Семья и близкие друзья. Зов Италии

Шекспир прожил в Лондоне почти все свои творческие годы, но часто навещал родной Стратфорд, где жили его семья, мать, братья и сестра. Став состоятельным человеком, он купил в Стратфорде еще в 1597 году большой каменный дом знаменитого земляка — мецената Хью Клоптона «New Place» («Новое Место») за 60 фунтов в центре города, а в 1602 году — второй дом с садом и земельные участки около города за 320 фунтов (большая сумма по тем временам).

Его сестра Джоанна вышла замуж за шляпочника Уильяма Харта и родила троих сыновей: Уильяма, Томаса и Майкла. Шекспир в 1600 году стал крестным отцом своего старшего племянника, опекал мальчика и заботился о его будущем; позже Уильям стал актером. Потомки Хартов живут и в наши дни. Младший брат Шекспира Эдмунд также играл в театре, но умер в 27 лет от чумы в декабре 1607 года.

Старшая дочь Шекспира Сюзанна была умной, грамотной (могла написать свое имя) и религиозной женщиной. В 1607 году она вышла замуж за врача Джона Холла и в феврале 1608 года родила дочь Элизабет. Шекспир присутствовал при крещении своей внучки. Доктор Холл жил в Стратфорде с 1600 года и завоевал всеобщее уважение как отличный врач. Вероятно, Шекспир узнал от него и перенес в свои пьесы многие медицинские сведения (из области психиатрии — умопомешательство Лира и Офелии); рецепты народной медицины (травы, настои, бальзамы, сиропы) приведены в пьесах «Много шума из ничего», «Конец делу венец», «Перикл», «Троил и Крессида». Сохранился медицинский дневник доктора Холла «Избранные наблюдения..»; позже врач Бекниль собрал факты в книге «Medical Knowledge of Shakespeare» (1860) (7).

В сентябре 1608 года скончалась мать Шекспира. Похоронив ее, Шекспир остался самым старшим в роду. Младшая дочь Джудит жила в родительском доме вплоть до своего замужества в 1616 году, была неграмотна, как и ее мать Энн, не умела даже подписать свое имя — ставила крест (упрек в адрес отца-драматурга, не занимавшегося обучением дочерей!).

Во время поездок Шекспира в родной город самый короткий путь проходил через Оксфорд, где жили его друзья — супруги Давенант, владельцы «Таверны».

Джон Давенант — состоятельный и уважаемый человек — занимал важные должности в городской корпорации (в 1621 году стал мэром Оксфорда) и, несмотря на свою мрачную внешность, любил театр. Его молодая красивая жена Джейн была остроумной женщиной, поклонницей таланта Шекспира, как и муж; они проводили время в его обществе, когда он жил в их «Таверне» (также в 1605 году — на гастролях в Оксфорде).

У супругов Давенант росли семеро детей, второй из сыновей родился в 1606 году, и в честь друга дома его назвали Уильямом. Шекспир стал крестным отцом мальчика и любил его как сына. Ребенок был поразительно похож на него. Юный Уильям в 1618 году написал «Оду в воспоминание об Уильяме Шекспире» и в дальнейшем стал драматургом и поэтом. Друзья и родственники Давенантов считали мальчика побочным сыном Шекспира, о чем сэр Уильям Давенант в зрелые годы говорил самым близким друзьям за стаканом вина.

С 1642 года в период революции и правления Кромвеля все театры были закрыты. Только в 1660 году после реставрации монархии театральная деятельность была разрешена. Сэр Уильям Давенант создал свой театр, собрал приличную труппу, обучал молодых актеров и стал известным антрепренером, хранителем традиций английского театра: он восстановил на сцене девять шекспировских пьес, в их числе «Гамлет», «Макбет» и «Буря» (с участием драматурга Джона Драйдена). Возможно, таким образом реализовалась мечта Шекспира о сыне-наследнике. Известно, что Уильяма Давенанта наставлял Джон Лоуин — актер королевской труппы при жизни Шекспира, обучавшего его как режиссер в «Глобусе».

В 1603—1607 годах Шекспир жил в Лондоне в доме Кристофера Монжуа (мастера париков и дамских шляп) на Силвер-стрит недалеко от собора Св. Павла. Французские гугеноты Монжуа (Маунтджой) были хорошими друзьями Шекспира; он принимал участие в их семейных делах, был даже свидетелем в суде. Вероятно, их предки из Барселоны (еврейские жители горы Монтжуик) приняли христианство в XV веке.

С 1594 года в течение почти двадцати лет Шекспир был связан с труппой актеров театра, с которыми делил заботы и радости их трудного дела. По воспоминаниям современников они были лучшие в Лондоне.

В отличие от времен бродяжничества по стране и неустроенности они стремились поднять достоинство своей профессии, были преданы театру и жили, как достопочтенные горожане с хорошим заработком.

Как и Шекспир, некоторые актеры добивались низшего дворянского звания, чтобы называться джентльменами (Огастин Филипс, Джон Хеминг, Томас Поуп). Многие актеры поселились поблизости от театра «Глобус» и стали усердными прихожанами местного храма, а Джон Хеминг и Генри Кондел — даже церковными старостами и уважаемыми людьми в глазах окружающих обывателей, что было весьма немаловажно для роста престижа актерской профессии.

Лучшим актером на роли героев стал Ричард Бербедж (1567—1619), в шекспировских пьесах он играл главные трагические и героические роли (Ричард III, Брут, Ромео, Гамлет, Отелло, Король Лир, Макбет, Марк Антоний, Просперо) и был талантливым художником. Широко известен портрет Шекспира, приведенный в начале книги и по преданию написанный его другом-земляком Бербеджем (15) в 1610 году (по другой версии — Джозефом Тейлором, который подарил портрет Уильяму Давенанту перед своей кончиной).

В 1603 году поэт Джон Дейвис писал о Шекспире и Бербедже в поэме «Микрокосм»: «Актеры, вас люблю и ваше действо... а некоторых — за стихи, картины... хотя актерство честну кровь пятнает, в вас благородство есть — в уме и сердце» (4). В 1613 году видный вельможа Фрэнсис Мэннерс, граф Рэтленд (младший брат Роджера Мэннерса и его наследник), заказал Бербеджу и Шекспиру художественную эмблему и рисунок-аллегорию на щите для участия в рыцарских турнирах, которые устраивали для развлечений при дворе короля. Граф уплатил каждому по 2 фунта.

Из других актеров театра Шекспир дружил с Джоном Хемингом и Генри Конделом, которые впоследствии в 1623 году завершили гигантский труд — вместе с поэтессой Мэри Пембрук и Беном Джонсоном собрали, отредактировали и напечатали почти все шекспировские пьесы, тщательно разобрались в текстах, искаженных различными «пиратскими» изданиями. После смерти Ричарда Бербеджа в 1619 году Хеминг и Кондел возглавили театральную труппу. Скорбь друзей выразилась в элегии:

И юный Гамлет, старый Иеронимо,
Лир добрый, Мавр печальный и другие,
Что жили в нем, теперь навек скончались (5).

Актеры «Глобуса» остались в истории английского театра самой устойчивой труппой на протяжении 40 лет. Огастин Филипс был дублером Ричарда Бербеджа с 1594 года и разноплановым актером; восхищали его интермедии с музыкой, танцем в башмаках и остроумными репликами. Он разбогател, стал владельцем поместья в Мортлейке на берегу Темзы, куда приехала на два месяца вся труппа в октябре 1603 года после гастролей, спасаясь от эпидемии чумы.

Талантливым комиком был Уильям Кемп с его импровизациями, исполнением моррис-данса (народного танца в костюме героев Робин Гуда), непристойными шутками и гримасами. Кемп играл многие комические роли. Шекспир часто писал для него, цитируя его шуточки («Можешь ты подождать, пока я доем овсянку?»). Кемп ушел из труппы в 1599 году после конфликта с актерами из-за своих импровизаций, провозгласив себя «верховным мастером моррис-данса, управляющим гип-гипов, браво-бисов, единственным жонглером тру-ля-ля, первым шутом гороховым от Сиона до горы Сарри». Актеров-недругов он назвал «Мои замечательные Шектожества (My notable Shakerags)». Так как он играл Фальстафа в «Генрихе IV» и «Виндзорских насмешницах», Шекспир отказался от этого персонажа в новой пьесе «Генрих V». В 1600 году Кемп установил рекорд, протанцевав моррис-данс весь путь от Лондона до Норвича за 9 дней. Роли Кемпа перешли к комику Томасу Поупу — превосходному акробату и клоуну. Оба они стали жертвами эпидемии чумы в 1603 году. Тогда же в труппу вступил Джон Лоуин, наследовавший их роли, в том числе Фальстафа. Роберт Армин (1568—1615) — комик, прекрасный певец, драматург-интеллектуал — написал несколько комедий, веселых басен, играл шутов-философов (в «Двенадцатой ночи», «Короле Лире»), могильщика в «Гамлете»; к нему перешли роли Кемпа в пьесах «Бесплодные усилия любви» и «Много шума из ничего».

Джон Хеминг (1556—1630) был известен как актер (Полоний, Капулетти) и весьма состоятельный деловой человек. Он взял на себя финансовые дела театра и часто упоминался в завещаниях своих товарищей как доверенное лицо. После его смерти труппу возглавили Джон Лоуин (1576—1662) и Джозеф Тейлор (1586—1652), который наследовал все главные роли Ричарда Бербеджа. Актеры театра стали братством — семьей, женились на сестрах, дочерях и вдовах своих «собратьев», по завещанию оставляли друзьям деньги, памятные кольца и вещи; даже театральные пьесы были их общим достоянием (2). Этим также объясняется, почему имя автора не указано в некоторых изданиях шекспировских пьес в 1597—1600 годах.

Шекспир был деятельным человеком, талантливым драматургом и поэтом, режиссером своих и других пьес, редактировал пьесы авторов, шедшие в его театре, играл на сцене небольшие роли. Он не стал великим актером и, конечно, не мнил себя «единственным потрясателем сцены в стране», в чем его обвинил еще в 1592 году Роберт Грин в своем памфлете. Например, в «Гамлете» Шекспир играл роль призрака отца Гамлета, в комедии «Как вам это понравится» — роль старого слуги Адама, короля в «Ричарде II», «Генрихе IV» и «Короле Джоне», герцога в «Комедии ошибок», «Сне в летнюю ночь» и «Двенадцатой ночи», монаха Лоренцо в «Ромео и Джульетте», Антонио в «Венецианском купце», роль Юлия Цезаря, исполнял пролог в «Генрихе V».

После 1605 года Шекспир уже не играл на сцене, не ездил на гастроли с труппой и сосредоточился на драматургии, режиссуре, литературной части театра. Деловой частью занимался близкий друг Огастин Филипс, после его смерти в 1605 году — Джон Хеминг.

Шекспир постоянно искал молодых талантливых писателей и привлекал их к работе в театре. Кроме любви к молодым дарованиям, которых Шекспир всегда поддерживал, он искал себе замену как драматургу и был заинтересован в талантливой молодежи как один из главных пайщиков труппы, доходы которой были ему не безразличны. Так в театре появились молодые драматурги: друзья Джон Флетчер и Фрэнсис Бомонт, которых труппа привлекла к постоянной работе. О сотрудничестве (соавторстве) Шекспира с Джоном Флетчером мы упоминали ранее.

Споры Шекспира и Бена Джонсона сопровождались постоянными словесными поединками. Излюбленное место встреч писателей, поэтов и актеров — та же таверна «Сирена» в центре Лондона. Участники этих сборищ вспоминали впоследствии (в записи Томаса Фуллера, который застал в живых современников Шекспира и собрал их рассказы): «Бен Джонсон был подобен большому испанскому галеону, превосходившему объемом своей учености, а Шекспир — английскому подвижному военному кораблю, легкому в маневрировании. Иначе говоря, был остроумен и находчив». Шутки Шекспира всегда добродушны, а замечания Бена Джонсона — язвительны. Спорили, в основном, о различных направлениях в искусстве.

Для своего поколения Шекспир стал художником жизненной правды, хотя для молодежи его ранние пьесы — нежизненная романтика. А Бен Джонсон в комедиях добивался приближения к повседневности.

Конечно, у них были расхождения творческого характера, но споры между ними обычно не приводили к личной вражде. Они сосуществовали как два человека с независимым умом. Бен Джонсон пригласил Шекспира стать крестным отцом своего новорожденного сына и в шутку спросил, что он подарит своему крестнику. Шекспир ответил каламбуром: «Я подарю ему дюжину ложек из латуни, а ты переведешь ее на латынь» (игра слов и дружеская насмешка над снобизмом и эрудицией Джонсона).

Однажды за столом в таверне возникла мысль написать шуточную эпитафию Бену Джонсону. Шекспир тут же экспромтом продекламировал:

Здесь Джонсон Бенджамин лежит отныне,
Теперь он не умней любой гусыни,
Но, как при жизни, в будущих веках
Он будет жить в своих стихах (5).

В начале 1600-х годов в моду вошли трагедии на античные сюжеты, и на сборищах писателей и актеров Бен Джонсон постоянно нападал на пьесу Шекспира «Юлий Цезарь», которую все хвалили. Он упрекал Шекспира в том, что тот плохо знает античность и, вообще, поверхностно знает историю и на каждом шагу совершает промахи. Джонсон находил у Шекспира стилистические погрешности, которые тот исправлял и никогда не обижался на критику. По-видимому, Шекспир использовал помимо сюжета Плутарха также трагедию Ричарда Идса, исполнявшуюся в Оксфорде в 1589 году, и французскую пьесу «Помпей» Робера Гарнье в английском переводе Томаса Кида (1594). «Некоторые сцены содержат явные параллели с текстом трагедии Гарнье», — комментировала В.П. Комарова сборник «Исторические драмы» Вильяма Шекспира (Л.: Лениздат, 1990).

Шекспировские пьесы были популярнее у зрителей, чем «ученые и заумные» пьесы Джонсона, который, несомненно, завидовал их успеху. В комедии «Варфоломеевская ярмарка» (1614) он упрекал авторов, которые «боятся изучать Природу, вроде тех, кто создает "Сказки", "Бури" и другие подобные забавы», насмехался над любителями «Тита Андроника», а пьесу «Перикл» назвал «заплесневевшей историей» (2).

Слова Бена Джонсона, что «Шекспир мало знал латынь и еще меньше греческий», позволили «отрицателям» Шекспира утверждать, что он был человеком неученым и малообразованным. Конечно, самоучка уступал в эрудиции и образовании Бену Джонсону.

Томас Фуллер (1606—1661) в обозрении «Достопримечательных людей Англии» в 1643 году писал о даровании и многогранности Шекспира: «Действительно, учености у него было мало, и в этом отношении он был похож на корнуэльские алмазы, которые не полируются гранильщиком, а уже отгранены и отполированы, когда их извлекают из земли, потому что сама природа создала их своим искусством» (5). Бернард Шоу парадоксально и остроумно заметил: «Шекспир вызывает у меня особую неприязнь тогда, когда я сравниваю по размаху его ум с моим собственным» (15).

Российский писатель И. Гарин отметил: «Шекспир не имел систематического образования и не был книжным человеком. Острая память и живой ум позволили ему схватывать на лету то, для чего другим требовался напряженный и длительный труд. Он помнил... знал больше, чем читал. Не получив того, чем обладали собратья по перу, он стал самым вещим из них, в который раз подтвердив первичность Божьего дара»¹.

Историк Ольга Дмитриева пишет, что он был «одаренным человеком, работоспособным и плодовитым... обладал божественным даром и мог затмить "университетские умы" и лондонских драматургов» (18).

«Шекспир не обладал обширными познаниями, знал столько, сколько ему нужно было знать... Он не был ученым... или философом... Он был драматургом» (2).

Шекспир писал быстро, об этом рассказывал Бен Джонсон, наблюдавший его работу, и актеры, работавшие с Шекспиром долгие годы. Хеминг и Кондел вспоминали: «Его мысль всегда поспевала за пером, и задуманное он выражал с такой легкостью, что в его бумагах мы не нашли почти никаких помарок».

Конечно, быстрота творческого процесса кажущаяся, замысел созревает постепенно, особенно если создается большое и сложное произведение. Но когда замысел созрел и продуманы многие детали, зафиксировать все на бумаге не трудно для большого художника. Бен Джонсон язвительно писал позже в своих записных книжках «Лес, или Открытия», опубликованных после его смерти: «Помню, актеры часто ставили Шекспиру в заслугу, что он никогда не вычеркивал (что бы ни писал) ни единой строчки. На что я говорил: "Лучше бы вычеркнул тысячу". Мои слова восприняли как злонравие. Я бы не рассказывал это потомству, если бы не их невежество — хвалят своего друга за то, что было самым большим его недостатком. В оправдание своей прямоты скажу, что я любил этого человека и действительно чту его память (не впадая в идолопоклонство). Он был честной, открытой и свободной натурой, обладал изящным слогом, превосходной фантазией, благородными понятиями; но все это лилось у него с пера с такой ширью, что порой было бы не грех остановить его... Талант был ему подвластен. Вот только бы он получше им управлял... Но пороки он искупал добродетелями» (4). Однако «отрицатели» Шекспира видят в этих словах лишь то, что актер снимал копии с чужих текстов.

У Шекспира много психологических наблюдений, исследователи-психологи подтверждают, насколько глубоко он понимал сложнейшие мотивы поведения людей. Это мото быть только результатом многолетних наблюдений и размышлений. В его пьесах раскрывается яркая картина человеческих страстей: радости и горе, величие и низость, красота и ужасы жизни. Шекспир обладал способностью жить чужими страстями, в своем творчестве он мог быть разнообразным человеком и в буднях не имел постоянного облика. Он был поэтом-драматургом, успешным дельцом, собственником и скрягой (по мнению многих), поклонником женской красоты, не всегда удачливым.

Биографы-идеалисты хотели представить его человеком строгих пуританских правил, не делавшим ошибок, не нарушавшим правил нравственности и поведения в обществе. Если бы это было так, вряд ли бы его привлек театр. Все, кто изучал Шекспира, сталкивались с не всегда поэтичным его обликом. Он был живым человеком с недостатками и не подозревал, что его объявят мировым классиком, часто признавал мастерство, даже превосходство соперников (сонеты 29, 76, 80, 85, 86); он не являлся «Гулливером в стране лилипутов» (19). Конечно, Марло, Кид, Спенсер, Рэли, Мэри Пембрук, Чапмен были из числа «великанов».

Лондонский юрист Джон Мэннингем в 1602 году записал в своем дневнике анекдотическую историю об одном любовном приключении Шекспира: «В те времена, когда Бербедж играл Ричарда III, одной горожанке он так понравился, что, уходя с представления, она назначила ему прийти к ней вечером под именем Ричарда III. Шекспир, подслушавший их уговор, пошел туда раньше, был принят и имел возможность поразвлечься еще до прихода Бербеджа. Затем, когда было доложено, что Ричард III дожидается у дверей, Шекспир велел передать ему, что Уильям Завоеватель предшествовал Ричарду III» (5). Описывали любовные связи Шекспира и с другими женщинами (кроме Эмилии Бассано, Мэри Фиттон и Джейн Давенант). В разные годы у него были романы с Марией Томпкинс и светской дамой леди Пенелопой Ричи — сестрой графа Эссекса. Когда-то Филип Сидни был влюблен в юную Пенелопу и воспел ее в сонетах «Астрофил и Стелла», изданных Мэри Пембрук в 1591 году. Пенелопу выдали замуж против ее воли за лорда Ричи еще при жизни Сидни. Любовный опыт Шекспира, несомненно, отразился в его творчестве. К 1599 году он достиг успеха как известный драматург и актер придворного театра. Неудивительно, что во многих пьесах Шекспир обнаруживает знание нравов, интриг королевского двора, поведения людей, приближенных к трону. Он часто был исполнителем ролей монархов, о чем писал поэт Джон Дэйвис, отличался остроумием, приятными манерами. До нас дошло около 60 отзывов современников о Шекспире (15).

Талантливый поэт Джон Донн проницательно заметил: «Не столько театр похож на придворные игры, сколько придворные игры напоминают театр».

Лорд-камергер Уильям Герберт Пембрук, организатор издания фолио 1623 года

Ученые-лингвисты подсчитали весь шекспировский словарный запас, составляющий более 20 тысяч слов. Образованный человек пользуется в своей речи словарем до 8 тысяч слов. Ораторы, стремящиеся к точности выражения, имеют в запасе до 10 тысяч слов. Шекспировский язык — один из ярких показателей необыкновенного широкого кругозора; не было такого рода деятельности, явления жизни, которого бы автор не коснулся. Сторонники коллективного авторства шекспировских пьес убеждены, что один человек не мог обладать таким объемом лексикона, как бы гениален и образован он ни был, и они правы (3).

У Шекспира различные персонажи говорят языком, соответствующим их положению в обществе; речь полна народными выражениями, остротами, поговорками, отрывками из народных песен. Это относится ко всем произведениям, в том числе и к «итальянским». В пьесах «Укрощение строптивой», «Два веронца», «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец», «Много шума из ничего», «Двенадцатая ночь», «Отелло», «Буря» и «Зимняя сказка» приводятся некоторые подробности итальянской жизни, нравы, обычаи и местный колорит. Его биографы даже считали, что Шекспир ездил в Италию (возможно, вместе с Джоном Флорио) в 1593 году, когда все лондонские театры были надолго закрыты из-за эпидемии чумы.

Путешествие в Венецию и жизнь в городе не были очень дорогими; многие ходили пешком, останавливались в дешевых гостиницах. Граф Саутгемптон отблагодарил поэта кошельком с золотом за посвящение ему поэмы «Венера и Адонис» в июне 1593 года, так что деньги для поездки в Италию у Шекспира были. Но эта поездка не имеет подтверждения. Не следует забывать, что он должен бьет прежде всего обеспечить свою семью (жену и троих детей) и, конечно, помочь отцу, дела которого вовсе пришли в упадок.

Многие английские литераторы, современники Шекспира, посетили Италию: Бэкон, Лили, Манди, Нэш, Дэниель, Рэтленд. Но описания их путешествий были изданы уже после публикаций шекспировских пьес «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец» и «Много шума из ничего». Путеводителей и гидов в то время не было. Тем не менее в пьесах приводятся многие итальянские подробности, отражающие, по-видимому, впечатления Рэтленда от поездки в Италию в 1596 году для учебы в Падуанском университете и от пребывания в Венеции, Вероне и Милане. Кое-какие подробности связаны с поездкой в Италию в 1593 году Эмилии Бассано — вероятно, это описание гор и ущелий на фреске стены дома в родном городе семьи Бассано в 1-м акте «Отелло» и другие детали.

В «Ромео и Джульетте» упоминается «вечерняя месса», которую сегодня не знает католическая церковь. Но в XVI веке «вечерние мессы» проводились в некоторых итальянских городах, например в Вероне.

В «Венецианском купце» Шекспир упомянул, что биржа в Венеции находится на Риальто. Слуга Гоббо приносит сыну своего хозяина блюдо голубей. Имя «Гоббо» чисто венецианское, каменная фигура человека, поддерживавшая гранитную колонну, на которой развешивались указы республики, называлась «Jl Gobbo di Rialto». Шекспир не мог изучать в Англии типы евреев, которые там не проживали с 1290 года (кроме его знакомых евреев-христиан), а в Венеции в то время жили свыше тысячи иудеев (Рэтленд в «Кориэтовых нелепицах» называет даже 5—6 тысяч). Шекспир заимствовал еврейские имена в «Венецианском купце» из Ветхого Завета. Имя Села (Шелах) он изменил на Шейлок. Имя Иска (Джиска — в английской транскрипции) он превратил в Джессика. Для описания личности Шейлока и сцены в суде Шекспир использовал трактат Сильвейна «The Orator» (1596), а именно главу «о еврее, потребовавшем от христианина вместо уплаты долга фунт его собственного мяса», что противоречит основам иудаизма! В Древнем Риме был закон, по которому кредитор имел право вырезать кусок мяса у несостоятельного должника. В старину этот обычай существовал везде, и Шекспир его перенес из варварской древности в современную ему Венецию (7). Друга купца Антонио в пьесе он назвал Бассанио по фамилии венецианских музыкантов — родственников Эмилии Бассано, сопровождавших театральные представления, в том числе и шекспировские пьесы в королевском дворце (2).

В «Укрощении строптивой» удивляют меткие эпитеты по отношению к разным городам Италии и точное употребление итальянских имен; отец Катарины и Бьянки назван Баптиста (крещеный), возможно, по имени отца Эмилии Бассано. Пизанские горожане именуются «степенными», что действительно соответствовало жителям Пизы. Ломбардия называется «волшебным садом Италии великой», Бергамо — парусной столицей Италии. В эпоху Возрождения этот город (далеко от моря, в 50 км от Милана) славился как центр пошивки парусов. Бытовые подробности, встречающиеся в итальянских пьесах Шекспира, предполагают знакомство с обычаями и нравами итальянцев, которые нельзя приобрести только из книг.

В «Укрощении строптивой» слуга Транио перечисляет дисциплины, которые в Падуанском университете будет изучать его господин, а жених Бьянки Гремио описывает предметы роскоши своего дома в Падуе, которые можно увидеть также во дворцах Венеции. При помолвке Петруччо и Катарины ее отец соединяет руки молодых людей в присутствии двух свидетелей. Это итальянский, а не английский обычай. В ранней пьесе «Укрощение одной строптивой», которую переработал Шекспир, эта подробность отсутствует, и действие происходит в Афинах. В интродукции шекспировской комедии (близ Стратфорда) играют знакомые персонажи (актеры, слуги, егеря), и Лорд, разыгрывая для потехи медника Слая, предлагает ему посмотреть разные картины: «Тебе покажем мы, как деву Ио / Сумел Юпитер захватить врасплох...» или «...Адонис у ручья / И Цитерея, скрытая в осоке...» (11). Имеются в виду знаменитые картины Корреджо «Юпитер и Ио» и, возможно, «Нимфа и пастух» Тициана, находившиеся до 1600 года во дворце скульптора и коллекционера Леони в Милане (туристы того времени обычно посещали дворец, чтобы увидеть известные полотна; сейчас они украшают Музей истории искусств в Вене). В трагедии «Отелло» Яго называет Кассио в насмешку «великим арифметиком», упоминая его флорентийское происхождение; именно флорентийцы славились как прекрасные бухгалтеры и счетоводы. И все-таки в картинах итальянской жизни, описанных Шекспиром, отсутствуют подробности, которые не обошел бы вниманием подлинный знаток Италии. Например, Шекспир нигде не упоминает венецианские каналы и гондолы, его герои гуляют по улицам Венеции, как в обыкновенном городе (7).

Давно заметили в его «итальянских» пьесах сходство мест действия со Средней Англией. Прототип из Стратфорда полицейского пристава Кизила (комедия «Много шума из ничего») прославился тем, что не ловил преступников, а уходил от них; этому же в пьесе учит Кизил своего помощника в Мессине (15). Иногда Шекспир проявляет «незнание» географии Италии. В «Двух веронцах» Валентин садится на корабль в Вероне, чтобы поплыть в Милан. А в «Зимней сказке» (по роману Роберта Грина «Пандосто») описано морское путешествие из Сицилии в Богемию. Но в XVI веке на севере Италии действовала система судоходных каналов; Милан и Верона были соединены каналом, и в наше время действует канал Брента «Венеция — Падуя». Еще в XIII—XIV веках Богемским королям Чехии принадлежали некоторые провинции на берегу Адриатического моря (между Триестом и Портогруаро на полпути в Венецию, и автор «Пандосто» Роберт Грин — недруг Шекспира, конечно, знал это).

Любопытная подробность приводится в «Венецианском купце». Хитроумная Порция посылает своего слугу с важным поручением к адвокату в Падую и приказывает ему встретиться с ней на пристани: «Он даст бумаги / И платье, ты как можно поскорей / Их привези на пристань ("unto the traject"), от которой / Суда плывут в Венецию». Эта пристань (искаженное итальянское — tragitto) находилась в устье канала Брента, на берегах которого стояли роскошные дворцы и виллы венецианских богачей (7). Шекспир мог и не знать многих подробностей, которые, наверное, знал Рэтлэнд, бывавший в Италии, и Мэри Пембрук, отразившая их при редактировании в 1620—1621 годах шекспировских пьес, в том числе ранее не издававшихся: «Укрощение строптивой», «Два веронца», «Двенадцатая ночь», «Буря», «Зимняя сказка» (перед изданием первого фолио 1623 года). В некоторых пьесах упоминаются морские путешествия, страдания от морской болезни и бури, костюмы моряков, их провиант. Видимо, здесь отразилось участие Рэтленда (после возвращения из Италии) в военно-морской экспедиции к Азорским островам в 1597 году и плавание в Данию с миссией в 1603 году. Творческая связь Шекспира с Рэтлендами и редактирование Мэри Пембрук объясняют многие итальянские, французские и датские реалии, слова и целые фразы, корабельные, морские подробности, упоминание картин и предметов роскоши в пьесах; часто звучит латынь, которую «Шекспир довольно хорошо знал».

Не следует понимать общение Шекспира с образованными аристократами как дружеское; уж очень высоко на социальной лестнице находились Рэтленды, Мэри Пембрук, граф Оксфорд, Дарби, Бэкон, Невилл. Шекспир был для них талантливым слугой, полезным человеком, способным поэтически обработать старые сюжеты, тексты новых пьес и довести их до сцены. Спенсер, Лили, Грин, Кид, Джонсон, Донн также были «простого» происхождения. Возможный характер отношений между писателями, поэтами и их покровителями остроумно продемонстрировали студенты Кембриджа в сатирической пьесе «Возвращение с Парнаса» (1599—1600) — пародии на литературную и театральную жизнь того времени. Один из героев пьесы ученый аристократ и щеголь Гуллио в беседе с Инжениозо (остроумным) сравнивает себя с Филипом Сидни: «Он любил общество ученых людей; я тоже помогаю им и примером тому являешься ты сам, ибо без моей поддержки и помощи ты давно бы пропал. Я помогаю и другим ученым и писателям; когда я появляюсь в своих комнатах в Оксфорде, меня уже ждет дюжина приветственных речей всех этих гениев и их оборванных компаньонов». Затем, дав задание Инжениозо набросать стихи в духе Шекспира, он произносит: «Потом я вернусь и просмотрю эти стихи, подправлю и доведу их до совершенства... я буду поклоняться сладостному мистеру Шекспиру и, дабы почтить его, положу его "Венеру и Адониса" под подушку... повешу его портрет в моем кабинете при дворе» (19). Возможно, в этой пародии студенты посмеивались над эксцентричным Рэтлендом, который в июле 1598 года получил в Оксфорде степень магистра искусств, а до этого в феврале 1595 года в Кембридже — степень магистра филологии (3).

Многие годы искренние дружеские отношения (без аристократического снобизма и высокомерия), вероятно, связывали Шекспира лишь с Уильямом Гербертом — героем его многих сонетов после 1596 года:

Твой памятник — восторженный мой стих.
Кто не рожден еще, его услышит.
И мир повторит повесть дней твоих,
Когда умрут все те, кто ныне дышит.

Ты будешь жить, земной покинув прах,
Там, где живет дыханье, — на устах!

(сонет 81)

Листок с отрывком из этого сонета был обнаружен на обратной стороне портрета Уильяма Герберта, графа Пембрука, при создании экспозиции в замке Уорик (недалеко от Стратфорда). По-видимому, Уильяму Герберту (William Herbert) и посвящена первая публикация сонетов Шекспира издателем Томасом Торпом 20 мая 1609 года: «...Единственному, кому обязаны своим появлением нижеследующие сонеты, мистеру W.H. всякого счастья и вечной жизни, обещанной ему нашим бессмертным поэтом, желает доброжелатель, рискнувший издать их в свет. Т.Т.» (5).

Через семь лет после смерти Шекспира, в память своих близких (матери и супругов Рэтленд) лорд-камергер Уильям Пембрук завершил дело, начатое Мэри Пембрук, и организовал издание в 1623 году шекспировских пьес. По словам историка Джона Обри, он был «из всех вельмож всех столетий — наивеличайший меценат!» Уильям Пембрук, как и его мать, отличался глубокой любовью к литературе, покровительствовал театрам, поэтам, драматургам, художникам, оплакивал смерть Шекспира и Бербеджа. В 1619 году он писал графу Карлайлю: «...вся труппа сейчас играет пьесу, которую я... все еще не в силах смотреть так скоро после утраты моего старого знакомого Бербеджа». Его близкими друзьями стали Джордж Чапмен, Джон Донн, Самуэль Дэниель (его учитель в юности), театральный художник и архитектор Иниго Джонс, которому он оплатил поездку в Италию. Бену Джонсону он посылал к Рождеству 20 фунтов на покупку книг, а в конце 1621 года назначил его смотрителем королевских увеселений. Лорд-камергер Уильям Пембрук был влиятельным вельможей в близком окружении короля Джеймса (Якова) I, хотя не одобрял союз с Испанией, как один из главных акционеров Вест-Индской компании. Видимо, он был причастен к нападениям Уолтера Рэли на испанские посты в морской экспедиции 1617 года, но не смог спасти его от казни в Англии. Пембрук противился назначению Фрэнсиса Бэкона лордом-канцлером, а позже настаивал на привлечении его к суду за взятки.

В сборнике Джона Донна (1640) были напечатаны любовные стихи Уильяма Пембрука, напоминающие некоторые сонеты Шекспира (22, 27, 43, 62) — его учителя в области поэзии. До конца жизни Пембрук вел легкомысленный образ жизни, как и в молодости (7).

Примечания

1. Пророки и поэты. М., 1994.