8. «Известная книга не может сменить своего хозяина»

Вы, уважаемые читатели, вероятно, помните, что именно такой эпиграф был помещен на одном из экземпляров честеровского сборника «Жертва любви», датированном 1601 годом.

Или, как многозначительно трактуют специалисты, «известная книга не должна разболтать имя своего господина». Эпиграф из Марциала.

Смысл эпиграфа исследователям до конца не ясен, но очевидно, что он также намекает на некую секретность. Высказывается лежащее на поверхности соображение о том, что книга, дескать, не должна назвать имя подлинного героя, скрытого за именами Феникса и Голубя и оставившего Совершенное творение. Так она и не называет! И делает все, чтобы назвать его было определенно невозможно. Нет ли другой трактовки эпиграфа? Вот одно из предположений.

Может быть, речь идет о том, что ограниченный тираж незарегистрированной и оснащенной фальшивыми датами книги не должен был уходить за пределы узкого круга посвященных? Экземпляров было столько, сколько посвященных. И тот, кому попадала книга в руки, не должен был ее ни дарить кому-нибудь, ни показывать посторонним, ни писать о ней в письмах и дневниках.

И если придерживаться такой трактовки, то становится более понятным все дальнейшее, связанное с честеровской книгой.

Во-первых, действительно, не найдено никаких письменных свидетельств современников об этом издании, а следовательно, и о смерти двух величайших людей, создавших в духовном союзе Совершенное Творение. В семнадцатом веке никто о честеровском сборнике не вспоминал и тем более его не изучал. Таинственные Феникс и Голубь еще при жизни людей, общавшихся с Шакспером, — актеров, поэтов, придворных — продолжали пребывать в полнейшем забвении. Люди, скрывшиеся за псевдонимом Хор Поэтов, более никогда нигде и ни разу не упомянули о Фениксе и Голубе. Молчали о них Чапмен, Марстон, Честер (последний умер в 1640 году).

Как мы говорили, в год смерти актера Шакспера Бен Джонсон выпустил свое «Фолио-1616», в котором были два первых подредактированных стихотворения из сборника.

В 1640 году некто Джон Бенсон(?) издал поэтические произведения Шекспира, куда включил и анонимную поэму о Фениксе и Голубе из сборника «Жертва любви», — впрочем, без отсылки к источнику (то есть опять без упоминания о существовании вообще книги с фальшивыми датами). Примечательно, что поэма помешена перед элегиями на смерть Шекспира.

Последующие 70 лет безымянная поэма никого не интересовала — она вновь появилась в собрании шекспировской поэзии только в 1710 году! Тогда еще, возможно, издатель Гилдон кое-что знал о «таинственном союзе, породившем Совершенное творение».

Однако последующие издатели уже, видимо, смысл происходившего утеряли, в 1780 году один из первых энтузиастов изучения Шекспира Эдмон Мэлон в своем издании почему-то напечатал поэму как двадцатое стихотворение из «Страстного пилигрима», и в этом качестве она публиковалась не только в восемнадцатом, но и в девятнадцатом веках. Серьезные комментарии к поэме отсутствовали, не было и попыток понять ее смысл.

Первые сообщения о книге Честера, из которой была извлечена анонимная поэма о Фениксе и Голубе, были опубликованы только в 1865 году! То есть спустя двести пятьдесят лет! Заметки принадлежали перу Д. Холлиуэла. Шекспироведы тогда еще почти ничего не знали о Шекспире и круге его общения, поэтому закономерно предположили, что Честер был... интимным другом Барда... Ибо ни в каких других коллективных проектах елизаветинско-якобианского периода Шекспир не участвовал, а Роберту Честеру отдал стихи, не устоял перед чарами друга... Впрочем, и о самом Честере тогда ничего не было известно.

Вскоре после этого в 1878 году сборник Честера был переиздан небольшим тиражом с комментарием известного текстолога А. Гроссарта. При этом замечательный ученый начал подправлять и редактировать переиздание. Так, он ввел дополнительную пагинацию, а также водрузил на репродукцию шмуцтитула вместо эмблемы печатника Р. Филда эмблему трагической маски. Может быть, так ему казалось красивее и значительнее? Тем не менее до сих пор другого переиздания честеровского сборника нет.

Именно Гроссарт идентифицировал личность Джона Солсбери! Того самого, к кому помещено обращение на титуле, и стихотворное посвящение которому есть во второй части сборника.

Таким образом, два с половиной столетия (после даты официальной смерти Шакспера) образовали колоссальную историческую пропасть, преодолеть которую, как мы видим, невозможно до сих пор.

Что изменилось со времен Шекспира до времен Гроссарта?

Во-первых, колоссально изменилась карта мира. Во-вторых, уровень знаний и система образования. Вымерли и рассеялись по миру аристократические фамилии (роды), в архивах которых могли сохраняться документы... Прошумели пожары, обрушились стены, многое отсырело и сгнило, было съедено плесенью и мышами, истлело естественным образом... Изменились отношения науки и религии — ведь в шекспировское время и еще довольно долго после него светской науки по существу не было — и Декарт, и Паскаль работали в рамках религиозных образовательных учреждений!

Изменились обстоятельства, в которых существовали люди, изменилась система координат, в которой мыслили себя люди... Многое из жизни ушло, на его место явилось не бывшее прежде, что нам теперь кажется вечно существовавшим... Пали европейские монархии, затем кое-где возродились... Взаимозависимость европейских стран в девятнадцатом веке строилась уже не по тем силовым линиям, по каким строилась в конце шестнадцатого... Изменился способ мышления, на смену старым мотивировкам пришли доселе неизведанные... Новые поколения, и тем более нынешние, плохо представляют себе, как мыслили образованные люди шекспировской эпохи. В каких категориях? Даже пытливые исследователи, имея в голове современную «сетку» представлений о минувшем, при наложении на коллизии и судьбы людей XVI—XVII веков, не могут объяснить получаемый результат. Тем более что коллизии и судьбы людей четырехсотлетней давности, как мы убеждаемся и по Честеру, и по Шекспиру, преподносились читателям не в голом, беспримесном, чистом виде — они почему-то погружены в смысловую тайнопись, причем умышленно.

Однако причины такого умысла остаются для нас за семью печатями. Особенно удручает «неболтливость» шекспировских современников — умели же они десятилетиями и до самой смерти держать рот на замке! Ни в письмах не проговорились, ни внукам жизнеописаний не оставили, ни в завещаниях ни словом не обмолвились...

Подумать только — почти четыреста лет прошло со смерти Шакспера! Более ста лет легионы исследователей копают и копают во всех направлениях глубоко погруженный пласт! Немало добыто свидетельств и фактических данных! Проглочены тонны архивной пыли! Перелопачены монбланы бумаг в государственных и частных архивах!

Проанализированы портреты современников шекспировской эпохи! Жизнь заурядного актера Шакспера реконструирована со всевозможным тщанием! В самих шекспировских текстах выявлены использованные источники, цитаты сверены и найдены ошибки. В дополнение к исследователям академического плана внушительный отряд энтузиастов пытался читать шекспировские тексты с помощью всех мыслимых и немыслимых шифров. А дилетанты, профаны, одинокие следопыты, к которым мы самокритично относим и себя! Где же результат?

Результата нет. Загадка Шекспира не разгадана. Его произведения во многом остаются «темными».

Что все это значит? Только одно — не восстановлен язык смыслов, которыми оперировали Шекспир и его современники.

Не ясно до конца, что именно скрывали в текстах, подписанных именем Уильяма Шекспира, таинственные Феникс и Голубь? Почему тайна была столь всеобъемлющей и глубокой? Какие причины ее вызывали?

Знакомясь с работами шекспироведов, мы с удивлением обнаружили поголовное стремление ограничиться простыми и легковесными толкованиями — в лучшем случае, а в худшем — стремление закрыть вообще глаза на то, что толкованию не поддается. В принципе, если говорить о тайне Шекспира, то все разнообразие мнений сводится к нескольким простейшим аксиомам.

Первая — Шекспир был Гильельмом Шакспером, а непонятные места в его текстах — это результат того, что печатались они с «актерских», театральных списков, уже испорченных исполнителями, перепутанных, с утратами, с искаженными словами и строками... Это очень удобная позиция, поскольку позволяет относительно комфортно топтаться на освоенном поле, иногда внося дополнительно штришок-другой к устоявшейся в умах картине.

Вторая — Шекспир не был Шакспером. За этим именем скрывался какой-то чудак-аристократ, маниакально приверженный игре в таинственность. И каким-то чудодейственным образом заставивший «уважать» свою манию всех остальных — родных, знакомых, детей, издателей, почитателей... Подумать только — если за именем Шекспира скрылся граф Рэтленд, сколько людей его времени лишили себя возможности — даже на старости лет! — похвастаться перед внуками: а я знал самого Рэтленда! Ну, того самого, который был Шекспиром! И ни один смышленый издатель или печатник, предвидя выгодное вложение капитала от будущей продажи шекспировских рукописей, не припрятал ни листочка, исписанного рукой Барда, ведь пишущих машинок тогда не было! Не передал ни одного письма, ни одной записки сыну-наследнику с наказом: беречь как зеницу ока! Вон ведь как восхваляют товарищи! Гений! А рукопись гения — как слиток золота!

Третья аксиома — самая редкая — по понятным причинам объясняет «железную» таинственность не игрой-причудой богатого барина, а вполне объективными обстоятельствами — дескать, сама королева писала, а ей не к лицу виршеплетство, а невоздержанным на язык могла и голову отрубить. Или — писал какой-то аристократ, тайный католик, а это тоже в шекспировское время в протестантской стране грозило большими неприятностями. Ну как в СССР диссидентам, умышляющим против официальной идеологии... Слабость этих взаимоисключающих по религиозным соображениям версий также очевидна. У королевы просто не было столь обширного досуга, чтобы создавать Совершенное творение. А что касается тайных католиков — то ведь как раз явно выраженных религиозных пристрастий в этом Совершенном творении и не найдено! Автор сонетов, поэм, комедий и трагедий — скорее человек нерелигиозный... Не говоря уже о том, что не тайный, а объявивший себя явным католиком Бен Джонсон спокойно выпускал свои пьесы под собственным именем.

Убожество фантазии шекспироведов, вызванное, конечно же, слабым знанием исторической обстановки рубежа XVI—XVII веков — если не сказать больше — выразилось в полной мере и в работе над честеровским сборником. Что же вычитали исследователи из удивительной книги?

Только одно удивительно плоское убеждение — была некая супружеская пара, состоящая в официальном браке, но из-за каких-то физиологических особенностей Голубя ограничившая любовь лишь платонической сферой. Что же могли произвести на свет мужчина и женщина? Сначала думали, что Совершенное творение — это какое-нибудь особо одаренное чадо. Затем пришли к выводу, что все-таки это — творческое наследие. Потому как в платоническом браке биологические дети не рождаются.

Не поленились исследователи прошлого и настоящего — за сто лет нашли не одну супружескую пару, которую можно было бы подверстать к Шекспиру. Нашли — и последовательно отвергли. Отвергли и самую популярную пару — графа и графиню Рэтленд — для того, чтобы создать шекспировское наследие, оба должны были без остановки строчить тексты прямо с пеленок...

Нет, конечно, исследователи понимали, что авторы честеровского сборника говорят на эзоповом языке — недаром же в птичьих образах представлены! Но все-таки... Даже образ Огня, в котором сгорают Феникс и Голубь, не поддался коллективному шекспироведческому разумению. До сих пор недоумевают: Огонь — это символ совместного творчества? Или Огонь — это символ их смерти? А если и то и другое — то, значит, творчество тождественно смерти? Нонсенс!

Особенно непонятным остается фраза «смерть стала гнездом Феникса». То есть из пепла сгоревшего Феникса восстал Феникс другой. При этом погиб и Голубь. Но разве сгорающий Голубь воскресает?

Особенно бросается в глаза любознательному читателю, к каковым мы относим и себя, что, невзирая на то что в Плаче из анонимной псевдошекспировской поэмы ясно и недвусмысленно указана последовательность ухода из жизни — сначала ушел Феникс, а затем Голубь; невзирая на то что в сборнике неоднократно дается понять, что был момент, когда Феникс умер, а Голубь был еще жив, — исследователи упорно и методично читают смысл написанного с точностью до наоборот: первым умирает Голубь, а затем — Феникс!!! Сначала несчастный муж, а затем — верная жена! Мы раз и навсегда выпишем медицинское свидетельство: Голубь — мужчина, а Феникс — женщина. И точка.