«Кориолан»

Трагедия была впервые опубликована в Первом фолио.

Исследования метрики и стиля позволяют предположить, что «Кориолан» написан позже «Антония и Клеопатры» и раньше «Перикла». Чамберс датировал пьесу началом 1608 года. Уже в третьей римской трагедии источником Шекспиру послужили «Жизнеописания» Плутарха. Как и ранее, он в основном точно следовал повествованию, лишь приближая друг к другу разные события и убирая второстепенные факты. Главные расхождения касались образов и в первую очередь главного героя.

У Плутарха Кориолан показан грубым воином и необщительным человеком, у которого практически нет друзей. У Шекспира он, напротив, окружен друзьями, пользуется расположением близких, поддерживается уважающими его согражданами. Исключение составляют лишь ненавидящие его народные трибуны.

Шекспир явно старался показать Кориолана как можно более привлекательной личностью. Он даже сделан более храбрым. У Плутарха герой врывается в Кориолы в сопровождении горстки соратников, у Шекспира он это делает один. Используя эпизод о том, как после взятия города Кориолан просил за одного из взятых в плен граждан, Шекспир и здесь вносит изменения. У Плутарха Кориолан просил за своего друга, богатого человека; у Шекспира он говорит о бедняке, который однажды оказал ему гостеприимство. Когда у него спрашивают имя человека, о котором он ходатайствует, Кориолан отвечает, что не помнит имени.

Гораздо более глубокими стали образы Волумнии и Авфидия. Пьеса начинается с недовольства, которое выражают простые римляне. Здесь стоит упомянуть, что в мае 1607 года в графстве Нортгемптоншир началось восстание крестьян, вызванное нехваткой хлеба и огораживанием земель. Восстание было легко подавлено. По мнению Э. Петтета, именно эти события послужили причиной для создания «Кориолана».

Характерно, что у Плутарха главной причиной недовольства было грабительство поддержанных сенатом ростовщиков. У Шекспира об этом говорится только в одной фразе. Зато тема голода и высоких цен на хлеб, которую Плутарх поставил на второй план, становится главной.

Мысли народа особенно четко высказывает Первый горожанин: «Достойными нас никто не считает, ведь все достояние — у патрициев. Мы бы прокормились даже тем, что им уже в глотку не лезет. Отдай они нам объедки со своего стола, пока те еще не протухли, мы и то сказали бы, что нам помогли по-человечески. Так нет — они полагают, что мы и без того им слишком дорого стоим. Наша худоба, наш нищенский вид — это вывеска их благоденствия». (Здесь и далее перевод Ю. Корнеева). К беднякам приходит аристократ Менений Агриппа. Он презирает народ, однако успешно создает себе образ народного друга. Его встречают очень лестными оценками: «Достойнейший Менений Агриппа — тот самый, кто всегда любил народ», «Да, это человек честный. Вот если б и остальные были такими!».

Менений пытается успокоить возмущенных, замечая:

Я знаю, дорог хлеб
И голод вас томит, но столь же глупо,
Как замахнуться палкою на небо,
Вам восставать на Рим, в ком хватит силы
Порвать железо тысячи удил
Покрепче пут, которыми вы мните
Его стреножить.

Далее он рассказывает знаменитую басню о желудке, против которого взбунтовались другие части тела. Эта басня встречалась и у Плутарха, и у Тита Ливия; ее (в разных вариантах) использовали и в Средние века, и в эпоху Ренессанса. Менений еще не успел рассказать, что ответил желудок на обвинения в праздности и бездеятельности, когда Первый горожанин, перечисляя части тела, назвал увенчанную короной голову (поскольку в Риме тогда не было монархии, здесь трудно не увидеть намека на современную для Шекспира английскую жизнь), бдительный глаз, который, видимо, означает судей, сердце — канцлера, управляющего государством, ногу — боевого коня, руку — солдата, язык — глашатая. Желудок же назван гусеницей.

Менений сообщает ответ желудка. Получая от всех результаты их труда, он, подобно амбару, накапливает добро, но для того лишь, чтобы разослать «по рекам кровяным» сердцу, мозгу, мышцам. Желудок отдает им муку, оставляя себе мякину. Поскольку Менений сам уподобляет желудку сенат, Шекспир, внося это добавление, подчеркивает наглую ложь Агриппы.

У Плутарха Менению удалось своей басней успокоить народ. У Шекспира для того, чтобы разогнать взбунтовавшихся, появляется Кай Марций, будущий Кориолан. В отличие от Менения он ведет себя искренне и не скрывает своего презрения к народу:

Мятежный сброд, зачем,
Чесотке умыслов своих поддавшись,
Себе вы струпья расчесали?

Неожиданно ситуация меняется: приходит известие о нашествии вольсков на Рим. Марций, услышав, что Первый сенатор приказывает народу разойтись по домам, замечает:

Нет-нет, мы их прихватим:
Богаты вальски хлебом; к ним в амбары
Мы пустим крыс.

Таким образом, он призывает народ участвовать в войне для того, чтобы грабить врагов. Во время битвы он угрожает своим воинам, что проткнет мечом каждого, кто повернет назад.

За взятие города Кориолы, столицы вольсков, Гай Марций получает прозвище Кориолана. Только его храбрости Рим обязан спасением, и сенаторы предлагают ему стать консулом. Народ, изменив свое отношение, тоже готов избрать его. Врагами Кориолана остаются только трибуны — Брут и Сициний.

Плебеи, как и в «Юлии Цезаре», проявляют поразительную податливость. Только что они отдавали Кориолану свои голоса и вот уже под влиянием трибунов готовы отвергнуть его. Однако решающие события происходят в третьем акте.

Согласно Плутарху, народ, уже избравший Кориолана, возмутился его появлением в сопровождении знати и, испугавшись, что лишится свободы, отказал в окончательном избрании.

У Шекспира плебеи оказываются слепым орудием в руках трибунов. Кориолану, который избран консулом, трибуны преграждают дорогу на пути в сенат.

«Разве он не прошел через общины и лордов?» (перевод В. Комаровой) — спрашивает военачальник Коминий, проводя тем самым очевидные параллели с английским парламентом. Лидеров оппозиции называли «народными трибунами», однако была очень большая разница между оппозиционерами Палаты лордов во главе с графом Саутгемптоном и «трибунами» Палаты общин, которых возглавляли юристы и в их числе был главный обвинитель на процессе Эссекса Эдвард Кок Видимо, именно отношение к этой группировке и вдохновило Шекспира на столь отрицательное изображение римских трибунов.

Все-таки придя в сенат, Кориолан произносит там свое предупреждение:

Унизили мы сами
Свою же власть и побудили чернь
Почесть за трусость наше снисхождение.
Она взломает скоро дверь сената,
И вороны туда ворвутся стаей
И заклюют орлов.

Он призывает отменить должности трибунов.

Уже совсем обезумевшие трибуны объявляют Кориолана изменником и хотят сбросить его с Тарпейской скалы, а плебеи вторят им.

Очень важным является разговор Кориолана с его матерью Волумнией, Манинием и другими патрициями. Они требуют от Кориолана притворного смирения, хотят, чтобы он пошел на нужную уступку. Кориолан удивляется тем, что его не поддерживает мать, но в конце концов именно под ее влиянием соглашается на то, чего от него хотят:

Да будет так. Прощай, мой добрый дух!
Пускай во мне живет душонка шлюхи!

И все же он замечает:

...Хотя я никогда не справлюсь с ролью,
Навязанною вами.

Действительно, Кориолан не в состоянии побороть свою природу.

В своем отношении к плебеям и трибунам он нисколько не отличается от других патрициев. Отличают его нравственная стойкость и принципиальность, которые в конце концов приводят к конфликту со всем обществом.

Свое участие в форуме он начинает вполне смиренно, однако стоит трибунам опять обвинить его в измене, выдвинуть новое демагогическое обвинение — в попытке стать тираном, как Кориолан выходит из себя и уже никто не в состоянии его остановить.

Трибуны все же не решаются приговорить Кориолана к смерти, но, будучи поддержаны плебеями, приговаривают к изгнанию из Рима.

Перед тем как уйти, Кориолан обращается к толпе:

О свора подлых псов! Я ненавижу,
Как вонь гнилых болот, дыханье ваше,
Любовью вашей дорожу не больше,
Чем смрадной грудой незарытых трупов.
Я сам вас изгоняю. Оставайтесь
Здесь сами со своим непостоянством!

Речи об измене играют роковую роль: Кориолан переходит на сторону вольсков. Их вождь Авфидий, который не один раз воевал с Кориоланом, становится его союзником.

Когда эта новость доходит до Рима, Коминий говорит трибунам:

Вы сами все устроили так мудро,
Что ваших дочерей бесчестить будут,
Что с ваших крыш, расплавленных пожарам,
Свинцовый дождь вам хлынет на башку,
Что станут ваших жен у вас под носом
Насиловать...

Первый горожанин замечает:

Я-то сам,
Сказав: «Изгнать», прибавил: «Жаль».

Второй говорит: «Я тоже», а третий утверждает, что они «хоть соглашались его изгнать, но в ду-ше-то были с этим несогласны».

Тем временем войска вольсков подходят к Риму. В палатке Кориолана появляются его мать, жена и сын. Поначалу он пытается отречься от родных, однако не выдерживает и говорит жене:

Как плохой актер,
Я сбился с роли к своему позору.
О половина лучшая моя,
Прости мою жестокость, но не требуй,
Чтоб римлян я простил.

Кориолан целует свою жену Виргилию, а затем становится на колени перед матерью и та отвечает ему тем же. Волумния объясняет сыну всю сложность их положения:

Нельзя ж молиться
Одновременно за твою победу,
Как долг велит, и за отчизну нашу,
Как долг велит.

Она хочет, чтобы сын заключил мир между римлянами и вольсками. Кориолан молчит, и Волумния сурово произносит:

Идем. Довольно. Этот человек
На свет от вольской матери родился,
Жена его, наверно, в Кориолах,
И внук мой на него похож случайно.

Однако взятия Рима не состоялось. Войска вольсков отошли от города, а римляне восхваляют Волумнию, Виргилию, ее подругу Валерию, которая также приходила к Кориолану, как спасительниц Рима.

Между тем Кориолан, оказавшийся чужим в родном городе, оказывается чужим и в Кориолах. Теперь уже не трибуны, а Авфидий называет его изменником. Горожане ведут себя так же аморфно, как и римские плебеи. Еще недавно они восхищались Кориоланом, а теперь вспоминают его давние войны с ними (впрочем, он и сам, своими словами, дал к этому повод): «Разорвать его на части! — Чего там ждать! — Он убил моего сына! — Мою дочь! — Моего брата Марка! — Моего отца!»

Напрасно один из Вольских сенаторов напоминает о том, что Кориолан знаменит, и призывает бесстрастно обсудить «его последнюю вину пред нами». Приведенные Авфидием заговорщики убивают Кориолана, а Авфидий наступает ногой на его труп.

Еще раньше Авфидий называл в числе недостатков Кориолана порок в суждении, то есть представления Кориолана не способны подвергнуться тем изменениям, которых требует время (эту трактовку предложила Валентина Комарова). Понятно, что речь здесь не может идти о том давнем времени, в которое жил Кориолан. Отношения Шекспира к изменениям достаточно известно; оно особенно ценно, поскольку частная жизнь Шекспира складывалась удачно. Автор испытывает явную симпатию к своему герою-, впервые изображение измены не свидетельствует о низменности того, кто ее совершает. Да и можно ли назвать Кориолана предателем? Скорее, это он предан за свою неспособность притворяться, которую Авфидий также отнес к его недостаткам.