Сударь, я принимал участие в этой интерлюдии¹

Название пьесы «Двенадцатая ночь, или Что угодно» только косвенно связано с ее содержанием: постановку приурочили к последнему, двенадцатому дню рождественских гуляний.

По традиции окончание зимнего праздника проходило особенно бурно. В «Двенадцатой ночи» было все «что угодно» для зрелища увлекательного, забавного, смешного: молодой задор любящих, лихость бражников, остроумные выдумки и проделки затейливых людей.

Лукавый насмешник как будто вновь вспоминает любимые истории. Как будто не хочет он навсегда распроститься со своими любимыми героями. Веселая путаница близнецов уже представлена в «Комедии ошибок». И снова она разыграна в похождениях Виолы и Себастьяна. Пристрастие Фальстафа к вину оказалось столь комичным, что о нем вновь захотелось вспомнить, когда создавался образ сэра Тоби Белча. А разве у шута Фесте не было старших братьев в других пьесах? Что же, в «Двенадцатой ночи» воспроизведены старые находки? Нет, разумеется. Шекспир показывает совсем иную картину, чем та, с которой мы знакомы по той или иной пьесе. В «Двенадцатой ночи» — бурный темп действия. От стремительности движения некоторые характеры, которые кажутся давно знакомыми, меняются, обретают новые черты. И столкновения становятся острее, напряженнее.

Всего три дня находится при дворе Виола, но она уже нисколько не сомневается, что влюблена в Орсино. И она хочет выйти за него замуж. У герцога же за это короткое время сложилось твердое и непоколебимое убеждение: Цезарио-Виола — его лучший друг. Оливия с первого взгляда покорена остроумным посланцем герцога Орсино. Себастьян, не успев познакомиться с графиней, женится на ней. Орсино, узнав, что Цезарио не юноша, а девушка Виола, незамедлительно выражает желание стать ее супругом. И это спустя два дня после того, как он томно вздыхал по Оливии, после того, как он признался, что, «как свора гончих псов, его грызут желанья».

Шекспира мало беспокоит, что его герои покажутся несколько комичными. Напротив, он сам не прочь посмеяться над их скоропалительными решениями.

Любовные истории, участниками которых были Орсино, Виола, Себастьян, Оливия, отмечены, однако, не одним только комизмом, рождающимся от необычайно стремительного развития интриги, от неожиданности возникающей и затухающей любви. В отношениях героев запечатлена высокая романтика сильных чувств, поэтичность характеров, особенно Виолы. Так в комедийном сюжете вновь испытан драгоценный шекспировский сплав смешного и возвышенного.

В некоторых сценах Виола особенно комична, когда выдает себя за Цезарио. Надо драться на дуэли, а она охвачена страхом, совсем не подобающим молодому человеку. Девушка неотразима в своей милой беспомощности.

Казалось бы, так традиционна эта комическая ситуация: переодевание, попытка выдать себя за другого, «провалы» играющего роль, когда он забывает о своем положении. У Шекспира литературный «прием» не чувствуется, потому что в его пьесе действует живой человек.

Шекспир настойчиво углубляет характер, по лаконичным репликам Виолы мы узнаем о ее невеселых переживаниях. Ей надлежало передать слова любви, которые ее любимый адресовал Оливии: «Мне нелегко тебе жену добыть: ведь я сама хотела б ею быть». Еще один острый штрих — и комедия перестанет быть комедией. Но лукавый пересмешник знает, где грань возможного. Нет, он не намерен писать трагедию.

И вот Шекспир устраивает разрядку: «страдание» Виолы тут же уравновешивается ее равнодушием к воспламенившейся Оливии — ведь та безнадежно влюбилась в Цезарио. Теперь Оливия оказывается в положении Виолы: безразличная к тому, кто увлечен ею, она на себе испытывает, что такое любовь без взаимности.

Причудлива игра страстей, трудно предрешить, чем она завершится. Еще в более ранней комедии «Сон в летнюю ночь» любовь возникала как сюрприз и исчезала столь же неожиданно. Своенравная природа этого чувства осознается многими шекспировскими героями. В «Двенадцатой ночи» действующие лица не смущаются, однако, никакими осложнениями, проистекающими на этой почве. Они всецело отдаются своей страсти. Они, если можно так выразиться, полагаются на любовь.

Критики иногда недоумевают, почему любовь в шекспировских пьесах столь причудлива, изменчива, неожиданна. Один критик даже недоумевал, почему Гермии нравится Лизандр, которого она выбрала сама, а не Деметрий, которого предлагает ей отец («Сон в летнюю ночь»). Между тем в пьесах Шекспира нет загадок и шарад. Шекспир показывает, что любовь — чувство субъективное, соединяющее людей духовно близких. Жизнь не так часто и без всякой «системы» сталкивает этих людей, соединяет их. Вот почему герои Шекспира воспринимают любовь как счастливую неожиданность. Они видят в ней высшую награду жизни.

Беатриче не в шутку настаивает, чтобы Бенедикт вызвал на дуэль Клавдио: любовь требовательна, нравственна. Разве это не объяснение? Впрочем, романтическая молодежь не теоретизирует, она переживает любовь. Юная Джульетта твердо уверена: «Любовь богаче делом, чем словами».

Красота должна быть резко выделена в пьесе, чтобы ее победа прозвучала громко. Видимо, по этой причине Виоле и Оливии по-разному противопоставлены многие персонажи комедии.

Например, дядя Оливии, Тоби Белч, измельчавшая разновидность Фальстафа, шутник и балагур, норовящий выпить за счет Эндрю Эгьючика. Сэр Тоби смешон, но не так, как смешон герцог Орсино. Правитель Иллирии избирает слишком распространенный прием завоевания Оливии, шлет ей бесконечные послания. Дядя Оливии слишком однообразен в своем пристрастии к вину. Из-за этого у него притуплены многие чувства. Впрочем, он вполне заслуживает снисхождения, так как добродушен и способен оценить остроумие в других людях. Не случайно камеристка Мария все прощает неисправимому кутиле. Она поворчит, конечно, обнаружив, что сэр среди ночи затеял пьянку. Но, во-первых, ей самой стоит немалого труда удержаться от соблазна подсесть к веселой компании; во-вторых, она задумала одну проделку, и ей не обойтись без помощи Тоби Белча.

Сэр Тоби готов быть последним прихлебателем в доме племянницы, но в той затее, которую замыслила озорная камеристка, он должен сыграть главную роль.

Так возникает заговор против Мальволио, в котором обнаруживается близость сэра Тоби Белча со всеми слугами, кроме дворецкого графини. Эти весельчаки не принимают в расчет различий в социальном положении. Они друзья. Вообще шекспировская комедия в этом отношении отличается от исторической драмы, где каждому отведено свое место.

Раскрывается не столько социальная, сколько нравственная сущность индивида. Поэтому отношения сэра Тоби и слуги Фабиана столь сердечны и между ними не ощущается большой дистанции.

...Дружная компания во главе с сэром Тоби пишет подложное письмо, подбрасывает его Мальволио, подслушивает, как тот комментирует это «объяснение в любви». Друзья устраивают комическую встречу графини с дворецким, принявшим всерьез содержание послания. Запирают Мальволио в чулан, заставляют шута осудить узника от имени попа Топаса. Многовато ударов обрушивается на одного человека. Оливия даже считает, что Мальволио «в самом деле оскорблен жестоко».

Затейники немного переборщили. Тем не менее никто из них не сомневается в своей правоте. Имеют ли они для этого какие-нибудь основания? Имеют, и при том серьезные.

Главное из них то, что Мальволио ведет себя как пуританин. Тут уж ясно, что речь идет не об иллирийском образе жизни.

Протестантской секте, возникшей в XVI веке, суждено было столетие спустя сыграть историческую роль. Разросшись в крупную революционную силу, пуритане свергли династию Стюартов, установили республиканский строй. Во времена Шекспира в их деятельности трудно еще было обнаружить какие-нибудь прогрессивные начинания. Они обрушивались на все передовое, были врагами реалистического театра. Нетерпимые фанатики, они пытались выдать себя за ревнителей строгой нравственности. Между тем их благопристойный вид был обманчив. Они не отказывали себе в применении любых средств, в том числе обмана, подкупа, колониальных захватов, — лишь бы увеличить капитал.

По всему видно, что в пьесе дано не прямолинейное изображение ханжества и лести: Мальволио не лондонский толстосум. Мария замечает, что Мальволио «иногда смахивает на пуританина». Однако и этого вполне достаточно. Разве не действенна эта прозрачная аллегория? В образе высокомерного и нетерпимого иллирийца не так уж трудно было угадать отталкивающие черты лондонского накопителя.

Портрет дорисовывается от сцены к сцене. Герои комедии не один раз высказывают свое мнение о дворецком. Эти оценки создают определенную атмосферу вокруг Мальволио. Она наэлектризована.

Не полезет в карман за словом сэр Тоби: самые отборные ругательства так и просятся ему на язык, когда речь заходит о дворецком. Кличка «Барсук вонючий», по его мнению, довольно точно определяет облик Мальволио. Дядюшка Оливии грозится побить ее слугу. Оказывается, что дворецкий — противник пьяных гулянок и строит планы усмирения сэра Тоби, в случае если он, Мальволио, станет хозяином дома. Протесты веселого кутилы смешны: он считает, что непристойно требовать от него пристойного поведения.

И все-таки даже в этом случае жизнерадостный Тоби Белч вызывает сочувствие. А угрюмый Мальволио с его докучливыми назиданиями кажется невыносимым. Он отталкивающе смешон — совсем иначе, чем сэр, находящийся во власти Бахуса.

Более логично, чем дядя Оливии, судит о дворецком слуга Фабиан. Он объясняет графине, почему вся веселая компания дружно выступила против Мальволио: «Эту шутку придумали мы вместе с вашим дядей, чтобы наказать Мальволио за спесь». В одной фразе Фабиана так много выражено: резко выпячена главная черта Мальволио — его враждебное отношение к людям; невозможность далее терпеть высокомерие дворецкого; наивная уверенность в том, что шутка — надежное оружие против Мальволио.

Хозяйке дома не представлялось возможности наблюдать спесивость Мальволио. Она ценила его: «Вполне подходит мне такой слуга». В то же время графиня не была склонна во всем потакать дворецкому. Когда Мальволио попытался проучить Оливию за снисходительность к выходкам Тоби Белча, она возмутилась. Не в пример своему дядюшке графиня сдержанна и не позволит себе бранных слов. Однако ее ответ дворецкому звучит сильно и едко: «Мальволио, у вас больное самолюбие: оно не переваривает шуток».

Оливия противопоставляет дворецкому другой тип индивидуальности: «Человек благородный, чистосердечный и непредубежденный считает такие остроты безвредными горошинами». Из последнего высказывания графини со всей очевидностью вытекает, что Мальволио не принадлежит к такой категории людей: ему остроты кажутся «пушечными ядрами».

Сатирически резко дан дворецкий в сцене, где он читает «любовное» письмо. Его фантазирование, его «больное самолюбие», о котором говорила Оливия, начинает напоминать умопомешательство.

Далее следует доказательство. Графиня была права, отметив в своем дворецком сочетание глупости и злой воли; и Фабиан был прав, обвиняя Мальволио в спесивости.

Исполнительный дворецкий оказался совсем не таким скромным, каким его себе представляла Оливия. Он злобен, он мстителен, он угрожает: «Я рассчитаюсь с вашей низкой сворой».

Веселые проделки сэра Тоби, Марии и их друзей должны были не только потешить «подгулявших англичан», но и заставить их посмеяться над фанатичными ненавистниками, помышлявшими о господстве. История наказания Мальволио не менее значительна, чем битва за любовь, предпринятая романтиками. Да, разумеется, у последних эмоции тоньше и сложнее, чем у Тоби Белча, который всегда навеселе и женится на Марии, чтобы таким образом отметить ее остроумный план осмеяния Мальволио. Для него свадьба — такая же шутка, как и все остальное в жизни. Тем самым он противопоставлен племяннице, которая очень строга и требовательна. Но он все же быстрее ее раскусил Мальволио, он совсем без ее участия затеял осмеяние спесивца. И осуществил его с не меньшим жаром, чем самые крупные попойки.

Стало быть, каждый, за исключением Мальволио, имеет свои достоинства и странности. И каждый мог бы, подобно шуту Фесте, сказать, что «принимал участие в этой интерлюдии». Их было две. Виола, Оливия, Орсино и Себастьян были заняты в интерлюдии любви. Сэр Тоби с компанией участвовал в другом деле, о котором уже шла речь.

Все сложилось как нельзя лучше. Недовольным остался один Мальволио. Он потерпел поражение. Пуританин не сумел воспрепятствовать веселому и привольному течению жизни. Восторжествовал «человек благородный, чистосердечный и непредубежденный».

Завершится ли еще одна пьеса такой радостной победой?

Примечания

1. Здесь и ниже цитируется комедия «Двенадцатая ночь, или Что угодно» в переводе Э. Линецкой. См.: Шекспир Уильям. Собр. соч., т. 5, с. 216.