3.1. Шекспир — герой Первого фолио

Огонь сильней горит, когда сокрыт.

Два веронца, 1.2 (пер. М. Кузмина)

Итак, все по порядку. Сначала откроем книгу, разумеется, в переносном смысле слова «откроем»: в руки ее взять не так просто, но она, к счастью, доступна в Интернете¹.

Начинается все с десятистрочного обращения к читателю Бена Джонсона, советующего смотреть не на портрет, а в книгу, потом следует титульный лист с тем самым портретом, на который Джонсон советует нам не смотреть. То есть посмотреть-то можно, но увидим мы при внимательном рассмотрении, скорее всего, не лицо жившего когда-то автора, а маску. Правда, удивительно живую маску. Впрочем, не будем настаивать на этом: все зависит от угла зрения. Однако на то, что над этой маской написано, посмотреть стоит.

А написано вот что: «Опубликованы в соответствии с верными подлинными рукописями». Ну, разве не масло масляное? Что, могут существовать рукописи неверные, но подлинные или верные, но неподлинные? Заметим, что такой русский перевод слова true (верный) имеет тот же корень, что и фамилия графа Оксфорда, или восходит к тому же латинскому корню ver-.

Так что намек на подпись есть. Но чтобы понять этот намек, нужно знать имя настоящего автора. Мы, конечно, можем сколь угодно долго вглядываться в загадочный портрет на титульном листе, но имени настоящего автора не прочитаем. Зато нам уже удалось прочитать там два крайне важных для выяснения этого имени сообщения. Во-первых, что Шекспир — не только автор, но и герой Первого фолио, а во-вторых, что этот титульный лист не совсем настоящий, поскольку неправильно оформлен: вопреки сложившейся издательской традиции имя английского автора стоит выше названия произведения, а на самом титульном листе основное место занимает портрет заявленного автора.

Титул Первого фолио У. Шекспира (1623)

Итак, для начала рассмотрим, имеет ли первое сообщение (автор = герой) под собой какие-то основания, кроме тех, что мы добыли при сопоставлении нескольких титульных листов книг конца XVI — начала XVII века. Существуют ли, кроме этих, так сказать, трансцендентных, еще и имманентные основания, то есть подтверждается ли первый тезис самим Первым фолио? За ответом на этот вопрос далеко ходить не пришлось.

Существенная часть того, что написано в Первом фолио до оглавления, имеет своей целью создать образ автора-актера, уроженца города Стратфорд-на-Эйвоне. Фактически фиксируется равенство Шакспер = Шекспир. Это явная цель, но есть и тайная: разбросать намеки, что этот закрепляемый образ вполне может оказаться и фальшивым².

Однако, какова бы ни была цель вводных страниц книги, можно с уверенностью утверждать, что Уильям Шекспир является полноправным героем, по крайней мере, этой части Первого фолио. Причем, если мы попытаемся спроецировать на эту книгу наш опыт чтения полных собраний сочинений различных классиков и счесть, что это обычное явление, когда сначала рассказывают об авторе, а потом уже публикуют его произведения, то эти «воспоминания о будущем» не будут иметь к Первому фолио ровно никакого отношения: настолько непохоже то, что пишется о Шекспире в начальных посвящениях этого Фолио (по форме, по жанрам, по стилю), на все то, что обычно пишут во вступительных статьях к Сочинениям какого-либо автора. В Первом фолио — сложная многоголосая структура, не всегда гармоничный внешне хор голосов, из которых возникает образ Шекспира, нестойкий, как марево. Но, несмотря на свою нестойкость и иллюзорность, а может быть, как раз вследствие этого, перед нами именно образ героя-автора книги, а не последовательно изложенная биография автора или объективная оценка его трудов.

Вот что написал Бен Джонсон в посвящении, расположенном на одиннадцатой странице, если третьей считать титульный лист:

To the memory of my beloved,

The AVTHOR
Mr. William Shakespeare:
And
what he hath left us.

To draw no envy on thy name
Am I thus ample to thy Book and Fame:
While I confess thy writings to be such,
As neither Man, nor Muse, can praise too much.

То есть:

«Памяти моего любимого автора Мр. Уильяма Шекспира и того, что он нам оставил».

Или (сразу адекватно передавая строфику и графику оригинала):

Памяти моего любимого,
АВТОР(А)
МР. УИЛЬЯМ(А) ШЕКСПИР(А)
И то(го), что он нам оставил.

Чтобы не вызвать зависть к твоему имени,
Достаточно ли мне твоей Книги и Славы:
Ведь я признаю твои писания такими,
Что ни муза, ни человек не в состоянии перехвалить их
(Что ни Человек, ни Муза не в состоянии
по достоинству оценить их).

Как с первой же заполненной текстом страницы Первого фолио (контртитул) Бен Джонсон советует не смотреть на портрет автора, так с первых же строк своего посвящения он советует быть осторожным с именем. Обратим внимание, что «мой любимый» и «автор» не только разделены запятой, они помещены на разных строках. Так же с новой строки дан «Мр. Уильям Шекспир», что отделяет его от «автора». Все это можно было бы счесть случайностями полиграфического исполнения, если бы не текст самого посвящения, которое начинается строчкой: «Чтобы не привлечь зависти к твоему имени...», или: «Не обнажить твое имя для зависти». Как это «не привлечь»? Ведь имя все равно формально названо. Разве это не собственное имя человека, который написал эту книгу? Нет, оказывается. Бену Джонсону достаточно Книги и Славы для предмета своей читательской (или коллегиальной писательской) любви, имя автора он оберегает от зависти. Или, учитывая вопросительную инверсию вспомогательного глагола и местоимения, можно утверждать: Джонсон сомневается, что Книги и Славы для этой любви достаточно. А как по-другому трактовать вышеприведенные слова? Согласен, эта мысль подана в поэтически усложненном тексте, она требует небольшой расшифровки, некоторых усилий от читателя. Однако другой-то мысли в этих стихах найти не удается. Вернее, можно найти и другую трактовку, если принципиально не хотеть соглашаться с трактовкой очевидной. Но придется не погнушаться самыми изощренными бэконианскими методами расшифровок, чтобы отрицать простую мысль Бена Джонсона: Уильям Шекспир есть псевдоним человека, имя которого скрывается, занавешивается (to draw) от завистников.

Кроме всего прочего (что требует отдельного рассмотрения), эти посвящения и восхваления даже пагинации не имеют. Формально они вне книги. Поэтому, при условной нумерации³, третья страница — и здесь мы переходим к формулировке второго сообщения, полученного из анализа именно этой условно третьей страницы с портретом Дройсхута — не что иное, как псевдотитул с псевдонимом наверху и гравюрой некой маски на остальной части полосы.

Собственно пагинация начинается с первой страницы «Бури», одной из последних, как принято считать, пьес Шекспира. Она открывает раздел «Комедии», хотя комедией не является. Закрывает Фолио и его последний раздел «Трагедии» пьеса «Цимбелин», которая тоже совсем не похожа на трагедию. Шекспир последовательно маркирует конец и начало первого и третьего разделов жанрово не вполне соответствующими пьесами: конец раздела комедий — «Зимней сказкой» (еще менее комедией, чем «Буря»), а начало трагедий — «Троилом и Крессидой» (комедией в полном смысле слова, хотя и с трагическими элементами) ! Впрочем, начало трагедий он вообще маркирует своеобразно — пьесой-невидимкой: эта самая пародийная, комическая «трагедия» отсутствует в оглавлении и почти полностью лишена пагинации. Но об этом ниже (см. гл. 6).

Главное: в содержании (будем говорить каталоге, калькируя оригинал), которое напечатано на условной пятнадцатой странице Первого фолио, в самом расположении пьес⁴ ощущается авторская рука. А вот до этого каталога-содержания никакой авторской руки не видно. Наоборот, видна рука редакторская, издательская, а автор, начиная с парадного титула, сам оказывается главной фигурой, которая лепится этой редакторско-издательской рукой.

Здесь и начинается исторический армреслинг: издатели, редакторы, исследователи-филологи с этого момента всячески стремятся переписать-улучшить Шекспира. С конца XVII века сфера влияния публикаторов с предисловий и посвящений переходит на сам шекспировский текст. Мало того, что они изменяют написанное автором, они изменяют и самого автора, канонизируя явно карнавальную подставную фигуру человека из Стратфорда Уильяма Шакспера и резко убавляя шансы подлинного автора быть признанным. (Но эти изменения невольно способствуют созданию художественной реальности и одновременно понятия художественного авторства. Канонизированная маска становится полноправным автором.) Оригиналы (true originall copies) подлинного Шекспира, конечно, как смогут, будут сопротивляться, но только в XX веке несколько отыграют свои позиции. Но это будет потом. Мы сейчас смотрим не на историю развития этих отношений, а на их стартовое расположение в исходном историческом створе Первого фолио.

Примечания

1. Автор благодарит Библиотеку Университета Майями (США) за предоставленную возможность воспользоваться цифровой коллекцией первых четырех Фолио Шекспира. Под каждой страницей Первого или Второго фолио, приведенной выше и ниже в качестве иллюстрации, следует читать: Image provided by Miami University Libraries, Oxford, OH © Miami University. All rights reserved.

2. По указанному двойному смыслу посвятительных страниц Первого фолио и произошло разделение ученых-шекспироведов на стратфордианцев и нестратфордианцев, тех, кто читал верхний, буквальный смысл, и тех, кто видел иронию во всех тех текстах (или их контекстной подаче), которые в этой книге предшествовали собственно произведениям Шекспира.

3. Объективно говоря, первому заполненному развороту книги предшествуют несколько совершенно чистых листов, их можно считать аналогами форзаца в современной книге, вероятно при переплете их в этих целях и использовали.

4. И для этого автору вовсе не обязательно было быть живым в 1623 году, когда издавалось Первое фолио. Последовательность публикации пьес могла быть утверждена задолго до этого.