От автора

Вероятно — а, скорее всего, наверняка, — заглавие вызовет у читателя скептическую усмешку. И действительно, как можно говорить о том, что мы не читали самое известное произведение в мировой литературе? Разве не о нем написаны тысячи книг и статей, разве не по нему чуть ли не с лупой ювелира прошлись все литературоведы мира, и разве можно назвать обделенным русскоязычного читателя, если в его распоряжении два десятка полных переводов этой пьесы (М. Лозинский, Б. Пастернак, А. Кронеберг, великий князь Константин Романов, А. Радлова и др.)?

Но среднему читателю, прошедшему Шекспира (или мимо него) в школе, не известно многое. Скорее всего, он, этот средний читатель, не знает, что целый ряд больших писателей (в этом ряду Лев Толстой и Томас Элиот) не считали «Гамлета» полноценным художественным произведением, отмечая композиционную невыстроенность, странную (по меньшей мере) прорисовку образов, временные противоречия и многие другие недостатки, не позволяющие видеть в пьесе образец литературного творчества даже для того времени. Впрочем, чтобы заметить странности «Гамлета» не нужно быть Толстым — достаточно элементарной внимательности.

Несколько лет назад, перечитав «Гамлета» не по принуждению, а из интереса, я обнаружил, что эта пьеса не просто произведение искусства. Даже по тем немногим отрывкам, которые я мог соотнести с известными мне историческими событиями, можно было сделать вывод, что передо мной — не совсем обычное литературное произведение. Перевод Лозинского считается самым точным, и, что особенно важно, он эквилинеарен (в нем соблюдено количество строк). Лозинского упрекают как раз за его копирование оригинала, что в среде переводчиков художественной литературы считается дурным тоном. Но как раз этот «недостаток» помог мне при прочтении. Множество темных мест, намеки, аллюзии, оставшиеся в тексте даже при таком добросовестном, «техническом» переводе, давали понять, что сама пьеса — лишь приоткрытая дверца, ведущая в главное хранилище Тайны. Потом уже, прочитав несколько книг о Шекспире, и проверяя гипотезы их авторов по тексту Лозинского, я вынужден был обратиться к английскому оригиналу. Только тогда, копаясь в словарях, и обнаруживая, что даже перевод Лозинского более чем поверхностен, я понял, — нужен новый перевод «Гамлета» (и всего шекспировского наследия) — и перевод этот должен быть в первую очередь научным, а потом уже художественным. Требуется составление огромного глоссария, вскрывающего весь объем информации, заложенный автором в свои произведения.

Нужно помнить, что во времена Шекспира процветало искусство стеганографии — умение скрывать в обычном тексте или рисунке сообщения, не предназначенные для глаз рядового читателя. Говоря современным языком, творцы прятали под файлом-крышей файл-сообщение, ради которого и создавалось произведение. Так вот, даже поверхностный взгляд на страницы первых английских изданий «Гамлета» (которые сегодня любой желающий может найти в Интернете) говорит о том, что послание Шекспира не прочитано в полном объеме до сих пор.

Конечно, я не ставил перед собой целью расшифровать все то, что Великий Бард пожелал скрыть. Это неподъемная задача для дилетанта, очень средне владеющего английским языком, ниже среднего знающего английскую литературу, почти не ориентирующегося в истории елизаветинской Англии. Но она вполне по силам профессионалам, в арсенале которых есть все необходимое — остается прибавить к этому интерес и готовность искать неожиданное там, где, как принято думать, все давно открыто. Я же хочу предложить любознательному и азартному читателю игру — испытать всего одну пьесу г-на Шекспира на емкость, и убедиться, что смысловой объем этого творения стремится к бесконечности. Это заявление — не банальность в духе «психологического» подхода, а слово «бесконечность» — не комплимент Шекспиру. Мы всего лишь констатируем наше бессилие перед бездной времени и нашего незнания, разделяющих нас и истинные цели автора.