«Перикл»

В 1608 году Джордж Уилкинс, предполагаемый автор книги о Дмитрии Самозванце, опубликовал повесть «Печальные приключения Перикла, принца Тирского», имевшую также подзаголовок «Подлинная история пьесы о Перикле, как она была недавно представлена достойным и древним автором Джоном Гауэром». Слою «недавно» позволяет датировать пьесу тем же, 1608 годом. Ее первоисточником была «История Аполлония Тирского», написанная неизвестным византийцем в IX веке. Сюжет многократно перерабатывался, однако главным источником «Перикла» стала поэма Джона Гауэра «Исповедь влюбленного» (1390—1393). Использовалась и книга Лоуренса Туайна «Образцы печальных приключений», чье второе издание вышло за год до появления пьесы, однако именно «Исповедь влюбленного» занимала первое место. Гауэр же стал действующим в спектакле рассказчиком, чем и объясняется странное упоминание о нем в подзаголовке.

Пьеса была впервые издана в 1609 году, а спустя год ее опубликовали еще раз. Три кварто вышли после смерти Шекспира. Однако в Первое фолио пьеса не попала, что уже явно говорит о ее совместном написании.

Многие исследователи, от Ч. Дж. Сиссона до нашего шекспироведа Игоря Рацкого, пытались доказать, что пьеса написана одним Шекспиром. Тем не менее первые два акта совершенно не похожи на Шекспира. А. Аникст не занимал здесь категоричной позиции. Однако он отметил, что «писатель такого широкого диапазона, как Шекспир, мог, конечно, писать в любом стиле». Это не слишком убедительно. Шекспир действительно был очень разнообразным в своих пьесах, но существует какой-то общий стиль, от которого писатель при всем желании не может отойти. Шекспировский стиль (видимо, лишь за единственным исключением) появляется только начиная с третьего акта.

Издания пьесы, которая явно пользовалась большим успехом (она относилась к направлению, которое вызвало большую моду, — интерес имели не только пьесы Бомонта и Флетчера, но даже анонимный «Мацедор» 1590 года), также выглядят довольно странными. Имевшие успех пьесы в этот период шекспировской труппой не издавались. Совсем иначе обстояло дело, если у пьесы был соавтор или единственный автор, не входивший в состав труппы. Тот же Бен Джонсон, чьи комедии успешно ставились Слугами короля, свободно мог издавать свои произведения, что, естественно, и делал. Упоминание в изданиях «Перикла» одного только имени Шекспира заставляет вспомнить высказанные в XIX веке слова издателя Эмиля де Жирардэна: «Роман, подписанный "Александр Дюма", стоит три франка за строку; подписанный "Дюма и Маке" — тридцать су».

Крайне убедительным предположением выглядит то, что первоначальным автором «Перикла» был Джордж Уилкинс. Шекспир переработал его пьесу, оставив без изменений первые два акта (возможно, правда, что он изменил или даже вставил в начало второго акта сцену с рыбаками). Видимо, Уилкинс остался переработкой не вполне доволен, что и побудило его выпустить повесть с употреблением в подзаголовке не требующего комментариев выражения «подлинная история».

При этом сюжет и драматическая композиция пьесы остались, видимо, не измененными. Дело могло касаться только внесенных Шекспиром других изменений, которые сводили на нет христианскую направленность темы Аполлония Тирского в поэме «Исповедь влюбленного» (да и в книге Туайна тоже).

История написания «Перикла» очень напоминает создание популярной в свое время французской пьесы «Нельская башня» (1832), которую написал единственный раз добившийся успеха Фредерик Гайярде и переработал Александр Дюма (первоначально переработкой начал заниматься Жюль Жанен, и один его монолог сохранился в тексте). Правда, указан на афише был только Гайярде, а фамилию Дюма заменили тремя звездочками. Однако впоследствии «Нельская башня» входила в сборники и собрания пьес Дюма без упоминаний о Гайярде. Еще до этого отношения между обоими соавторами привели их к дуэли (к счастью, безрезультатной).

Особого внимания заслуживает образ Гауэра. Как и хор в «Генрихе V», он открывает каждый акт и завершает всю пьесу (дважды он появляется и в середине акта). Однако хор в «Генрихе V» оказывал воздействие на зрителей, вызывая (в первую очередь) у них патриотические чувства. Гауэр рассказывает о событиях, которые вскоре и так будут показаны на сцене, или дает не слишком значительную информацию, которую легко можно было вложить в уста героев. Свои речи Гауэр произносит рифмованным четырехстопным ямбом, который давно уже не употреблялся в английской драматургии. При этом стих звучит довольно коряво и с точки зрения правильности размера, и с точки зрения рифм. Однако это объясняется изменением языка: поэзия Чосера и Гауэра звучала для елизаветинцев именно так, хотя для своего времени была написана вполне правильно. Итак, это откровенная и довольно искусная стилизация — прием, совершенно нехарактерный для Шекспира, как нехарактерно для него морализаторство, присущее Гауэру и в собственном творчестве, и в его монологах. Надо сказать, что в той части текста, которая перерабатывалась Шекспиром, он занялся и переработкой речей Гауэра. Из шести монологов три написаны в типичных для Шекспира размерах: здесь встречаются пятистопный белый стих, рифмованные пятистопные двустишия и, наконец, тот размер, каким написаны и сонеты, и подавляющее большинство поэм. Судя по всему, совершенно не был переработан текст эпилога, где морализаторство достигает высшей силы.

Характерно для «Перикла» и большое количество пантомим. Пантомимы «Сна в летнюю ночь» и единственная пантомима в «Гамлете» сильно отступали от основного действия и подчеркивали тем самым его реальность. В «Перикле» пантомимы, напротив, являются частью основного действия. Перикл, царь Тирский, появляется при дворе царя Антиоха, желая свататься к его дочери. Правда, для того, чтобы жениться, нужно разгадать загадку. Не отгадавшего ждет казнь. Мотив хорошо известный в фольклоре и литературе, особенно по знаменитой пьесе Карло Гоцци «Турандот». Однако в данном случае имеется необычная причина — кровосмесительная связь Антиоха с его дочерью. Во всех произведениях, посвященных Аполлонию Тирскому, эта связь описывалась подробно и носила драматический характер. Однако в «Перикле»

о ней упомянуто мельком, а дочь Антиоха вообще произносит только одну реплику.

Загадка как раз и касается их связи:

Я не змея,
Но плотью родившей питаюсь я.
Ту нежность супруги, что женам мила,
В отцовском сердце я обрела.
Он сын, отец и супруг мой тоже,
Я — мать, и жена, и дитя его все же,
Как может чудо такое случиться,
Реши, если с жизнью не хочешь проститься.

      (Здесь и далее переводы Т. Гнедич)

Это скорее не загадка, а искреннее признание, и удивительно, что много женихов уже погибло, не сумев дать правильного ответа. Перикл легко отгадывает загадку и говорит дочери Антиоха, чьей красотой он совсем недавно восхищался: ее совершенный образ наполнен мерзостью. Принцесса ему больше не нужна.

Антиоху Перикл не отвечает на загадку («Не любят люди слушать о грехах»), однако вполне ясно намекает на установленную им истину. Антиох, сознавая, что Перикл все понял, дает ему сорокадневную отсрочку и предлагает пока гостить у него. Однако Перикл опасается, что Антиох может его убить, и решает бежать от опасности. Он поступает очень правильно, поскольку Антиох поручает своему вельможе Тальярду расправиться с Периклом.

Однако не может Перикл и вернуться на свою родину. Антиох руководит гораздо более сильным государством, его войска могут захватить страну Перикла. Вельможа Геликан просит получения им власти на время, и Перикл соглашается на это.

Прибывший в Тир Тальярд, который уверен: его повесят, если он не убьет Перикла, — узнает о том, что Перикл отправился в море. Он очень доволен: «...теперь меня не повесят, даже если я буду об этом ходатайствовать!» (типично шекспировский стиль является здесь исключительно заслугой переводчицы; в оригинале Тальярд говорит стихами и ни о каком ходатайстве не упоминает). По его мнению, не погибший на суше Перикл погибнет в море, и Антиох останется доволен.

Перикл же оказывается в пораженном голодом Тарсе и спасает Тарс, привезя туда зерно. Затем он прибывает в Пентаполис, где побеждает в рыцарском турнире. В Перикла влюбляется дочь царя Симонида Таиса; одобряет ее и Симонид.

В начале третьего акта Перикл плывет на своем корабле уже вместе с женой и маленькой дочерью. Однако его жена во время бури умирает; опасаясь, что умрет и дочь, Перикл решать доставить ребенка в Тарс (до Тира слишком далеко), к царю Клеону, которому он помог во время голода.

Царицу Таису матросы предлагали выбросить за борт (море не успокоится, пока мертвое тело будет на корабле), однако Перикл считает это суеверием. И, хотя после этого он говорит: «Ах, поступайте, как знаете!», гроб с телом Таисы оказывается доставлен некоторыми из потерпевших кораблекрушение в Эфес. Здесь очень кстати оказывается прославившийся в качестве врача вельможа Циремон, который ставит достоинства человека выше его знатности и богатства:

Всегда ценил я ум и добродетель
Превыше знатности и состоянья:
Беспечные наследники и знатность
Позорят и богатство расточают,
А ум и добродетель человека
Богам бессмертным могут уподобить.

Диалектические рассуждения Циремона о двойственности природы напоминают монолог монаха Лоренцо из «Ромео и Джульетты». Рука Шекспира чувствуется здесь явственно.

Церимон обращает внимание на свежесть тела и говорит о том, что иногда смерть на несколько часов подавляет чувства, однако искра жизни все-таки продолжает брезжить. Он слышал о том, как в Египте человека, который девять часов лежал как мертвый, «сумели искусным врачеваньем исцелить». Так же и он исцеляет Таису.

Шекспир придал чисто научный характер абсолютно христианскому воскрешению, описанному в источниках (и, вероятно, в первой версии Уилкинса). Здесь явно сказалось влияние его зятя доктора Джона Холла. Как и врач в «Короле Лире», Церимон использует музыку.

Таиса уверена, что ее близкие погибли. Церимон отправляет ее в храм Дианы, где находится его племянница. Там Тайса может остаться «до скончанья дней». Уже стало известно, что Антиоха и его дочь поразила молния. Перикл может вернуться в Тир. Геликан остался верен Периклу; когда о том ничего не было известно и сомневались даже, жив ли он, другие вельможи предлагали Геликану стать царем, однако он отложил решение этого вопроса на целых двенадцать лет.

Свою дочь, названную из-за рождения на море Мариной, Перикл оставил у царя Клеона, обязавшись не стричь волос, пока та не вырастет и не выйдет замуж (почему он не собирался забрать ее в Тир раньше, когда уже можно было туда отвезти, так и остается невыясненным).

Марина выросла, и жена Клеонта Дионисса, обещавшая Периклу любить ее как собственную дочь, прониклась к девушке ненавистью. Использован типичный для фольклора мотив мачехи. Позже Дионисса скажет своему мужу:

Она вредила дочери моей
И на пути ее всегда стояла.

Можно подумать о каких-то кознях Марины, однако имеется в виду совсем другое:

Никто на Филотену не глядел:
Все взоры обращались на Марину,
А бедной дочери моей одни
Глумливые ухмылки доставались,
Которые терзали сердце мне.

Умерла к тому же кормилица Марины Лихорида, и девушка осталась совсем одна. Дионисса приказала своему слуге Леонину убить ее. Стоит отметить, что в книге Туайна соответствующий Леонину персонаж испытывает сильные угрызения совести. У Леонина нет никаких угрызений совести. Он, правда, говорит вначале: «А все ж она прекрасна и добра!», но это не влияет на его последующие действия. Однако Марину (уже в тот момент, когда он собрался ее убить) отнимают у Леонина пираты, он же решает сообщить госпоже, что убил девушку и бросил ее в море.

Клеон потрясен преступлением своей жены, которую он называет «гарпия с орлиными когтями и ангельским лицом». Однако она отравила Леонина, и теперь об убийстве знают только она и Клеон. Он вынужден согласиться с тем, чтобы сообщить Периклу: Марина заболела и умерла.

Перикл не может не поверить в эту ложь, однако из эпилога становится известно, что о преступлении Диониссы узнали жители Тарса, убив как ее, так и Клеона. Похоже, Шекспиру к концу работы настолько надоел «Перикл», что в эпилог Уилкинса не было внесено ни одного исправления, остался и этот совершенно неправдоподобный, нужный лишь для морализаторства эпизод.

Пираты продали Марину в публичный дом города под названием Митилена. Поскольку своими наставлениями Марина возвращала клиентов на путь добродетели, ничего хорошего ее, конечно, не ожидало. Ее спас правитель Митилены Лизимах. Он дал Марине золото, которое та передала слуге борделя Засову. С его помощью Марине удалось поселиться у честной женщины и стать известной врачевательницей.

История Марины носила бы христианский характер и, видимо, носила его у Уилкинса. Об этом свидетельствует фраза одного из клиентов борделя: «Говорить в таком доме о религии (в оригинале — о божественности; у Уилкинса, возможно, — о христианстве)! Да это и во сне не приснится». В итоге получилось лишь прославление девственной чистоты — правда, чересчур назидательное и малоправдоподобное.

В Митилену приезжает Перикл. Лизимах узнает от Геликана, что уже три месяца, после известия о смерти дочери, Перикл перестал разговаривать. Лизимах советует обратиться к Марине, которую вскоре приводят.

Перикл заговаривает с Мариной. Она называет свое имя, упоминает об отце-царе и о кормилице Лихориде. Перикл воспринимает все это как сон, жестокое видение, которое глумится над ним. Лишь после того, как Марина называет имя своей матери, Перикл понимает, что она действительно его дочь.

Лизимах начинает просить Перикла о чем-то, и Перикл, прерывая его, произносит:

Проси, чего желаешь.
Хотя бы даже в жены дочь мою.

Именно этого Лизимах и хотел.

Во сне Периклу является Диана, которая велит поспешить в ее эфесский храм и принести ей жертву, а также рассказать жрицам о гибели жены. У Туайна Периклу являлся ангел, однако Шекспир (явно Шекспир, а не Уилкинс) перенес действие из христианского мира в языческий.

Так происходит встреча Перикла и приехавшей вместе с ним Мариной с Таисой. Есть некоторое сходство с финалом «Комедии ошибок», и действие также происходит в Эфесе.

Многозначительные персонажи пьесы выглядят совершенно неразработанными. Исключение представляет Циремон, однако это касается только второй сцены третьего акта. Следующая сцена слишком мала, а в финале Циремон не играет значительной роли. Можно сказать, что, создав достаточно интересный образ, Шекспир из-за той драматической композиции, к которой он оказался привязан, не смог его развить.

Уилкинс закидал свою пьесу какими-то безликими куклами, и Шекспир из-за их количества не смог превратить кукол в людей. Главной удачей явился комический персонаж Засов, образ, не нуждавшийся в разработке.

Статичный Перикл заметно уступает другим героям Шекспира, да и Марина далека от блистательных шекспировских героинь. А ведь впереди Шекспира ждали Постум и Имогена, Леонт и Гермиона, Флоризель и Утрата, Просперо и Миранда, Вулси и Екатерина Арагонская.

Нужно не уважать Шекспира, чтобы считать: «Перикл» написан им одним. Однако участие в написании «Перикла» дало Шекспиру некоторый опыт для создания его поздних барочных пьес. Но прежде, чем приступить к ним, он еще должен был написать «Тимона Афинского».