Шекспировский вопрос

Впервые мысль о том, что произведения Шекспира написаны не им, а Фрэнсисом Бэконом, была высказана в конце XVIII века, однако она не получила поддержки и осталась известной только узкому кругу.

Так называемый «шекспировский вопрос» возник в середине XIX века; мысль о другом авторе была четко высказана Джозефом Хартом в «Романе о прогулке на яхте» (1848). Впрочем, еще за год до этого Чарльз Диккенс высказался в одном из своих писем: «Это какая-то прекрасная тайна, я каждый день трепещу, что она окажется открытой». В числе тех, кто выражал сомнение в авторстве Шекспира, были такие известные люди, как Марк Твен, Ральф Олдо Эммерсон, Уолт Уитмен, Бисмарк, Дизраэли. Причина этого удивительного явления легко объяснима: достаточно известный образ Шекспира не соответствовал тогдашнему представлению о гении. В 1856 году американка Делия Бэкон (она была не родственницей, а лишь однофамилицей философа, однако это совпадение фамилий, возможно, сыграло психологическую роль) напечатала статью, а через год и книгу «Раскрытая философия пьес Шекспира». Она считала пьесы результатом коллективного творчества, уделяя главные роли Фрэнсису Бэкону и Уолтеру Рэли. Считая, что под могильным камнем в стратфордской церкви спрятаны какие-то важные документы, Делия Бэкон попыталась отодвинуть камень и проникнуть в могилу, однако была задержана. Нарушение эпитафии, которая, возможно, и вызвала ее интерес к могиле, обернулась для Делии Бэкон суровой концовкой; она тяжело заболела и вскоре умерла в психиатрической больнице.

Тем временем Фрэнсис Бэкон надолго стал основной фигурой. В 1867 году был найден нортумберлендский манускрипт, где рядом были написаны собственное имя Бэкона и имя Уильяма Шекспира, названия шекспировских пьес, несколько строф из «Насилия над Лукрецией», латинизированное слою из «Бесплодных усилий любви». Вскоре, правда, выяснилось, что почерк на этом манускрипте совершенно не соответствует почерку Бэкона. Нашедшим пришлось утверждать, что манускрипт написан его родственником. Поскольку Фрэнсис Бэкон интересовался шифрами и посвятил им отдельное исследование, бэконианцы занялись изучением шифров — как в текстах произведений, так и в линиях типографского шрифта. Все эти «поиски» нередко доходили до откровенного фарса.

Вскоре появились и новые претенденты: Уильям Стэнли, граф Дерби (1561—1642), Эдвард де Вер, граф Оксфорд (1550—1604). Почему-то именно граф Оксфорд стал сейчас на Западе главным претендентом в Шекспиры. Однако совершенно невозможно объявить его автором тех пьес, которые были написаны после его смерти и содержат намеки на современные им события.

В книге «Человек, который был Шекспиром» (1955) американец Калвин Гоффман заявил, что Кристофер Марло вовсе не был убит 30 мая 1593 года (первым эту мысль высказал в 1895 году другой американец, адвокат Уильям Глисон Цейглер, посвятивший теории исторический роман, но только Гоффман разработал марловианскую теорию действительно масштабно). Вместо Марло погиб другой человек; сделана эта мистификация была для того, чтобы спасти его от преследований со стороны властей. По мнению Гоффмана, Марло скрывался в имении Уолсингема, под именем Уильяма Шекспира передавая актерской труппе и издателям свои сочинения. В 1956 году Гоффман предпринял раскопки склепа Уолсингемов, где рассчитывал отыскать рукописи Марло, однако, естественно, ничего не обнаружил. Выдвигалось также предположение, что Марло был связан с кругом графини Мэри Пембрук и даже с самим королем Джеймсом. Еще Делия Бэкон выдвинула предположение о коллективном авторстве. В 1920-е годы проблема коллективного авторства начала рассматриваться довольно активно (особенно школой Робертсона). Правда, к коллективному авторству многие начали привлекать других известных драматургов. Иначе поступил Гилберт Слэйтер, который в своей комически названной книге «Семь Шекспиров» (вспоминается рассказ Конанн Дойла «Шесть Наполеонов») включил в число соавторов Фрэнсиса Бэкона, графов Дерби, Оксфорда и Ратленда, Уолтера Рэли, Кристофера Марло и графиню Пембрук Из всех семерых только Марло прославился как драматург.

У нас большую популярность получила теория об авторстве графа Ратленда. Впервые эту гипотезу выдвинул в своей статье 1893 года все тот же адвокат Глисон Цейглер, вскоре перешедший на сторону Марло. Теория была поддержана американскими и немецкими учеными, однако главную роль сыграл бельгиец Селестен Демблон. Впрочем, уже сразу не обошлось без откровенных подтасовок Демблон написал, что вместе с Ратлендом в падуанском университете учились датские студенты Розенкранц и Гильденстерн, однако факсимиле или фотокопии списка студентов так и не были опубликованы. Не опубликованы они и до сих пор. Идеи Демблона развивали некоторые ученые, включая русского профессора П. Пороховщикова, который после гражданской войны эмигрировал в США. Еще в конце XIX века в принадлежащем семейству Ратлендов замке Бельвуар был обнаружен рукописный вариант песни из «Двенадцатой ночи». Пороховщиков определил, что он написан рукой Ратленда; при этом в тексте были некоторые изменения. Что же удивительного, если бывший страстным театралом Ратленд записал понравившуюся ему песню, причем записал по памяти и из-за этого сделал некоторые ошибки.

В 1924 году вышла книга Ф. Шипулинского, где в популярной форме излагались идеи Демблона; при этом Ратленду из-за его участия в заговоре Эссекса придавались черты декабриста-революционера. Ратлендианскую теорию разделял и нарком просвещения Луначарский, однако вскоре на шекспировский вопрос в СССР было наложено табу. Оно было снято лишь в 1997 году выходом книги Ильи Гилилова. Если на Западе шекспировский вопрос давно уже утратил широкий интерес и продолжает рассматриваться только незначительными «сектами», то у нас после большого перерыва он не мог не вызвать сильного интереса. Основываясь на обнаруженном только в XIX веке письме, согласно которому графиня Ратленд покончила с собой (по Национальному биографическому словарю она умерла на три года позже своего мужа), Гилилов сочинил достойную мыльной оперы историю о совместном захоронении супругов в могиле отца графини Филипа Сидни. Это, как и многое другое в его книге, представляет собой чистую фантазию, не подтвержденную никакими доказательствами. Гилилов успешно сочетает и подтасовки, и ошибки. Так, например, он называет Глисона Цейглера Глисером и перемещает адвоката из Сан-Франциско в Нью-Йорк.

Главным козырем в теории Ратленда, безусловно, является дата его смерти—1612 год. Именно тогда завершилась театральная деятельность Шекспира. Его последняя пьеса, историческая хроника «Генрих VIII», по мнению многих, была написана в соавторстве с Джоном Флетчером: легко заявить, что Флетчер завершил неоконченную пьесу Ратленда. Между тем сама смерть Ратленда является довольно сомнительной. Он был доставлен в Бельвуар почти через месяц после того, как умер в Кембридже. Тело было забальзамировано (об этом сохранился документ), однако в Бельвуаре тела так никто и не увидел. Больше того, не состоялось традиционного прощания с покойным перед похоронами. Закрытый гроб, побывав в соседней церкви, был предан земле в фамильной усыпальнице. Уже через два дня при отсутствии покойника в замке и церкви были проведены все положенные церемонии.

Гилилов уделил большое внимание тому, что в 1612 году Шекспир и Бёрбедж получили от нового графа Ратленда (брата покойного) деньги за некую «импрессу моего лорда». Это кажется ему странным, и он усматривает здесь какую-то связь с его теорией. Между тем «импресса» уже давно определена шекспироведами как эмблема для рыцарского турнира. Известно, что Бёрбедж был художником-любителем — ничего странного в такой работе нет. Шекспир же мог придумать основную идею этой эмблемы. В 1616 году Бёрбедж уже один получил деньги за такую работу. При этом он, видимо, пользовался той же идеей, которую раньше придумал Шекспир.

Дата смерти Ратленда (в том случае, если эта смерть действительно была) выглядит очень удачной для ратлендианцев, но этого никак не скажешь о дате его рождения. Согласно памфлету Роберта Грина, в 1592 году Шекспир уже был известным драматургом, автором «Генриха VI». Ратленду тогда было лишь шестнадцать лет. Гилилов специально строит композицию своей книги так, чтобы как можно сильнее затемнить вставшую проблему. При этом одна из глав противоречит другой, но именно из-за этого они расположены достаточно далеко друг от друга.

Эту проблему решила в своей теории Марина Литвинова.

Уже давно замечено, что на гравюре Дройсхута в Первом фолио лицо заменено маской, которая, впрочем, напоминает Чандосский портрет, в подлинности которого не приходится сомневаться. В начале XX века специалисты из лондонского журнала для портных определили, что одна половина кафтана показана спереди, а другая — сзади (впрочем, в обманчивости этого можно убедиться, посмотрев на портрет графа Дорсета, написанный художником И. Оливером). Однако М. Литвинова продолжает верить в «тайну кафтана» и даже утверждает, что все это она определила сама. В «тайне» Литвинова видит символ того, что произведения Шекспира написаны двумя авторами: Ратлендом и Фрэнсисом Бэконом.

По крайней мере проблема с памфлетом Грина оказывается полностью разрешенной: ранние пьесы принадлежат, оказывается, Бэкону. Правда, как и обычно, не хватает самого главного: отсутствуют доказательства.

Вообще, хороших «Шекспиров» подобрала Литвинова: карьерист и взяточник Бэкон, который, будучи сначала другом Эссекса, затем стал общественным обвинителем на его процессе и, не угомонившись даже после казни графа, выпустил брошюру, где поливал того грязью; Ратленд, который из-за импотенции (по другой версии, из-за полученного в Италии сифилиса) не мог жить со своей женой, однако ревновал ее ко всем подряд и всячески изводил этой ревностью. На процессе Эссекса Ратленд был обвиняемым, однако вел себя настолько трусливо, что его ближайший друг граф Саутгемптон после этого прекратил с ним какие-либо отношения.

Сонеты, по мнению Литвиновой, были написаны Ратлендом и посвящены его жене (за исключением некоторых, посвященных Саутгемптону). Поэтом-соперником был Джон Донн, а к своей жене Ратленд обращался даже «мой мальчик». Комментарии, как я думаю, здесь излишни.

Вышедшая в 2003 году книга под странными псевдонимами отца Козминуса и отца Мелехция, немецких монахов, которые почему-то цитируют только книги и статьи, написанные на русском языке, также называет двух авторов — уже упоминавшегося выше главного западного претендента графа Оксфорда и якобы оставшегося в живых Филипа Сидни. Эта новая теория, совмещенная также с идеями новой хронологии, похоже, является откровенной пародией. Главную ценность книги представляет собой удачная критика изысканий Гилилова.

Больше чем за полтора века шекспировский вопрос не смог предъявить в отношении хоть кого-нибудь из претендентов убедительных доказательств. Главное же, что отсутствуют доказательства, отрицающие авторство самого Шекспира. Идея основана лишь на нежелании снобов признать пайщика театральной труппы и успешного коммерсанта великим гением. Александр Аникст, справедливо называя шекспировский вопрос клеветой, упоминал, что Вольтер был богатым и прижимистым помещиком, что Гете получал от своих издателей самые высокие для того времени гонорары. По мнению Аникста, «сентиментальное представление о великих художниках не имеет ничего общего с действительностью».

Пастернак же писал: «Почему именно посредственность с таким пристрастием занята законами великого? У нее свое представление о художнике, бездеятельное, усладительное, ложное. Она начинает с допущения, что Шекспир должен быть гением в ее понимании, прилагает к нему свое мерило, и Шекспир ему не удовлетворяет»

Собственно, сторонники подлинного Шекспира, которых противники называют «стратфордианцами» (если бы у нас существовал пушкинский вопрос, сторонников авторства Пушкина надо было, вероятно, называть «михайловцами» или «болдинцами»), не обязаны приводить никаких доказательств в защиту Шекспира. Тем не менее такие доказательства есть, и их достаточно много. Все серьезно рассматриваемые претенденты, даже происходивший из той же среды городских ремесленников Марло, имели университетское образование, а в университетах уделялось повышенное внимание греческому языку (больше, чем латинскому). Между тем, исследования римских трагедий Шекспира (не имевшие, кстати, к шекспировскому вопросу никакого отношения) показали, что Плутарх в них часто цитируется просто буквально и использован был при этом английский перевод. Человек с университетским образованием не мог бы из-за опечатки в «Хрониках» Холиншеда перепутать Людовика IX с Людовиком X; зато это вполне естественно для человека с несколько поверхностной эрудицией, каким, без сомнения, был Шекспир.

Можно и дальше защищать великого писателя от интеллектуального шулерства демблонов и гилиловых. Но лучше всего положить конец этой затянувшейся и бездарной комедии, которая носит название «шекспировский вопрос».