Глава 10. Прочая оснастка

Автор Пьес был оснащён, богаче любого представителя своего времени, мудростью, эрудицией, воображением, вместительностью ума, изяществом и выразительностью. Все говорят об этом, сомневающихся нет. Кроме того, он обладал юмором, причём в избытке и вечно вырывающимся наружу. Мы же не обладаем никакими доказательствами того, что Шекспир из Стратфорда был наделён хотя бы частью этой одарённости или хотя бы одним из перечисленных качеств. Единственные строки, которые он когда-либо написал, насколько нам известно, по большей части их лишены — лишены их всех.

Мой друг, молю тебя, постой!
Не трогай тлен под сей плитой!
Будь счастлив, камни пощадивший,
И проклят, прах пошевеливший.

Бэн Джонсон говорит о Бэконе как об ораторе:

«Язык его, когда он мог сэкономить и обойтись жестом, был возвышенно строгим. Никто не изъяснялся более чётко, более сжато, более весомо, с меньшей пустотой и праздностью в выражениях. Каждая часть его речи обладала собственным изяществом... слушающие его боялись лишь того, как бы он вдруг не перестал говорить».

Из Маколэя:

«Он продолжал выделяться в Парламенте, особенно за счёт своих усилий в пользу одной превосходной меры, которая владела сердцем короля: объединения Англии и Шотландии. Для подобного интеллекта не составляло труда найти множество неотразимых аргументов в пользу данного проекта. В палате казначейства он провел прекрасное дело Post Nati¹, и решение судей — решение, законность которого может стоять под вопросом, но благотворное влияние которого нельзя не признать — было во многом определено его умелым действиям».

И ещё:

«Будучи активно вовлечён в работу Палаты общин и судов, он всё же находил время для писем и философии. Замечательный трактат на тему "Прогресса учёности", который впоследствии был расширен до "De Augmentis", появился в 1605 году».

«Мудрость древних», труд, который, окажись его автором любой другой писатель, сочли бы шедевром остроумия и эрудиции, был напечатан в 1609 году.

Тем временем медленно продвигалась работа над «Novum Organum». Нескольким выдающимся экспертам было позволено увидеть части этого исключительного труда, и они отозвались о нём с восторгом перед гениальностью автора.

Даже сэр Томас Бодли², внимательно прочитав «Cogitata et Visa», ценнейший из разрозненных листков, из которых впоследствии сложился огромный пророческий том, признал, что «во всех предположениях и фабулах этой книги Бэкон показал себя мастером своего дела» и что «этого нельзя отрицать, но весь трактат изобилует отборными метафорами, отражающими нынешнее состояние учёности, и подобающими размышлениями о средствах её достижения».

В 1612 появилось новое издание «Эссе» с дополнениями, превосходящими оригинальный сборник объёмом и качеством.

Занятия эти не отвлекли внимания Бэкона от работы самой трудоёмкой, блистательной и полезной, результатов в которой можно было добиться лишь при его недюжинных силах, работы по «восстановлению и перекомпилированию», как он сам выразился, «законов Англии».

Служба во взыскательных и утомительных должностях генерального прокурора и генерального стряпчего утолила бы голод любого человека в работе, однако Бэкон для удовлетворения собственных аппетитов был вынужден добавить к только что описанному огромные литературные усилия. Он родился трудягой.

Силы, которые он отдал литературе на протяжении последних пяти лет своей жизни, постоянно терзаясь раздражениями, увеличивают сожаление, с которым мы думаем о тех многих годах, которые он растратил, если воспользоваться словами сэра Томаса Бодли, «на предметы, недостойные такого студента».

Он начал сборник законов Англии, историю Англии при принцах дома Тюдоров, основную часть национальной истории, философский роман. Он сделал пространные и важные дополнения к «Эссе». Опубликовал бесценный «Treatise De Argumentis Scientiarum».

Удалось ли этим подвигам Геркулеса заполнить его свободное время и утолить жажду работы? Не совсем:

Пустяки, которыми он развлекался в часы боли и апатии, носили отпечаток его мысли. «Лучшие анекдоты мира» — вот что надиктовывал он по памяти, не сверяясь ни с какими книгами, в день, когда болезнь лишила его возможности серьёзных занятий.

Ниже несколько разрозненных замечаний (из Маколэя), которые проливают свет на личность Бэкона и как будто намекают — а может и демонстрируют, — что он был компетентен написать Пьесы и Стихотворения:

«При величайшей скрупулёзности наблюдений он обладал такой широтой кругозора, которой не удостаивался ни один человек».

«"Эссе" изобилуют доказательствами того, что ни одна черта характера, ни одна особенность убранства дома, сада или бала-маскарада не могла ускользнуть от того, чей ум был в состоянии охватить всю полноту мирового знания».

«Его понимание напоминало палатку, которую волшебница Парибану подарила принцу Ахмеду: сложи её — и она покажется игрушкой в женской ручке; поставь её — и целые армии могущественных султанов смогут укрыться под её сенью».

«Знание, в котором Бэкон превзошёл всех современников, было знанием взаимодействия всех знаний».

«В письме, написанном в возрасте тридцати одного года дяде, лорду Бёрли, он сказал: "Я собрал всё знание в свою епархию"».

«Хотя Бэкон не вооружил свою философию логикой, он щедро украсил её богатейшим убранством риторики».

«Практичность была сильным качеством Бэкона, но не настолько, как его остроумие, такое мощное, что подчас занимало место рассудка и становилось тираном этого человека».

В Пьесах слишком много тому примеров. Бедный умирающий Джон Гонт³, бросающийся второсортными каламбурами по поводу собственного имени, жалкое тому подтверждение. «Мы можем предположить», что виной тому Бэкон, однако груз вины должен нести стратфордский Шекспир.

Ни одно воображение не было настолько сильным и порабощенным одновременно. Оно замирало при первом же появлении здравой мысли.

По сути, большая часть жизни Бэкона прошла в мире фантазий — среди вещей не менее странных, чем те, что описаны в «Сказках 1001 ночи»... среди зданий более роскошных, нежели дворец Аладдина, среди фонтанов, более чудесных, нежели золотые воды Паризады⁴, среди средств передвижения более быстрых, нежели гиппогриф Руджеро⁵, среди оружия более грозного, нежели копьё Астольфо⁶, лекарств более действенных, нежели бальзам Фьерабраса⁷. Однако в его изумительных мечтаниях не было ничего дикого — ничего, кроме того, что позволял трезвый рассудок.

Лучшим произведением Бэкона является первая книга «Novum Organum»... Она вся сверкает остроумием, но лишь таким, которое служит исключительно тому, чтобы иллюстрировать и украшать истину. Ни одна книга не производила подобной революции в образе мышления, не опрокидывала такое количество предрассудков и не вводила в обиход такое разнообразие новых мнений.

Но то, чем мы восхищаемся превыше остального, так это громадными способностями ума, который без труда вбирает в себя все области науки — прошлого, настоящего и будущего, все ошибки за две тысячи лет, все обнадеживающие признаки проходящего, все ярчайшие надежды века грядущего.

Он обладал чудесным талантом упаковывать мысль компактно и подавать доступно.

Одно лишь красноречие вознесло бы его к вершинам литературы.

Очевидно, что он был наделён всеми без остатка умственными способностями и всеми навыками, в таком обилии обнаруживаемыми в Пьесах и Стихотворения, причём в гораздо большей степени и объёме, нежели любой другой человек как его времени, так и времени предшествующего. Он был несравненным гением и чудом. Он был один такой; планета не могла родить такую двойню, не в один век. Он мог написать любое из того, что составляет собрание Пьес и Стихотворений. Он мог бы написать это:

Дворцов и башен в небо устремлённость,
Величье храмов и самой Земли,
Да, это всё наследие растает
Подобно блеску показных торжеств
И канет без следа. Вот так и мы,
Мечтаньями слагаем наши жизни,
Что обернутся сном⁸.

Он мог бы написать и это, однако воздержался:

Мой друг, молю тебя, постой!
Не трогай тлен под сей плитой!
Будь счастлив, камни пощадивший,
И проклят, прах пошевеливший.

Когда мы читаем возвышенные строки насчёт «устремлённости башен», не стоит сразу же заедать их «милым другом», поскольку переход от великой поэзии к бедной прозе покажется нам слишком резким. Мы будем шокированы. Трудно вообразить, сколь банален и непоэтичен гравий, пока не наткнёшься на него зубами в пироге.

Примечания

1. Post Nati (лат. «рождённый после») — случаи, когда ребёнок, рождённый в Шотландии после объединения корон в 1603 году, считался подданным Англии. Впоследствии подобный принцип был взят на вооружение судами США.

2. Сэр Томас Бодли (1545—1613) — английский дипломат и учёный.

3. Джон Гонт (Гентский), 1-й герцог Ланкастер, (1340—1399) — основатель дома Ланкастеров, к которому принадлежали короли Генрихи с 4-го по 6-й. Представлен главным положительным персонажем пьесы «Ричард II».

4. Героиня арабских сказок.

5. Персонаж итальянкой романтической поэма «Влюблённый Орландо».

6. Сказочный персонаж, паладин при Карле Великом.

7. Сарацинский великан и персонаж французских «песен о деяниях».

8. Марк Твен не совсем точно цитирует надпись на надгробном памятнике, установленном Уголке поэтов в Вестминстерском аббатстве в честь Шейкспира. Цитата его более пространна, чем текст, уместившийся на свитке в руке поэта.