Глава 13. Занавес. 1616 год

Прошло четыре года с тех пор, как Уильям вернулся в Стрэтфорд. Что случилось за это время? Он и сам не смог бы толком сказать. Чувствовал он себя все хуже, усталость, которая не отпускала его в Лондоне, и здесь настигла и не давала возможности двигаться, писать, ездить в гости к друзьям.

Иногда Уильяму хотелось поговорить с кем-нибудь, и он звал к себе в комнату безотказную Джудит.

— Что есть возраст? Простые цифры, которые ничего не значат, когда тебе двадцать или тридцать. Когда тебе пятьдесят, ты понимаешь, что цифры пытаются навязать тебе свою философию. Они становятся властны над тобой. Каждый день ты подсчитываешь, сколько прожил и сколько осталось. А кто сказал, что мы подсчитали правильно? Вот ты, Джудит, хочешь замуж?

— Хочу, — честно призналась она.

— Почему?

— Мне тридцать один год. Это много.

— Ага! — воскликнул Уильям. — А кто сказал, что много? Кому такая мысль взбрела в голову? Ты читать не умеешь. Лучше читать бы научилась. Все ж полезнее, чем замуж.

— Чем это лучше, отец? — Джудит всегда пыталась искренне понять Уильяма, но удавалось ей это с трудом.

— Книги всегда останутся с тобой. Муж — нет. В книге ты всегда будешь открывать для себя что-то новое. В муже — нет, напротив, он со временем станет прочитанной книгой от корки до корки. Учись читать!

— Поздно уж. Не сумею.

— Все тебе поздно, — ворчал Уильям, — читать поздно и замуж выходить поздно. Возраст! Странная штука. Твоя мать оказалась заразна. Она меня заразила возрастом. Ладно. Что с женихами? Ты нашла себе кого-нибудь?

— Да, за мной ухаживает Томас Куин. Ему двадцать шесть лет, — призналась Джудит.

— Он берет тебя? Женится или просто морочит голову?

— Надеюсь, что женится. Обещает. Тебе спасибо, отец. Ты меня брал с собой, когда тебя звали в гости. Вот так однажды мы и познакомились.

Уильям устало откинулся в кресле.

— Что ж, если я выдам тебя замуж, то главное дело, по которому я вернулся в Стрэтфорд, будет завершено.

— И ты уедешь обратно в Лондон? — пораженно воскликнула Джудит.

— Нет, туда путь закрыт. Не беспокойся. Я уже и не представляю себе, что значит путешествовать так далеко. Когда-то я путешествовал с театром по всей Англии. Как мне это удавалось? Возраст, скажешь ты. Не уверен. Джеймс и сейчас ездит с гастролями. Что тогда? Откуда брались силы? Дело в желаниях, Джудит. Пропадают желания, а с ними и силы. Выходи замуж. Я хочу дождаться твоей свадьбы.

— Но если ты не уезжаешь никуда, то почему ты ее можешь не дождаться?

— Есть ведь и другие причины. Мне трудно ждать. Устал.

— Тебе меньше надо отзываться на просьбы о помощи. Ты же не можешь помочь всем, с кем поступили несправедливо. Ты постоянно ходишь на суды, разбираешься в чужих делах, выступаешь свидетелем.

— Спектакли. Очередные спектакли. Видимо, я не могу в них не участвовать. Такова моя судьба. Я не пишу свои пьесы, но принимаю участие в чужих. Театр меня не отпускает. Знаешь, что было написано перед входом в «Глобус»?

— Что? — Джудит моргала глазами, не успевая следить за мыслями отца.

— «Весь мир лицедействует». Истинная, правда. Каждый играет свою роль. Я тоже должен доиграть свою до конца. Раньше положенного срока со сцены не уйдешь, как ни старайся. Можно удрать из Лондона, но уйти со сцены — никогда. Выходи замуж. Мне будет спокойнее. Скажи ему, у тебя приданое большое.

— Томас знает, — пробормотала Джудит.

В феврале разразился скандал. Джудит, пытавшаяся выполнить волю отца, стремилась обвенчаться. В ту пору венчать было нельзя, и разрешения ей не дали. Но каким-то образом Джудит и Томас сумели договориться с местным церковнослужителем, и их обвенчали без разрешения епископа.

«Джудит отлучили от церкви, — читал Джеймс в очередном письме Уильяма, — что касается моего мнения, так это не страшно. Главное, она вышла замуж. Я уж боялся, что отойду в мир иной, не дождавшись этого события. Завещание, написанное мной в ту пору, когда ее замужество представлялось мне делом нескорым, предусматривало для нее другое наследство. Теперь я жду нотариуса, чтобы исправить написанное.

Что еще я могу тебе написать? Я рад, что вы с Ричардом хотите меня навестить. По большому счету разговаривать в Стрэтфорде как было не с кем, так и осталось. Ничего нового. По-моему, только становится хуже. Бэтти растет, но пока мала, чтобы вести с ней серьезные беседы. Я пишу письма сыну в Оксфорд. Ему десять. Он уже научился читать и писать. Поэтому я могу писать лично ему.

Что Анна? Не знаю толком. Мы с ней практически не видимся. Как и раньше. Джудит вышла замуж и теперь за матерью они ухаживают вместе со Сьюзен. А как еще? Они в одинаковом положении. Обе замужние дамы.

Ты описываешь новый театр и приглашаешь приехать посмотреть на него. Я знаю, что обещал тебе как-нибудь собраться. Но сейчас я понимаю, что это обещание, скорее всего, не выполню. Силы покидают меня. Муж Сьюзен, Джон, он врач и лечит тут всю нашу семью. Он говорит, что я здоров. Только возраст берет свое.

Что у тебя, Джеймс, с возрастом? Думаю, лучше, чем у меня...»

Джеймс всегда сначала радовался, когда получал письма от Уильяма. Потом, прочитав письмо, расстраивался. Он не узнавал в этих письмах ни легкого стиля Шекспира, ни беззаботного характера, ни чувства юмора. В первый год жизни Уильяма в Стрэтфорде в письмах еще мелькали шутки, описания событий были наполнены яркими красками. Чувствовалось, что письма написаны человеком наблюдательным и талантливым.

Но время шло, и Уильям стал писать реже, иногда забывая вообще ответить Джеймсу. Порой Бербридж забывал, что Уильяма больше нет в Лондоне. Ему не терпелось позвать друга в трактир, чтобы обсудить последние новости, пригласить на спектакль, рассказать о новых пьесах, которые так отличались от того, что писал Уильям.

Джеймсу хотелось бежать к дому, в котором когда-то жил его друг, ждать, когда откроется дверь и на пороге будет стоять высокий стройный мужчина с узкими чертами лица, аккуратной бородкой и убранными в хвост вьющимися волосами. Потом он вспоминал, что Уильям в Стрэтфорде, сидит у окна, любуется садом и пишет ему овеянные усталостью и грустью письма. Тоска разливалась по строчкам, написанным знакомым почерком. Джеймс страдал и не знал, как помочь другу.

Как-то раз в конце зимы он пошел к Филду. Они не были близко знакомы, но последние годы сблизили их. Они часто встречались, чтобы зачитать друг другу письма Уильяма, поделиться своими мыслями по этому поводу, да и просто поболтать о былом.

— Нам надо, наконец, поехать к Уильяму, — начал Джеймс, — он сам сюда уже не приедет. Это понятно. Но мы должны поддержать своего друга, не бросать его в таком состоянии.

— Стало хуже? — поинтересовался Ричард.

— Думаю, да. Ты не получал от него в этом году письма?

— Нет. Последний раз он написал мне в прошлом году коротенькую записку, в которой поздравлял меня и мою семью с Рождеством. И что же он пишет?

— Про свадьбу Джудит.

— Свадьбу Джудит! — воскликнула Марта, которая не могла долго молчать, если тема разговора начинала ее не на шутку волновать, — девочка все-таки вышла замуж! Слава богу! Я так за нее рада!

— Помолчи, Марта. И что, Джеймс? Рассказывай дальше. Свадьба — это действительно хорошая новость.

— Да, но там все было непросто. Муж Джудит младше ее на шесть лет.

— Откуда ж ей было взять другого. Какой уж взял, — Марта запнулась, посмотрела на мужа и прикрыла рот рукой.

— Еще ее отлучили от церкви, потому что она торопилась замуж, а время было такое, что венчаться нельзя. Их там как-то обвенчали, но итог печальный. Уильям в этом винит себя: мол, он настаивал, чтоб Джудит скорее выходила замуж за этого Томаса.

— И его можно понять, — Марта опять быстро замолчала.

— Главное в другом, — продолжил Джеймс, — мне не понравилось последнее письмо, потому что все так выходит, наш друг решил помирать.

— Отчего? — не понял Ричард. — Все ж хорошо.

— В этом и дело. Он выдал Джудит замуж и теперь считает, что может спокойно умереть. Уильям переделал завещание. В предыдущем, написанном три года назад, подразумевалось, что дочь одинока. Ситуация изменилась, и Уильям снова вызвал нотариуса.

— Что в этом плохого? Скажите мне? Уильям все делает правильно, — не выдержала Марта, — тебе бы, Ричард, тоже не помешало записать, чего кому положено, если ты отойдешь в мир иной.

— Тьфу ты! — Ричард хлопнул кулаком по столу, — Ничего никому! Замолчи. Я не собираюсь, в отличии от Уила, отходить в мир иной!

— Не собираешься, а завещание оставь, — спокойно ответила Марта.

— Говори, Джеймс, не обращай внимания.

— Когда он в первый раз упоминал завещание, то шутил на эту тему и не воспринимал это все всерьез, — откашлялся Джеймс, — теперь тон письма изменился. Уильям, по-моему, считает вопрос куда более важным. Но это не все.

— Что-то еще случилось? — забеспокоился Ричард.

— Почерк. У него изменился почерк. Будто пишет, действительно больной, старый, уставший человек. Мне не нравится это, Ричард. Совсем не нравится.

— И что ты предлагаешь? Я готов сделать для Уильяма что угодно. Он всегда поддерживал меня, я помогал, если надо ему. Так и должно быть, если вы друзья, не так ли, Джеймс? Только по поводу сонетов мы с ним как-то не сошлись во мнениях. Но так бывает. Мы не стали сильно ссориться по этому поводу.

— Я предлагаю ехать в Стрэтфорд. Надо повидаться с Уильямом, встряхнуть его. Сходим в таверну, поболтаем, выпьем пива, вина.

— Э, вот оно в чем дело. Выпить! — раздался голос Марты. — Так тебя и отпустила! Так ты и поехал в какой-то там Стрэтфорд.

— Если ты думаешь, что я тебя послушаю и не поеду спасать умирающего друга, то ты ошибаешься, — резко ответил Ричард, — когда выезжаем, Джеймс? Я готов ехать хоть завтра.

— Что ж, собирайся. Я думаю, что чем раньше мы выедем, тем больше шансов, что застанем Уильяма в живых. Дороги в марте ужасные. Быстро нам не доехать. Поэтому поедем завтра. А там уж как сложится. Надеюсь, доберемся как-нибудь.

— Марта, собирай мне мешок, — обратился Ричард к жене, — завтра с утра мы с Джеймсом выезжаем в Стрэтфорд, что бы ты ни говорила.

— Да я ничего и не говорю, — тихо ответила Марта, — поезжайте, чего уж там. Передайте Уильяму от меня привет. Пусть выздоравливает, если на самом деле болен. И уж точно пусть не умирает. Если пиво и вино ему помогут, идите с ним в трактир. Кто знает? Всякое бывает. Некоторых вылечивают такими странными способами. Хозяин лавки тут неподалеку продает много книжек на эту тему. Говорят, и сам занимается тайными опытами...

— Марта, замолчи, пожалуйста, — Ричард похлопал жену по руке, — иди приготовь одежду и немного еды в дорогу.

Дорога и вправду была нелегкой. Шел дождь, под копытами лошадей хлюпала грязь, разлетаясь в разные стороны мелкими брызгами. Ричард, который уж и не помнил, когда в последний раз сидел на лошади, постоянно жаловался на усталость. Поэтому они останавливались на всех постоялых дворах, которые им встречались на пути, вне зависимости от времени суток.

По ночам ездить было опасно. Так что порой, остановившись где-то днем, Джеймс уже знал, что раньше утра следующего дня они не выедут. Джеймс старался не ругать Ричарда, понимая, что тому по-настоящему трудно и он не притворяется. Сам Джеймс давно привык к длительным переездам и воспринимал поездку в Стрэтфорд спокойно.

Джеймс отправил Уильяму письмо с сообщением об их приезде, но неизвестно еще было, кто прибудет первым, поэтому он не особенно рассчитывал на то, что Уильям будет их ждать. Беспокоился он и за здоровье друга: главное было успеть вовремя. Почему его так тревожило состояние Уильяма, Джеймс толком понять не мог. В письмах Уильям не писал ни о каких конкретных болезнях, лишь все время жаловался на усталость и апатию. Но Джеймс чувствовал: что-то не так, что-то, подтачивающее Уильяма изнутри и подталкивающее его к могиле.

У Джеймса был еще один повод для постоянного беспокойства — его театр. Он никогда до этого надолго не оставлял труппу без присмотра. В этот раз за главного остался его брат. Тем не менее, Джеймс волновался, справится ли он, не поступят ли приглашения во дворец короля, не провалит ли брат предстоящую премьеру. Он бы, конечно, хотел ехать быстрее. Будучи в дороге с таким попутчиком, как Ричард, ехать быстро не представлялось возможным в принципе даже в хорошую погоду. А уж что говорить о дожде, холоде и пронизывающем ветре, которые явно не помогали добраться до Стрэтфорда в кратчайшие сроки.

Наконец в очередной промозглый день они увидели вдали маленькие домики, расположенные на окраине города.

— По-моему, мы добрались, — устало сказал Джеймс.

— Неужели! — с облегчением вздохнул Ричард. — Я уж не чаял расстаться, хоть ненадолго, с этой вечно норовящей меня сбросить лошадью.

Они подъехали к постоялому двору.

— Эй, простите, — крикнул Джеймс, — мы в Стрэтфорд приехали?

— А куда вы хотели? — ответил вопросом на вопрос здоровый рыжеволосый мужчина.

— Хотели в Стрэтфорд. Вот и интересуемся, туда ли попали.

— Туда, — подтвердил мужчина.

— Остановимся здесь на ночь, — постановил Джеймс, — все равно сейчас наносить визиты поздно. Найдем дом Уильяма завтра с утра.

Ричард быстро согласился. Ноги его не слушались, и даже если бы Джеймс позвал его искать друга, он, скорее всего, не смог бы сделать и шага.

В гостинице Джеймс разговорился с хозяйкой. Она приготовила уставшим гостям ужин и по приглашению Джеймса присела к ним за стол.

— Вы знаете Уильяма Шекспира? — спросил он. — Мы его друзья из Лондона.

— Конечно, кто ж не знает господина Шекспира! Все его знают. Детям его в пример ставят: уехал в молодости в Лондон, разбогател и вернулся в родной город. Он хороший человек, Уильям. Помогает разбирать тяжбы, когда к нему обращаются с такой просьбой, и старается быть справедливым в своих суждениях.

— Он не болеет?

— Кто же его знает. Жена его, Анна, та точно больна. Давно уже не выходит из дома. А Шекспир вроде иногда ходит по городу. Тут вот дочку выдал замуж месяц назад. Никто и не надеялся. А он сумел. Хорошее, говорят, приданое за ней давал, только б пристроить.

— Я так и знал, что с ним все в порядке, — пробормотал Ричард.

— Неизвестно. Тебе ж сказали. То, что он ходит иногда по городу, не значит, что он здоров.

— Да что ты вбил себе в голову? — рассердился Ричард. — Даже странно.

— У меня предчувствие, — упрямо сказал Джеймс, — вы нам покажите, пожалуйста, завтра, где его дом, — обратился он снова к женщине.

— Вы его найдете просто, — кивнула она, — второй по величине дом в Стрэтфорде. Каменный, высокий, с двумя садами. Видно издалека.

Наутро Джеймс и Ричард пешком отправились к Уильяму в гости. Дом и в самом деле возвышался над остальными.

— Интересно, пришло ли Уильяму мое письмо, — почему-то Джеймс начал волноваться.

— Не пришло, так не пришло. Не прогонит же он нас с порога. А я и не уйду — столько ехать. Придется ему с нами в любом случае пообщаться и выпить за встречу.

Стучали они долго. Наконец им открыла пожилая женщина, вытирая руки о фартук.

— Доброе утро, — сняв шляпу, вежливо поздоровался Джеймс, — дома ли господин Шекспир? Мы к нему. Друзья из Лондона.

Женщина смерила их подозрительным взглядом с ног до головы.

— Господин Шекспир не предупредил меня о вашем приезде. Если вы хотите остановиться в доме, то комнаты для гостей я не готовила.

— Так, письмо он не получал, — обратился Джеймс к Ричарду, — нам не нужна комната для гостей. Пока. Нам нужен Уильям.

— Он болен? — на сей раз вопрос про болезнь друга непроизвольно выпалил Ричард.

— Да кто ж его знает, — ответ на вопрос о здоровье Уильяма снова поставил друзей в тупик, — сидит у себя в комнате и смотрит на сад. Может, и болеет. Но Джон к нему нечасто ходит. Значит, если и болеет, то не сильно.

Джеймс пожал плечами. Со словами «сейчас позову» женщина скрылась за дверью, захлопнув ее плотно и задвинув засов.

— Будто мы разбойники какие, — обиделся Ричард.

Прошло минут десять. Друзья уже думали начать стучать снова, когда за дверью послышался шум отпираемого засова.

— Уильям! — заорал во всю актерскую глотку Джеймс. — Как я рад, что вижу тебя!

— Привет! — поздоровался Ричард чуть тише.

— Джеймс? Ричард? — Уильям медленно произнес имена друзей.

— Ты не получал моего письма? Я писал тебе, что мы собираемся приехать.

— Ничего страшного. Проходите, — Уильям пропустил друзей в дом, — мы не готовились к приему гостей. Извините. Сейчас я попрошу что-нибудь приготовить.

— Зачем? — махнул Джеймс рукой. — Собирайся, пойдем в трактир. Ты когда-то говорил, что в Стрэтфорде тоже есть трактиры.

— Где вы остановились? — уточнил Уильям.

— На постоялом дворе у въезда в город, — ответил Ричард.

— Я попрошу, чтобы вам подготовили комнаты, — Уильям побрел по коридору.

— Он изменился, — прошептал Джеймс Ричарду.

— Может, и вправду болен? — Ричард тоже выглядел озабоченным. — Как-то он уменьшился в росте, что ли?

— Осунулся, — согласно кивнул Джеймс, — и ходит еле-еле.

— Говорит тихо, едва слышно.

— Мы все-таки правильно сделали, что приехали сюда.

— Сейчас пошутим, посмеемся. Глядишь, и будет наш Уильям таким же, как прежде, — без особой надежды сказал Ричард.

— А как же иначе? — так же неуверенно произнес Джеймс.

По улицам Стрэтфорда шли трое мужчин. Первого все знали, кланялись ему, приподнимая шляпы, и вежливо здоровались. Никто уже и не помнил, как он выглядел четыре года назад. Казалось, он всегда был сгорбленным, седым и морщинистым. Второй был маленьким толстячком с гладким лицом, которое украшали пышные усы. Толстячок периодически вздыхал и вытирал со лба пот, хотя на улице было отнюдь не жарко. Третий походил на актера. Он был подтянут и высок, шел с высоко поднятой головой, на которой красовалась модная шляпа. Про моду жители Стрэтфорда кое-что знали, но таких шляп владелец местной лавки еще не привозил. Поэтому на актера смотрели с удивлением.

Мужчины, как вышли из дома Уильяма, не проронили и слова. Джеймс решил подождать до трактира, а Ричард — до того, как начнет говорить Джеймс. Уильям молчал без особых на то причин. Просто потому, что привык за эти годы говорить редко.

В трактире друзья уселись за стол. Джеймс заказал барашка, говядину и козленка. Также он велел принести красного вина.

— Ты много заказал, — заметил Уильям, — я столько не ем.

— К тебе приехали друзья, — веско заметил Джеймс, — из Лондона. Один, вон, — он кивнул в сторону Ричарда, — чуть не помер по дороге.

— Что-то случилось? — безразлично поинтересовался Уильям.

— Случилось?! — возмутился Ричард. — Разве ты не знаешь, что я не езжу каждый день на лошадях. То есть я на них вообще не езжу. И из Лондона никуда не выезжаю.

— Понятно, — видимо, объяснение Уильяма устроило.

— А как ты себя чувствуешь? — начал издалека Джеймс. — Как здоровье?

— Так себе. Устаю быстро, поэтому стараюсь меньше ходить. А так ничего.

— Отлично. Я получил твое письмо, где ты пишешь, что внес изменения в завещание после того, как Джудит вышла замуж. Подумал, может, ты уже и помирать собрался, — прямо заявил Джеймс.

— Мне Сьюзен все время говорит, что бумаги должны быть в порядке, — объяснил Уильям, — с тем, первым, завещанием пойди потом разберись, как быть с деньгами Джудит. Там ей приданое выделялось, а оно уже и не нужно.

— Ничего страшного, — пробурчал Ричард, — разобрались бы как-нибудь.

— Я и вас упомянул в завещании, — не слушая, продолжал Уильям, — суммы не очень большие, но обидно не будет. Вполне все достойно. Так считает Сьюзен.

— Что-то твоя старшая дочь рьяно взялась за дело. А она что получит? — спросил Джеймс.

— Все. То есть за исключением того, что завещал другим. Два дома, мой и моих родителей, земли и те деньги, которые останутся после выплаты остальным. Это большая сумма. Она будет ухаживать за Анной.

— За это и я готов ухаживать за Анной, — предложил Ричард и смутился, поняв, что пошутил не очень удачно.

— В смерти нет ничего страшного, — продолжал Уильям, — это естественно. Поэтому я не вижу ничего страшного и в написании завещания. Сьюзен права. Зачем после моей кончины разбираться, что кому должно достаться.

— Страшного ничего нет, но и говорить об этом много мы не будем, — подвел черту под беседой о завещании Джеймс, — давай-ка выпьем за нашу встречу.

Уильям сделал пару глотков и поставил бокал на стол.

— И пьешь ты тоже теперь мало, — уточнил Ричард, любивший в свое время посидеть с другом после ужина и выпить пару бутылочек припасенного к таким случаям вина.

— Помнишь, сиживали мы с тобой в трактире возле театра? — продолжил тему Джеймс. — Какое там было пиво, какой эль!

— А сейчас что? — заинтересовался Ричард. — Хуже стало? Знаешь, везде хуже стало. Хозяева не те, еда невкусная какая-то. Ээ-эх, — он выпил вино до дна, — а здесь вино неплохое, — он наполнил бокал снова, — давай, Уильям, выпьем за нашу дружбу. Ты брось тосковать.

Постепенно разговор стал живее. Уильям с аппетитом, о существовании которого он успел даже забыть, ел заказанное мясо и запивал его вином.

— Джеймс, как театр, расскажи. Я тут отстал немного. Не знаю, что там теперь происходит в Лондоне.

— Появилось много молодых авторов. Пишут, скажу тебе честно, не так, как ты. Той легкости нет, и слог не тот. Публика хочет видеть больше декораций, пышных костюмов. В моде трагикомедии. Твоя пьеса о Генрихе Восьмом продолжает идти с успехом. Я усовершенствовал залпы из пушек, и пожаров больше не случалось.

Уильям с интересом слушал друга, но ему казалось, что он никогда не был участником той жизни. Он не мог поверить, что и сам играл с удовольствием на сцене, писал пьесы. Лондон теперь виделся ему далеким, недосягаемым городом, в который и добраться-то невозможно.

— Ты бы не взялся написать еще что-нибудь для нас? — осторожно спросил Джеймс.

— Боюсь, что не смогу, — ответил Уильям честно, — то есть не подумай, что я не пишу совсем. Иногда бывает, вдруг сажусь и начинаю писать. Пишу про свою жизнь. Но разве ж это кому интересно? Только мне самому, да и то не всегда. Иногда по нескольку месяцев не притрагиваюсь к бумаге.

— Если вдруг захочешь, то даже не раздумывай. Мы обязательно возьмем твою пьесу.

— Как дела в типографии? — обратился Уильям к Ричарду. — Как Марта?

— Второй вопрос вызывает у меня икоту. А типография все так же. Старший сын помогает. Если б не его способности, давно б прогорели. Одна из дочерей вышла замуж — все ж легче стало. Марта постоянно меня ругает. Ей, как всегда, и так нехорошо, и этак.

День клонился к вечеру, а друзья все сидели в трактире. Они заказали еще еды и вина, продолжая расспрашивать друг друга обо всем на свете.

— Как Мэри? Пишет тебе часто? — спросил Джеймс. — Как Уильям?

— Теперь я чаще пишу сыну. Он научился читать и писать, поэтому мы можем писать друг другу. А Мэри родила еще детей. По-моему, вместе с Уильямом их теперь пятеро.

— О, Джон разошелся! Извини, — откашлялся Джеймс.

— Ничего. Не извиняйся. Я рад, что у нее так все складывается. Хотя, кто знает, чего бы она добилась, продолжая писать под именем Франса Бомонда.

— Для женщины другого пути нет, — покачал головой Джеймс, — тут уж никуда не денешься.

— Ты иногда видишь Элизабет? — неожиданно Уильям подумал о своей бывшей возлюбленной. — Встречаешь во время спектаклей?

— Иногда бывает.

— И как она?

— Ты хочешь услышать, что ее красота увяла или, наоборот, что она выглядит великолепно?

— Не знаю, — признался Уильям, — честно говоря, не уверен, зачем вообще задал тебе этот вопрос. Но я ее часто вспоминаю. Иногда хочется ее увидеть, поговорить с ней. И понимаю, что, будь это даже возможно, было бы совсем не нужно ни ей, ни мне.

— Элизабет выглядит хорошо, Уильям. Но я не уверен, что она счастлива.

— А кто из нас может сказать, что счастлив, — Уильям погрустнел, — я лично так счастья в себе и не нашел. Оно осталось у Элизабет, у Мэри, у могилы Эдмунда. Мое счастье разбилось на куски и живет в других людях.

— Мое счастье тоже не во мне, — сказал Джеймс, — оно живет в театре. Но меня это как-то не тревожит. Я и сам живу в театре. Так что мы находимся рядом друг с другом.

— Так, мое счастье не в типографии и не в Марте, — задумался Ричард, — но, друзья мои, несчастным я себя не чувствую. Значит, оно живет во мне.

— Хоть одному повезло, — улыбнулся Джеймс, — молодец, Ричард. Как ты так умудрился? Работа твоя тебе давно надоела, Марта ругает целыми днями, а ты счастлив.

— Не знаю. Наверное, живу, как живется. Хотелось бы большего, а нету и не надо.

Домой друзья вернулись далеко за полночь. Они с трудом держались на ногах, поддерживали друг друга, как могли и постоянно шутили.

— Я так давно не ел и не пил, — с трудом переводя дыхание, произнес Уильям, — спасибо, друзья, что приехали. Даже не думал, что так обрадуюсь.

— Мы еще приедем, — пообещал Джеймс.

— Вот только на лошади надо мне почаще выезжать, чтоб одолеть такое расстояние. А лучше ты приезжай как-нибудь в Лондон. Остановишься у меня, — предложил Ричард.

— Для меня, знаешь, теперь тоже непросто доехать до Лондона. Я и раньше, как и ты, поездки верхом недолюбливал. Особенно на большие расстояния, — признался Уильям.

— Все решим завтра, — заявил Джеймс, — мы тут побудем пару дней. Ты же не возражаешь, Уильям? Ричард точно не возражает. Ему лишь бы на лошадь снова не садиться, — рассмеялся он собственной шутке.

— Живите сколько угодно. Хоть навсегда переезжайте, — гостеприимно предложил Уильям, — места тут много.

— Спасибо, но навсегда не получится. Я театр пока бросать не собираюсь.

— Я навсегда тоже никак. Марта возьмет коня и прискачет за мной. Ее дальней дорогой не испугаешь.

Они разошлись по комнатам. Уильям поднялся к себе на второй этаж. Он с трудом перевел дыхание и присел в кресло.

— Друзья, — пробормотал он, — мне давно не было так хорошо, как сегодня. Поеду с вами обратно в Лондон, пожалуй. Ненадолго, конечно. Немного поживу, погуляю по знакомым улицам, схожу в театр, — он прикрыл глаза и представил себя в Лондоне.

В мыслях он был опять молодым. Он сидел в своей старой квартире возле моста и писал новую пьесу. «Завтра пообещаю Джеймсу скоро ее отдать», — мелькнуло в голове. В дверь той комнаты раздался стук. «Элизабет!» — воскликнул он и побежал открывать. Она закинула руки ему на шею и улыбнулась. Какая очаровательная у нее была улыбка! Слегка печальная, но оттого еще более притягивающая взгляд. «Мы теперь будем всегда вместе, — сказала она ему, — я больше не уйду отсюда».

Утром они нашли его сидящим в кресле со счастливой улыбкой на лице.

— Уильям, — тихонько позвал Джеймс, — проснись.

— Мне кажется, он не проснется, — Ричард дотронулся до холодной руки друга, — он умер. Не нужно было ему вчера столько есть и пить. Если бы не мы, то он был бы жив.

— Нет, Ричард. Ты не прав. Уильям готовился к смерти. Ему не хотелось жить. Но мы сделали его последний день счастливым. Может, он умер бы чуть позже. Это уже не имеет значения. Главное, мы успели его увидеть, а он успел увидеть нас. Надо организовать достойные похороны. Умер великий человек.

— Это точно, — вздохнул Ричард, — кто вспомнит о нас с тобой? Кому мы будем нужны? А имя Уильяма Шекспира не забудут, хоть он и не считал себя особенно талантливым.

Джеймс схватился за голову и опустился на колени возле умершего друга.

— Эх, Уил, мне будет не хватать тебя. Мне не хватало тебя все эти четыре года, но я знал, что ты есть, что я могу написать тебе письмо, приехать повидать. Мой любимый автор умер, любимый друг, любимый актер, — Джеймс заплакал.

Ричард отвернулся, чтобы не показать своих слез. Хотя от кого ему их было скрывать? Он просто стоял около двух своих друзей, один из которых никогда больше ему не скажет ни слова.

— Я хочу, чтобы ты был тоже счастлив, Уильям, — с трудом проговорил он, — возьми у меня чуточку счастья туда, с собой на небеса. Да, забирай хоть все. Без тебя оно мне здесь не пригодится.

На его похороны собрался весь город. Джеймс и Ричард стояли чуть поодаль. Они уже не плакали и лишь низко опустили головы. Дочери Уильяма лили слезы, поддерживаемые своими мужьями. Маленькая Элизабет не очень понимала, что происходит вокруг. Она грустила: мама ей сказала, что дедушка теперь будет жить на небе. Иногда Элизабет поглядывала наверх и думала о том, как это должно быть далеко от земли.

Анна стояла рядом со Сьюзен. Она удивлялась тому, что смогла пережить своего более молодого и здорового мужа. Воспоминания о прошлом давно не жили в ее голове, и она не могла сожалеть о том, чего не помнила.