V. Страстный пастух и унылый поэт

В добавление к чужим находкам и выводам относительно «жизни после смерти» Марло, хочется сделать и свои небольшие наблюдения. Вспомним Грустного (или унылого) пастуха-поэта из пьесы Бена Джонсона. Кто же он, этот Eglamour, тоскующий по своей древесной нимфе Earine? Может быть, есть убедительные, документально подтвержденные свидетельства о реальном прототипе нашего плачущего пастуха — я ими не обладаю. Имя Eglamour нам не помощник — его можно прочитать как E (ex)-glamour — бывшее очарование; можно с натяжкой как Eagle amour — любовь орла — и последнее отправляет нас к мифу о Юпитере, который, приняв облик орла, украл своего любимца, мальчика Ганимеда, ставшего виночерпием при царе богов. У Марло есть поэмка «Юпитер и Ганимед», но это похоже на обыкновенное совпадение. Зайдем с другой стороны.

Пересмешник Джонсон, откровенно конкурировавший с «Шекспиром», выставил Игламура в довольно идиотском виде. Унылый пастух, зовущий свою возлюбленную — откуда мог взяться этот образ? Вполне возможно, что Джонсон оттолкнулся от известного стихотворения Марло, которое называлось The Passionate Shepherd to His Love (Страстный пастух к его возлюбленной). На это указывает и строка из пролога джонсоновской пьесы: «...in one Man As much of sadnesse showne, as Passion can» (...в одном человеке показано так много уныния, как это может страсть). Нельзя не заметить, что Джонсон довольно искусственно соединил в одной строке слова-антиподы — уныние и страсть.

Приведем это стихотворение Марло:

COME live with me and be my love,
And we will all the pleasures prove
That valleys, groves, hills, and fields,
Woods or steepy mountain yields.
And we will sit upon the rocks,
Seeing the shepherds feed their flocks,
By shallow rivers to whose falls
Melodious birds sing madrigals.
And I will make thee beds of roses
And a thousand fragrant posies,
A cap of flowers, and a kirtle
Embroidered all with leaves of myrtle;
A gown made of the finest wool
Which from our pretty lambs we pull;
Fair lined slippers for the cold,
With buckles of the purest gold;
A belt of straw and ivy buds,
With coral clasps and amber studs:
And if these pleasures may thee move,
Come live with me and be my love.
The shepherds' swains shall dance and sing
For thy delight each May morning:
If these delights thy mind may move,
Then live with me and be my love,

Вот подстрочный перевод (напомню — наши задачи далеко не поэтические):

Живи со мной и будь моей любовью,
И мы все удовольствия испытаем,
Которые долины, рощи, холмы, и поля,
Леса или крутые горы приносят.
И мы будем сидеть на камнях,
Наблюдая, как пастухи питают/пасут их стада,
Возле мелких рек, к которым спускаются
Мелодичные птицы петь мадригалы.
И я буду делать тебе постели из роз
И тысяч ароматных букетов,
Шляпку из цветов, и платье
Все расшитое листьями мирта;
Платье, сделанное из самой прекрасной шерсти,
Которую от наших симпатичных ягнят мы получим;
Прекрасные на подкладке туфли для холода,
С застежками самого чистого золота;
Пояс из соломы и цветков плюща,
С коралловыми пряжками и янтарными запонками:
И если эти удовольствия могут тебя подвигнуть,
Живи со мной и будь моей любовью.
Пастухи-обожатели будут танцевать и петь
Для твоего развлечения каждое майское/весеннее утро:
Если эти удовольствия твой разум могут подвигнуть,
Тогда живи со мной и будь моей любовью.

Честно говоря, я привел это стихотворение не в доказательство того, что Унылый пастух Игламур есть Страстный поэт Марло. Этого доказать невозможно — остается лишь гадать на сравнениях. Хочется вспомнить о «переписке» двух поэтов — Марло и Рэли. Одно послание — от Марло — мы только что прочитали. Второе послание — от Рэли своему «мертвому» другу Марло — появилось спустя 7 лет после смерти Марло, в 1600 году. Это стихотворение называлось The Nymph’s Reply to the Shepherd (Ответ нимфы Пастуху). Его современный вариант, подчищенный и подправленный редакторами-доброхотами приводить нет смысла, потому что после исправлений, в этом послании не осталось того смысла, который хотел передать его автор. Приведем текст Уолтера Рэли без поздних правок, но с небольшими сокращениями:

IF all the world and love were young,
And truth in every shepherd's tongue,
These pretty pleasures might me move
To live with thee and be thy love.
<...>
A honey tongue, a heart of gall,
Is fancy's spring, but sorrow's fall,
Thy gowns, thy shoes, thy beds of roses,
Thy cap, thy kirtle, and thy posies
Soon break, soon wither, soon forgotten —
In folly ripe, in reason rotten.
Thy belt of straw and ivy buds,
Thy coral claps and somber studs,
All these in me no means can move
To come to thee and be thy love.
But could youth last and love still breed,
Had joys no date nor age no need,
Then these delights my mind might move
To live with thee and be thy love.

Вот как приблизительно звучит ответ нимфы пастуху по-русски:

Если бы весь мир и любовь были молоды,
И правда в языке каждого пастуха/поэта,
Эти симпатичные удовольствия могли бы меня подвигнуть
Жить с тобой и быть твоей любовью.
<...>
Медовый язык, желчное сердце,
Есть воображение весны, но страдание осени,
Твое платье, твои ботинки, твои постели роз,
Твоя шляпа, твой сюртук, и твои букеты
Скоро разорвутся, скоро обветшают, скоро забудутся —
В грешной зрелости, в причине гниения.
Твой пояс из соломы и цветов плюща,
Твой коралловый триппер и мрачная/темная сыпь,
Все это не способствует тому, чтобы
Прийти к тебе и быть твоей любовью.
Но может молодость кончится, и любовь еще возродится,
Радуясь тому, что не нуждается ни во времени, ни в возрасте,
Тогда эти удовольствия мой разум могли бы подвигнуть
Жить с тобой и быть твоей любовью.

В этих строках (выделены мною курсивом) Рэли не скрывает раздражения и язвительно переиначивает слова Марло — clasps (пряжки) на claps (хлопать, триппер), amber (янтарный) на somber (темный, мрачный) — именно эти слова современные редакторы, не решившись трактовать их в тех значениях, которые имел в виду Рэли, вернули к написанию Марло. В данном исследовании такой пуританизм явно лишний: выносить моральные оценки не является нашей целью. В те бедные на медикаменты времена болезни Венеры были непременными спутниками не только поэтов и художников, но и королей. Перекличка двух стихотворений показывает также, что дружеские отношения Рэли и Марло явно испортились к 1600-му году. Вероятно, они были уже в разных лагерях. Рэли был еще близок к Сэсилу, Марло же работал у Бэконов, в разведке Эссекса (что не исключает его сотрудничества и с прежним хозяином).

В том же 1600 году издатель Томас Торп (тот, кто в 1609 году представит читателю Сонеты Шекспира) выпускает перевод Марло первой книги «Фарсалия» Лукана. В посвящении Торп обращается к издателю Эдварду Блаунту:

Blount: I purpose to be blunt with you, and out of my dulnesse to encounter you with a Dedication in the memory of that pure Elementall wit Christopher Marlow; whose ghoast or Genius is to be seene walke the Churchyard in (at the least) three or foure sheets.
(Блаунт: я намерен быть тупым/прямолинейным с Вами, и с этой моей тупостью/прямолинейностью сталкиваю Вас с Посвящением памяти того чистого природного ума Кристофера Марло, чей призрак или Гений/дух виден прогуливающимся на Кладбище в (по-меньшей мере) трех или четырех саванах).

Конечно, здесь нет прямого указания на то, что Марло жив. Речь идет о том, что произведения Марло (похороненного на кладбище св. Николая) продаются на кладбище св. Павла, где тогда собирались книготорговцы (sheet означает помимо савана еще и лист, страница). Однако, книга, это не ежедневная газета, в которой нужно печатать подобные сообщения о продажах на сегодняшний день. А слово sheet может использоваться и в значении репутация, натура — и тогда посвящение выглядит как сообщение о живом Марло, который имеет, по меньшей мере, три или четыре биографии. Кстати, выделенные курсивом слова образуют связное предложение: Посвящение Кристоферу Марло, Гению Кладбища. Что бы это значило?