Вместо предисловия

В апреле 2016 года исполнится 400 лет с того дня, когда перестало биться сердце человека по имени Уильям Шекспир из Стратфорда. Незамеченная современниками смерть величайшего поэта Британии, не удостоилась ни одной траурной элегии, оплакивавшей невосполнимую потерю — как будто сладкоголосый лебедь Эйвона был гадким утенком в орнитологическом заповеднике Туманного Альбиона, как будто его отлет в иные миры горделивая островная Аркадия не сочла собственной культурной утратой... Как будто гениальный британец был отчасти чужд своим современникам и территории, на которой ему было суждено прожить удивительную творческую жизнь...

Да, Шекспир был больше своей жизни и больше своего времени. Шекспир был больше своей эпохи — эпохи позднего Возрождения. Шекспир был и больше Истории литературы и Истории Британии. Мерой его орлиного сознания был «Глобус» — театр христианского человечества.

«Дух его парил, яко орел, и не мог парения своего измерять того мерою, которою измеряют полет свой воробьи», — писал в 1786 году Н.М. Карамзин.

Масштабность шекспировской поэзии и шекспировской личности еще только угадывается новыми поколениями почитателей и исследователей, но уже сейчас его всеобщность и универсальность не подвергаются сомнению.

«Среди множества великих людей мира по пальцам перечесть тех, чьи юбилеи становились бы всемирным событием. Таков Уильям Шекспир, давно ставший человеком планетарного назначения. Герои его вошли в ДНК мировой культуры» — пишет современный филолог Виктор Ярошенко¹.

У каждого — свой Шекспир. И Шекспир у каждого, будь то рядовой читатель или маститый шекспировед — лишь малый фрагмент непознанного интеллектуального совершенства, нечеткое очертание едва различимой в тумане времен горной цепи великих смыслов. И в то же время «его творчество — нечто вроде шахты, откуда извлечены едва соединенные жемчужины-фрагменты»².

Изучение поэзии Шекспира — самое интересное и увлекательное занятие, которое только может обрести пытливый ум. Чтение Шекспира требует самостоятельного интеллектуального усилия. Понимание Шекспира возможно лишь за пределами обыденного знания — в области поэзии.

Поэтическая драматургия Шекспира сложна для понимания тех, кто воспринимает ее на театральных подмостках. «Драмы его, подобно неизмеримому театру натуры, исполнены многоразличия: все же вместе составляет совершенное целое, не требующее исправления от нынешних театральных писателей», — писал более двухсот лет назад Н.М. Карамзин. Тем не менее и ныне мы наблюдаем недостойные посягательства театра на «совершенное целое», стремление модных режиссеров-новаторов «исправить», «упростить», «осовременить», а по сути — скрыть свое бессилие перед шекспировской драмой и заодно ввести в заблуждение театрального зрителя.

Тот, кто любит Шекспира, не должен ходить в современный театр!

Тот, кто любит Шекспира, должен читать созданные им тексты. Эти непревзойденные по мастерству драматические произведения созданы не для театра.

Действие шекспировской пьесы «противоречит самой сущности сцены», — утверждал знаток шекспировской драматургии и неутомимый пропагандист наследия Великого Барда И.-В. фон Гёте. Шекспир менее драматург, чем поэт; принадлежа «истории поэзии», он «в истории театра участвует только случайно». Слишком велик Шекспир, чтобы ограничить сценической площадкой достойное его гения пространство.

Самое значительное, что есть у Шекспира, считал Гёте, — это дар эпитоматора, то есть дар историка, умеющего давать краткое изложение множества исторических трактатов историков-предшественников. Мы бы сейчас сказали — сверхконцентрация исторических смыслов. Подобная творческая стратегия прямо противоположна установке на упрощение, а технологическая изощренность поэтического высказывания Шекспира базируется на фундаментальных разработках Аристотеля: «...именно Аристотель, основатель логики как науки, был автором и "Поэтики" и "Риторики", причем в первом из этих трудов он говорил о большей интеллектуальной ценности поэзии (как парадигматики возможного) сравнительно с историей», — утверждал С. Аверинцев³.

Поэзия Шекспира — высшая форма истории.

Самый верный способ расширить наши познания о мире и истории — погрузиться в Шекспира.

Вращая глобус и изучая историю Земли, мы никогда не увидим на месте России пустое место и черную дыру.

Вникая в обозримую историю человечества, воплощенную в шекспировском слове, мы не имеем права предполагать, что Великий Бард не видел своим орлиным взором в общей картине мира его такой огромный и драматический «географический лоскут» как Московия Смутного времени.

Тема «Шекспир и история России» более 300 лет находится в зоне умолчания респектабельного шекспироведения. Волонтерский опыт автора книги, предлагаемой вниманию читателя — первая робкая попытка ступить на зыбкую территорию неизведанного.

В XVII веке один из влиятельнейших французских мыслителей Пьер Бейль писал: «Воззрение, будто взгляд, переходящий из века в век от поколения к поколению, не может быть всецело ложным — чистейшая иллюзия... Ведь за исключением нескольких философских умов, никто и не подумает проверить, верно ли то, что все говорят»⁴.

Проверка показывает, что многое из сказанного прежде — неверно.

Но и иллюзия, и истина — бессильны: кто бы что ни сказал и пи написал, величие Шекспира неколебимо. Оно останется таковым и тогда, когда будет доказано, что Шекспир — познаваем.

Примечания

1. Вестник Европы. 2014. № 40—41.

2. Рикёр И. История и истина. СПб.: Алетейя, 2002.

3. Поэтика древнегреческой литературы. М.: Наука, 1981.

4. Бейль П. Исторический и критический словарь. В 2 т. / Философское наследие. М.: Мысль, 1968.