6. Игра о Марии Стюарт

Если бы в нашем распоряжении было четыреста лет и каждый год — в четыре руки! — мы бы писали по книге, рассказывающей увлекательную тайную историю последней попытки Белой Розы занять Английский престол, и то значительная часть сюжетов осталась бы не рассказанной.

Но наше время и наше пространство ограничены. Кроме того, мы ведь тоже живем в мире, выстроенном титанами Контрреформации, и более того, вынуждены поверх наших одежд надевать одежды иные, а глядя в зеркало, не всегда понимаем, подобно стеганографу Мишелю Монтеню, где наша кожа, а где наша маска.

Впрочем, ты уже догадался, уважаемый читатель, что тот, кто слабее всех, — подобно Христу — и никакого оружия кроме слова не имеет, и сам является Словом, — тот и правит миром со своих горних высот.

Поэтому, учитывая наше сложное положение, ты, уважаемый читатель, надеемся, примешь во внимание ту сдержанность, с которой мы говорим о подкладке истинных событий, о подоплеке, которая тщательно залакирована филологическими доброхотами. Никто не исполнял тщательней и последовательней — заповедь Геродота: «Там, где требуется ложь, надо смело лгать» — чем европейские интеллектуалы, объявившие себя столпами эпохи Просвещения. Мы не утверждаем, что эти столпы лгали умышленно (хотя и не исключаем этого), но если они, возгордившиеся своим Разумом с большой буквы, так кичились своими просвещенческими достижениями, достраивали здание Контрреформации, не видя его существа, — какая нам разница, если это было от неведения? Они думали, что строили храм Истины, а на самом деле они выстроили храм Лжи, то есть тюрьму истины — и до сих пор, мы думаем, над ними не устают смеяться «посвященные» на своих горних высотах...

Это небольшое вступление мы сочли необходимым предпослать следующей главе, которая так же, как и предыдущие, имеет гипотетический характер — мы извлекаем точки наших опор из трудов шекспироведов, но это пока лишь точки, — разметка будущего строения.

Мы продолжаем наше расследование, посвященное грандиозному литературному проекту «Уильям Шекспир», — откровенной попытке противостояния Контрреформации, которая, победив на поверхности, потерпела сокрушительное поражение в тайной войне. Крестоносцы истории не смогли отвоевать гроб, в котором были погребены Истина, Справедливость, Любовь.

Истина, Справедливость, Верность, Любовь, заключенные в Совершенном Творении, как в хрустальном гробу, висят на своих золотых цепях в пещере стеганографии. Заходят туда любопытствующие филологи и историки, достают свой «точный» инструментарий, ползают с лупой вокруг удивительного саркофага... Никакого вразумительного результата нет...

Почему после смерти Елизаветы сменивший ее на престоле Яков был приглашен графиней Мэри Пембрук в Уилтон? Почему Яков в июне 1612 года ездил в Бельвуар? Почему он же через десять лет вновь оказался в имении Рэтлендов?

Неужели под именем Шекспира скрывался граф Рэтленд? И когда же он успел написать все эти стихи, трагедии и комедии?

Вопросов много — ответов нуль. Нельзя же называть ответами конструкции, в которых обязательно что-то из фактов оказывается лишним?

Мы предлагаем новую версию событий, разворачивающихся вокруг Шекспировского проекта в эпоху Якова Стюарта.

Мы уже говорили о том, что по нашим предположениям Мария Стюарт не была казнена. Она была просто записана в Книгу Смерти. Только при этих условиях бывшая шотландская королева могла сохранить свою жизнь.

Кроме того, как мы видели из предыдущих событий, Елизавета была не столь кровожадна, как нарисовали нам историки скалигеровской традиции — если была возможность нейтрализовать противника бескровным способом, то она им не пренебрегала. Да что там говорить, ведь и сам Рим, Ватикан хоть и выносил приговоры о сожжении еретиков, но далеко не всегда приводил эти приговоры в исполнение. Во всяком случае, когда дело касалось особ владетельных, королевских отпрысков, махать налево и направо топором и подбрасывать в костер вязанки хвороста было весьма глупо — каждое такое дело влекло за собой целый шлейф нежелательных последствий... Ведь королевские фамилии Европы находились в таких сложных династических переплетениях, а в самой католической церкви было столько отпрысков высокопоставленных родов, делающих духовную карьеру, что слишком резкие действия могли привести к умопомрачительному всеевропейскому побоищу...

Так что Елизавета, которая просчитывала свои действия на много ходов вперед — будучи заинтересована в самосохранении и реставрации королевского статуса Белой розы — и не могла обагрить свою совесть кровью женщины-королевы — это почти очевидно.

Но где же пребывала «записанная в книгу смерти» Мария?

Мы думаем, что она пребывала там, где были ее дети. Но, скажут нам, у Марии не было детей, кроме сына Якова. Позволим себе в этом усомниться.

Общеизвестно, что она не отказывала себе в радостях любви — да и это общеизвестно, что были у нее горячие поклонники, готовые за ее счастье и благосклонность сложить голову на плахе. Более того, мы думаем, что и бежала Мария именно в Англию, а не во Францию или Италию, как раз потому, что все-таки была убеждена в миролюбии Елизаветы. Не последнюю роль в этом решении сыграло и то, что лишившись шотландской короны (вынужденная уступить права на престол малолетнему Якову), Мария Стюарт была для Елизаветы такой выгодной шахматной фигурой, которую можно было превращать в ферзя столько раз, сколько заблагорассудится, — и мы видим, что Мария дала использовать себя в этом качестве, как будто была связана по рукам и ногам. Это была наживка, на которую клевали беспрерывно в течение двадцати лет — для спецслужб весьма и весьма удобно: все «прослушки» поставлены, на всех тропках засады, ни слова не вылетает бесконтрольно... Нам говорят, что Мария Стюарт жила относительно широко — вокруг нее увивались мужчины, к ней приезжали с континента гости, она вела обширную переписку. Но выехать не могла, как будто связана... Но чем же?

Мы полагаем, что здесь, в Англии, жила внебрачная дочь Марии, родившаяся в 1561 году. И звали ее Мэри.

Как и полагается в случае появления на свет внебрачных детей, она была помещена в хорошую семью — Генри Сидни, женатого, напомним, на сестре Дадли. Вполне естественно, что внебрачных отпрысков королевской крови — будь то Филип (сын Филиппа II) или Мэри (дочь Марии Стюарт) — Дадли и Елизавета должны были держать максимально близко к себе.

Мэри, впоследствии выданная замуж за Пембрука (напомним, что сама королева Елизавета была дочерью маркизы Пембрук), как мы видим, составила достойную партию. И мать ее Мария Стюарт, несомненно, была вправе рассчитывать на великодушие Елизаветы, фактически породнившейся с ней.

Но Мэри была не единственным внебрачным ребенком Марии Стюарт. У нее еще был сын, родившийся в 1576 году. Звали этого сына Роджер, и рос он в семье Мэннерсов, со временем унаследовав титул графа Рэтленда. То есть это был внебрачный принц Стюарт.

Но, продолжая разматывать этот клубок, мы должны предположить, что ставшая женой Роджера Мэннерса Елизавета Сидни должна была также иметь в своих жилах королевскую кровь.

На поверхности истории, которую мы знаем, существует некто, воин и поэт, английский дворянин Филип Сидни, который женился на дочери главы английских спецслужб Франсис Уолсингем. Было это в 1583 году (невесте — 13 лет). У них якобы родилась дочь Елизавета Сидни.

Однако под этой внешней стороной событий есть и тайная, как мы понимаем, отблески которой сохранились в догадках и слухах, переживших века. Филип Сидни согласно этим догадкам (да и другим косвенным подтверждениям) был внебрачным сыном испанского короля Филиппа II и Елизаветы, тогда еще не являвшейся королевой. Поэтому жениться Филип на Франсис Уолсингем никак не мог — в ее жилах королевская кровь не текла. Он, Филип Сидни, вообще быстро после рождения дочери якобы умер.

Но мы уже знаем, в какой обстановке происходили события 1585—1587 годов, как в семейных делах Тюдоров (Йорков) переплетались семейные проблемы с государственными заботами, с борьбой за удержание престола, с отражением натиска контрреформационных сил — тайных и явных...

Поэтому мы утверждаем. Если Филип Сидни на ком-то и мог жениться, то это была только дочь Марии Стюарт — Мэри Сидни. Такое же внебрачное дитя как он. Внебрачный принц и внебрачная принцесса.

Но официально это нельзя было сделать не только потому, что оба имели официальный статус брата и сестры, но и потому, что их дети могли быть узаконены католической церковью (в том числе и самим Филиппом, не имеющим законного наследника мужского пола) и создать новую конфигурацию властных сил на английской и европейской сцене.

Но, видимо, «брат» и «сестра», любившие друг друга с юных лет, все-таки решились на то, чтобы «продлить свой род» (об этой просьбе — продлить свой род весьма страстно умоляли друга друга герой и героиня шекспировских сонетов). В 1585 или в начале 1586 года у Филипа Сидни и Мэри Сидни-Пембрук родилась дочь Елизавета.

Дело было обычное, понятное, семейное. Поэтому оно и не вышло за пределы круга приближенных. У Филипа родилась дочь Елизавета Сидни. Задним числом, очевидно, была ему приписана жена — и не какая-нибудь, а покорная папе, главе спецслужб, — его родная дочь Франсис. Которой папа обещал вскоре (после смерти Филипа) подыскать блестящую партию. И как мы знаем, он ей ее подыскал — юная «вдова» Филипа Сидни вышла замуж за Роберта Деверо, графа Эссекса — умницу и красавца.

Таким образом, мы пришли к выводу, что Елизавета Сидни имела родителями двух царственных особ — она была дочерью внебрачного сына короля Испании Филипа (Сидни) и дочерью внебрачной дочери Марии Стюарт (Мэри Сидни-Пембрук).

А если это так, то скажи, уважаемый читатель, станет ли теперь вызывать у тебя удивление то, что год и дата рождения Елизаветы Сидни остались покрыты мраком? Удивляет ли тебя тот факт, что крестить малышку (внучку) приехала сама королева Елизавета? Удивляет ли тебя непреходящее поклонение, восхищение и обожание, которым окружал Елизавету один из «хранителей» Шекспировского проекта Бен Джонсон? Может быть, при таком объяснении событий академические шекспироведы реже будут изобретать велосипеды? Подумать только! Делая страшные глаза, они шепотом говорят нам, что почему-то Бен Джонсон употреблял по отношению к Елизавете Сидни такие эпитеты, как «царственная», «божественная», «лучезарная» и так далее... Дескать, не случайно это, не случайно — сама Елизавета Тюдор ее и родила!

Уважаемые шекспироведы! Хотим вам напомнить, что Елизавета Тюдор родилась в 1533 году, а в 1585—1586 ей было уже за пятьдесят... В этом возрасте даже сейчас, при развитой медицине, родить детей способна одна женщина из миллиона... А тогда, в шестнадцатом столетии...

Дальнейшие комментарии излишни.

Рассмотрим, как развивались события дальше.

Нам говорят, что граф Рэтленд (внебрачный сын Марии Стюарт) в юности заболел сифилисом. Не исключено, что это было так. Женить его на ком-то из своих (Пембруков-Дадли) смысла никакого не было.

Для публичного прикрытия было сообщено, что Роджер женился на Елизавете Сидни. Однако никаких документальных подтверждений этого факта не существует. Более того, даже неизвестна точная дата (хотя бы год) бракосочетания.

Мы думаем, его просто и не было. В таком случае уже не вызывает изумления, которым так любят удушать нас шекспироведы, тот факт, что граф Рэтленд не упомянул в своем завещании жену. Ничего ей не оставил.

Кроме того, выдумав высоко одухотворенную платоническую любовь четы Рэтлендов (якобы в сжатые сроки сотворивших шекспировский канон), академические исследователи никак не могут взять в толк, а почему же Елизавета Сидни так много времени проводила со своей «теткой» Мэри Сидни-Пембрук... А в 1605—1610 годах, за два года до совместной смерти, проживала большей частью где-то в другом месте — как обтекаемо пишут шекспироведы — «в других имениях». Да она просто жила со своей мамой!

Склонные к мистическим историям, любящие придумывать «исторические страшилки» о том, что верная жена не смогла вынести смерти мужа и быстренько отравилась, шекспироведы уверяют нас, что эта «таинственная пара» была не от мира сего. Супруги сговаривались о самоубийстве, причем отравившаяся жена оказывалась не в могиле любимого мужа, а в могиле отца... К тому же, несмотря на суицид, погребалась в соборе в центре Лондона, а не за оградой...

Ничего этого, конечно, не было, уважаемый читатель.

Просто своим ходом шло семейное дело Тюдоров (Йорков)—Стюартов. Заболел сын Марии Стюарт Роджер, не мог обзавестись настоящей женой, пришлось, чтобы по-родственному за ним ухаживать, отправить туда его племянницу Елизавету. Но как могла посторонняя девушка жить в одном доме со взрослым чужим мужчиной? Только при одном условии если любопытным было сказано, что она его жена. Причем любопытствующие своими глазами видели, что брак этот был необычный, «платонический».

Еще бы! Дядя-сифилитик не мог же, разумеется, злоупотреблять добротой племянницы и заманивать ее в постель... Оттуда ей, действительно, дорога была бы только в могилу...

Когда здоровье Рэтленда становилось получше, естественно, племянница Елизавета отъезжала к «тетушке» Мэри или «в другие имения». Вот и вся разгадка этой тайны.

Посмотри, уважаемый читатель, как такое решение сочетается с последующими фактами.

В 1603 году умерла Елизавета Английская, и на трон взошел Яков Стюарт, женатый на датской принцессе.

Когда настала пора ехать на крестины к датским родственникам, кого туда отправил король Яков? Понятное дело, своего собственного младшего брата и племянницу (в которой текла кровь испанского короля и шотландской королевы). И не надо шекспироведам в очередной раз удивляться тому, что миссию возглавил какой-то Рэтленд, безвестное «дитя государства». Крестины — дело семейное. Думается, датским властителям тоже хотелось познакомиться с новыми родственниками.

Исчезает повод удивляться и тому, что графиня Мэри Сидни-Пембрук в письме, отправленном сыну в Лондон, приглашала в гости короля Якова, который только что прибыл из Шотландии. Это было семейное дело! Она приглашала в гости младшего брата, приглашение передавал племянник. А то, что она при этом интригующе замечала «здесь человек Шекспир», говорит о том, что проект «Уильям Шекспир» был как раз литературным выражением этого семейного дела.

Приезжал новый король и в Бельвуар — имение Рэтлендов. И это, видимо, в то время мало кого удивило, — во всяком случае, ни в дневниках, ни в переписке не отыскалось следов всеобщего английского недоумения. А, дескать, что это делал в Бельвуаре король Яков? Те, кто знал о визите, прекрасно понимали, что король Яков навестил своих родственников — своего младшего больного брата и свою племянницу.

Что ж тогда удивляться, что король Яков приехал в Бельвуар после похорон графа Рэтленда? Ведь это был его брат, пусть и внебрачный! И визит туда же через десять лет мог иметь вполне реалистические объяснения.

Если же в 1612 году Роджер Рэтленд не умер, а только был «записан в Книгу Смерти», чтобы освободить от псевдосупружеских уз племянницу Елизавету, то понятно, что формально Яков должен был для убедительности побывать в Бельвуаре. А вот умереть по-настоящему Роджер мог, действительно, через десять лет. И тогда уж был похоронен в фамильном склепе и на этой церемонии Яков побывал уже всерьез.

Более внятно выглядит и немотивированное исчезновение с горизонта английской жизни Елизаветы Сидни-Рэтленд в 1612 году. Романтические головы той поры выдумали историю об отравлении Елизаветы и захоронении ее в могиле отца (?), но на самом деле мы должны иметь в виду, что вся эта комбинация могла быть продумана и проделана с одной-единственной целью. Елизавете Сидни-Рэтленд как особе королевской крови усилиями короля Якова была просто найдена подходящая партия. Ей было 27 лет! И мы уверены, что обожающий и боготворящий Елизавету Сидни Бен Джонсон знал имя того, кто составил ее счастье. Бен Джонсон даже знал, что это был «храбрый» друг... Бен Джонсон вообще слишком много знал и, как мы помним, в своем «Фолио-16» дал нам понять, что его «божественная» Елизавета жива...