Язык Шекспира

Во времена Шекспира английский язык (в том числе литературный) отличался сильным развитием, богатством лексики, но отсутствием жестких правил (достаточно сказать, что предлоги вполне могли не употребляться, если они противоречили ритму). Нечто подобное происходило у нас в эпоху Пушкина, но тогда обогащение языка и его грамматики было основано на галлицизмах (не только употреблении французских слов, но прежде всего калькировании французских выражений), английский же язык обогащался сам по себе и делал это даже более активно. Впрочем, имелось влияние французского, итальянского и латинского языков (именно этими языками мог владеть Шекспир, а латинским владел точно; греческий же он знал хуже).

Части речи не имели между собой четких границ. Особенно это касается глагола, в качестве которого могли употребляться существительные, прилагательные, наречия, что приводило к совершенно неожиданным построениям. Так, фраза из «Цимбелина» such stuff as madmen tongue and brain not должна буквально переводиться, как «такая речь, которую сумасшедшие язычат, а не мозгуют» («говорят, а не думают»), фраза из «Все хорошо, что хорошо кончается» Where death and hunger dogs the heels of worth — «Где смерть и голод собачат пятки достоинства» («как собаки, вплотную преследуют убегающее достоинство»).

Если в первом случае глагол вообще не отличается по написанию от существительного, во втором все-таки употреблено глагольное окончание, но это, как и в других подобных случаях, вызвано наличием двух местоимений. Такие приемы помогали Шекспиру дать длительные определения в очень сжатой форме. Неудивительно, что у Шекспира можно найти много неологизмов (согласно Оксфордскому словарю, 3200!); при этом они явно не производили на современников такого впечатления, как, допустим, неологизмы в поэзии Владимира Маяковского. Сослагательные (по форме) наклонения могли выражать желание, намерение, следствие, условие, цель. Многие союзы и предлоги имели другие значения, чем те, которые появились у них потом.