторических эпистолах» изложили аналогичную версию.

Прощание обрывается прибытием гонца Вокса, доставившего вести о том, что при смерти кардинал Бофорт, и подготовившего нас к третьей и заключительной сцене третьего акта, действие которой происходит в спальне. Очевидно, что мы все еще в Бери, так как король, Солсбери и Уорик стоят у постели умирающего кардинала¹⁰, хотя, как нам в точности известно, Бофорт умер 10 апреля 1447 года — через два месяца после кончины герцога Хамфри Глостера — во дворце Вулвеси в Винчестере. Его бредовое состояние — тоже чистейшая выдумка: согласно свидетельствам очевидцев, все последние дни он составлял завещание. Вечером 9 апреля ему зачитали текст, и кардинал внес в него поправки и добавления. Наутро он достаточно громко и внятно подтвердил свое согласие, попрощался с окружающими и затих. Его похоронили в Винчестерском соборе, где и сегодня можно увидеть великолепную гробницу кардинала¹¹.

Четвертый акт пьесы охватывает только две темы: убийство Суффолка и мятеж Джека Кэда. В пьесе нет прямого указания на то, что тюремщики Суффолка — обыкновенные пираты; по крайней мере они понятия не имеют о том, кем является их узник, пока он сам не ставит их в известность. В то же время совершенно ясно, что пират-«капитан» — человек образованный. Его монолог, открывающий сцену, исполнен в духе трагедии высочайшего класса:

Болтливый, пестрый и греховный день
Уж спрятался в морскую глубину,
И волки, громко воя, гонят кляч,
Что тащат ночь, исполненную скорби,
И сонными, поникшими крылами
На кладбищах могилы осеняют
И дымной пастью выдыхают в мир
Губительную, злую темноту.

И пламенная обвинительная речь «капитана» из тридцати трех строк, произнесенная им чуть позже, насыщенная метафорами, латинизмами и свидетельствующая об информированности оратора, тоже далеко не пиратская. Она резко контрастирует с вульгарностью выражений Джека Кэда и его приверженцев в последующих эпизодах. Не намекал ли Шекспир на какую-то иную ипостась «капитана»? Или это была его очередная литературная прихоть?

Во второй сцене, происходящей в Блэкхите, мы узнаем о мятеже Джека Кэда. Джордж Бевис и Джон Холланд, малозначительные персонажи, похоже, были актерами в труппе Шекспира, и он, видимо, не посчитал нужным изменить их имена. О восстании мы уже писали в предыдущей главе, и нам нет никакого смысла повторяться; можно отметить лишь то, что Кэд скорее всего не был тем невежественным главарем шайки, презирающим людей образованных (умеющих читать и писать), каким представил его Шекспир. Лишь два раза драматург отклоняется от главной темы — в четвертой сцене королева Маргарита рыдает над головой Суффолка, а в девятой сцене гонец сообщает о возвращении герцога Йорка из Ирландии. В целом же Шекспир следует основной линии, воссоздавая ход восстания Кэда с той или иной степенью исторической достоверности вплоть до его бегства, поимки и гибели. У Холла нет указаний на то, что вожака изловили в саду, принадлежавшем шерифу Айдену, но это ничего не меняет.

Йорк прибыл предъявить свои права,
Снять с Генриха бессильную корону,
Торжественно звонить в колокола
И жечь огни потешные поярче,
Приветствуя законного монарха!¹²

Эти слова Ричарда Йорка, открывающие пятый акт, четко обозначают цель его своевольного возвращения в Англию в августе 1450 года по Ирландскому морю. В действительности все обстояло несколько иначе. Для Шекспира, и это он не раз демонстрировал, герцог был своекорыстным злодеем, поглощенным удовлетворением личных амбиций и прихотей. В действительности же Йорк, как только высадился в Уэльсе, сразу же начал слать королю депеши с заверениями в преданности монарху. Врагом его был Сомерсет, возвратившийся из горемычного регентства во Франции и назначенный — невзирая почти на всеобщее недовольство — констеблем Англии. Заверения Бекингема в том, что король уже арестовал и заключил Сомерсета в Тауэр, сделаны в первой сцене преждевременно. Лишь после второго похода Йорка на Лондон — и не из Ирландии, а из его северных владений — через восемнадцать месяцев, ранней весной 1452 года, он пообещал принять меры против фаворитов, но и тогда не сдержал слово. Шекспир, таким образом, ужимает события двух лет в одну сцену: смерть Кэда в июле 1450 года, возвращение Ричарда из Ирландии в конце августа и его разговор с королем в Блэкхите в начале марта 1452 года. С учетом интересов драматургии такая вольность вполне допустима; менее простительно авторское фантазирование во второй части сцены, после появления Сомерсета. При виде человека, который должен быть в тюрьме, Йорк приходит в ярость:

«Король», — сказал я? Нет, ты не король;
Не может тот народом управлять,
Кто и с одним изменником не сладит...
Посторонись! Клянусь я Небесами,
Повелевать не будешь больше тем,
Кто Небом создан, чтоб тобою править.

Через какое-то время отказывают королю в верности Солсбери и его сын Уорик, признавая своим законным сувереном Йорка. Сохраняют преданность Генриху герцог Бекингем и лорд Клиффорд. Размежевание завершилось. Война не за горами.

Все это, конечно, пародия на правду. Когда Йорк увидел в Блэкхите Сомерсета и понял, что король нарушил обещание, он тем не менее не потерял самообладание. Повести себя так, как того пожелал Шекспир, бросать вызов и оскорблять короля и королеву («Неаполя презренное исчадье») и грозить отобрать корону в присутствии сторонников Генриха было бы равносильно тому, чтобы самому положить голову на плаху. Йорк же благоразумно скрыл свое негодование, вернулся с королем в Лондон и присягнул ему в соборе Святого Павла. Затем, как известно, последовало странное заболевание Генриха и назначение Ричарда протектором: оба эти события упущены в пьесе. Только после выздоровления Генриха и возвращения во власть Сомерсета герцог Йорк крайне неохотно призвал своих людей к оружию, пытаясь до последнего момента сохранять верность королю.

Курьезы сами выползают наружу, когда Шекспир представляет нам детей Йорка, вернее, самого старшего и самого младшего из четырех сыновей — будущих королей Эдуарда IV и Ричарда III. В марте 1452 года, во время эпохальной встречи в Блэкхите, юному Эдуарду не было еще и десяти лет, и он вряд ли был способен вступиться за своего отца. Ричарда тогда вообще не существовало: он родился лишь 2 октября того же года. Эдуард говорит не много, но Ричард представлен уже сформировавшимся злобным юнцом. «Гнусный недоносок, урод, горбатый телом и душой» — так отзывается о нем Клиффорд: первое упоминание его физической неполноценности в обойме шекспировских пьес, которая в дальнейшем будет играть все более заметную роль.

Последние две сцены воссоздают битву в Сент-Олбансе. Здесь снова появляется Клиффорд. Известно, что он принимал самое активное участие в сражении. Его гибель от руки самого Йорка Шекспир основывает на хронике Холла, у которого сын Клиффорда говорит второму сыну Йорка, юному графу Ратленду: «Отец твой убил моего отца, и я не пощажу твою родню». В пьесе младший Клиффорд более многословен: при виде мертвого отца он произносит длинную и яростную речь и только потом уносит его тело. Драматургическая справедливость требовала, чтобы Йорк прикончил и своего врага Сомерсета, однако Шекспир поручает эту миссию юному принцу Ричарду, которому тогда, во время битвы, не было еще и трех лет:

Так, здесь лежи. Прочесть прохожий может
На этой вывеске трактирной: «Замок
Сент-Олбенс». Так-то герцог Сомерсет
Своей смертью колдуна прославил.

Когда духа, приглашенного к герцогине Глостер в первом акте, спросили о судьбе Сомерсета, он сказал: «Пусть избегает замков». Пророчество сбылось.

Побуждаемые младшим Клиффордом, король и королева бегут с поля битвы — еще одна фантазия Шекспира. В действительности они провели ночь в Сент-Олбансе и вернулись в Лондон только на следующий день. Йорк, принц Ричард, Уорик, Солсбери и их сподвижники торжествуют победу. Особый акцент, как и в первой сцене пятого акта, в которой Солсбери снимает с себя клятву верности королю, делается на его преклонном возрасте. Ричард говорит о нем своему отцу:

Я трижды подсадил его в седло
И трижды ограждал, когда он падал,
И уводил три раза с поля прочь,
Сражение оставить убеждая;
Но он все время рвался в жаркий бой.
Как пышные ковры в жилище бедном,
Торжествовала воля в слабом теле.

Во время битвы в Сент-Олбансе доблестному Солсбери было всего пятьдесят пять лет.

Примечания

1. См. окончание гл. 11.

2. Вставлено переводчиком по оригиналу. — Примеч. пер.

3. Черт возьми! (фр.)

4. См. гл. 11.

5. Сомерсет сменил Ричарда на посту регента летом 1448 г.

6. Йорк нудно излагает родословную Мортимеров. См. гл. 6, 12.

7. Один — в «Комментарии к Книге Бытия» Капгрейва в библиотеке манускриптов колледжа Ориэл Оксфорда, гравюра в «Оффишиал баронейдж» Дойля (Capgrave, Commentary on Genesis; Doyle, Official Baronage, ii, 22); другой — в «Каталоге манускриптов» за 1697 г. в Бодлианской библиотеке.

8. Бенедиктинское аббатство, одно из самых больших и важных во всей Англии, было почти полностью разрушено во время гонений на монастыри в 1536—1540 гг. Сохранились только двое грандиозных ворот XII и XIV вв.

9. В русском переводе «покой во дворце». — Примеч. пер.

10. Мне нечем подтвердить заявление уважаемого редактора Арденовского издания Шекспира Эндрю Кернкросса о том, что кардинал будто бы «умер в том же доме и в той же постели, в которой скончалась его жертва Глостер». В доме — может быть. Но сомнительно, чтобы Бофорт предоставил собственную постель своему узнику.

11. Мне представляется неуместным, что напротив стоит статуя Жанны д'Арк. Идея, видимо, заключалась в том, что Орлеанская дева будет вечным укором своему гонителю. В действительности роль Бофорта в ее преследовании и осуждении была незначительна.

12. Так в русском переводе пьесы. — Примеч. пер.