Глава 1. Феникс на болоте

Фантастический Феникс поэзии, воплотившийся в необъяснимой личности Уильяма Шекспира, — грандиозная загадка, будоражащая не одно поколение пытливых исследователей, интеллектуальный вызов прошлого нам, убежденным в своем превосходстве над старинными авторами. Но похоже, неожиданная разгадка этого поэтического феномена уже не за горами...

Пройдет еще несколько десятилетий, и таинственное крылатое существо неизбежно сгорит в пламени возрождающего обновления. Такова природа и судьба Феникса, уже сейчас теряющего в борьбе с наступающей гибелью первые свои лучезарные перья. Жить ему суждено ровно пятьсот лет...

Однако было бы справедливым и прямо противоположное утверждение: ни загадки, ни разгадки Шекспира не существует. Не существует и так называемого «шекспировского вопроса»: взрывы нигилистических сомнений в авторстве того, чье имя запечатлено на страницах Первого (Великого) фолио, неправомерны.

За образом самородка из Стратфорда, или Великого Барда, не скрывался ни один из десятков предполагаемых претендентов. Ни Бэкон, ни Оксфорд, ни Невил, ни Марло, ни Рэтленд, ни Хансдон, никто другой из предъявленных или способных появиться в качестве тайного поэта-аристократа в будущем авторов не поколеблет места в истории, занятого Уильямом Шекспиром, сыном перчаточника из Стратфорда. Каждый последующий кандидат в Шекспиры будет обречен вызывать более циничный и громкий смех читателей и исследователей, которые уже сейчас с трудом смиряют язвительное негодование. Например, маститый биограф Шекспира Георг Брандес справедливо насмехался над горе-искателями:

«В первой половине XIX столетия никто не сомневался, что Шекспир в самом деле автор приписываемых ему творений. Судьба предоставила последнему сорокалетию незавидное право направить на величайшего поэта новой литературы все усиливавшуюся струю бранных и оскорбительных слов.

Сначала нападки на Шекспира носили очень неопределенный характер. В 1848 году американец Гарт высказал в самых общих выражениях свое сомнение в авторстве Шекспира. Затем, в августе 1852 года, в "Эдинбургском журнале" Чэмберса появилась анонимная статья, где автор заявлял убежденным тоном, что полуобразованный Вильям Шекспир содержал какого-то бедного поэта, вроде Чаттертона, продававшего ему за деньги свой гений, что он, другими словами, купил чужую славу и чужое бессмертие. "Никто не будет сомневаться, — говорилось в этой статье, — что каждая новая пьеса, выходившая из-под пера этого человека, превышала своими художественными достоинствами предшествовавшие. Вообще это был гений, стремившийся неудержимо вперед... И вдруг он покидает Лондон с большим капиталом и — перестает писать. Как объяснить этот странный факт? Конечно, поэт умер, а заказчик пережил его!"

В такой форме было впервые высказано мнение, в силу которого Шекспир являлся просто подставным лицом, присвоившим себе заслуги какого-то бессмертного незнакомца.

В 1856 году некто Вильям Смит издал письмо на имя лорда Элсмера, утверждая, что темное происхождение, плохое воспитание и поверхностное образование лишали Шекспира возможности создать приписываемые ему драмы. Их автором мог быть только человек, много изучавший и много путешествовавший, начитанный в литературе и знаток человеческого сердца вроде, например, величайшего англичанина того времени, Френсиса Бэкона. Чтобы не скомпрометировать свое положение в суде и парламенте, он тщательно скрыл свое имя. Постановкой этих пьес он думал улучшить свои финансовые дела и выбрал актера Шекспира в виде подставного лица. Смит утверждает далее, что Бэкон приготовил издание in-folio 1623 года, так как впал в 1621 году в немилость.

Если против этого предположения, в высшей степени беспочвенного, ничего нельзя было бы возразить, то один простой факт должен был бы навести на размышления. Бэкон заботился об издании своих произведений с редкой добросовестностью, постоянно переписывал и переделывал их, так что в них едва ли можно встретить описку. И он же издает в свет 36 драм, изобилующих недоразумениями и содержащих около 20 000 ошибок! Однако это нелепое мнение получило особенно широкое распространение только с тех пор, когда мисс Бэкон высказала в том же самом году в разных американских журналах мысль, что не Шекспир, а ее однофамилец является творцом так называемых "шекспировских" драм. Через год она написала на эту тему очень неудобочитаемое произведение в 600 страниц. По ее стопам пошел ее ученик, тоже американец, судья Натаниэль Холмс, автор книги в 696 страниц. Этот последний возмущался всей душой, что невежественный бродяга Вильям Шекспир, едва умевший подписать свое имя и мечтавший только о том, чтобы сколотить копейку, присвоил себе беззаконно половину славы, принадлежавшей по праву Бэкону».

В этом добросовестном экскурсе Брандеса к истокам обширной ныне антишекспирианы можно найти не только академически сдержанные и вполне определенно окрашенные возмущением эпитеты, но и весьма все-таки сомнительные утверждения. Например, об изобилии в шекспировских текстах недоразумений, а также о 20 000 ошибках. Эта позиция не только твердо осознанная, но и не подвергающаяся до сих пор ни малейшему сомнению многочисленными исследователями.

А вот поэты почему-то столь решительно не заявляют об ошибках великого собрата. Может быть, потому, что понимают умышленность этих ошибок? То есть воспринимают их как использование осознанного приема? Но как эту поэтическую технологию объяснить тем, кто находится вне ее? Это маленькое отступление, призывающее читателя к вдумчивости, является и своеобразным предупреждением о том, что такого рода «ошибки» мы обнаружим в дальнейшем нашем исследовании и покажем, что они вовсе не являются ошибками. Впрочем, это замечание совсем не отменяет справедливости отповедей Брандеса в адрес антистратфордианцев.

«Мисс Делия Бэкон, — пишет он далее, — посвятила свою жизнь буквально преследованию Шекспира. Она усматривала в его произведениях не поэзию, а широкую политико-философскую систему. Она утверждала, что в могиле Шекспира похоронено неопровержимое доказательство справедливости ее теорий. Она была убеждена, что нашла в письмах Бэкона ключ к шифрованной азбуке, но сошла, к сожалению, с ума, прежде чем поведала миру эту тайну. Она отправилась в Стратфорд, добилась позволения раскрыть могилу Шекспира, блуждала днем и ночью кругом нее, но оставила ее, в конце концов, в покое, находя ее слишком миниатюрной для сохранения "архива елизаветинского клуба"»¹.

Да, согласимся мы с высказанными не только Брандесом, но и другими авторитетными филологами мнением: все попытки разоблачения неизвестного анонима бесплодны — его не существовало. Существовал только Уильям Шекспир из Стратфорда-на-Эйвоне.

Сколь ни тщательно на протяжении трехсот лет беспокойные энтузиасты шекспироведения производят раскопки в пропылившихся домашних архивах британских аристократов, сколь ни глубоко и интеллектуально изощренно препарируют филологи биографические и хроникальные свидетельства современников неуловимого пайщика театра «Глобус», низвергнуть со всемирного пьедестала поэтической непревзойденности того, кто остался для потомков гением, равновеликим Нестору, Марону и Сократу, — не удается. И — добавим мы — в ближайшие десятилетия не удастся.

Феникс поэзии пел свои непревзойденные песни в «Глобусе», находящемся на зыбкой почве наших произвольных представлений. И где она, эта недоступная для профанного зрителя уединенная местность, могла находиться? Фигурально выражаясь — среди болота. Удивительно ли, что, по словам друга и соратника Шекспира. Б. Джонсона, «Глобус» был окружен рвом, поскольку его территорию когда-то отвоевали владельцы у болота. К тому же эта местность вдоль Темзы была не просто низкой, но еще и регулярно подтоплялась приливом. Подходящее местечко для публичных представлений и театральных премьер! Да и вся жизнь потрясателя сцены колеблется под ногами исследователей, как влажная дурманящая трясина. И вполне закономерно, что образы, связанные с темой болота и его обитателей, встречаются едва ли не в каждой пьесе Барда! Как будто он из своей недостижимой вечности продолжает шутить над теми, кто не одарен способностью поэтически мыслить.

За триста лет усердной деятельности исследователи шекспировской жизни добыли немало фактов его биографии. То есть пришли к выводу об отсутствии каких-либо твердых фактов вообще.

Дата рождения? «Документального подтверждения не имеет» (Шайтанов²).

Был ли у Шекспира крестный? Да, согласно преданию.

Учился ли Уильям Шекспир в школе? «Списки учеников стратфордской грамматической школы не сохранились» (Шайтанов)

Что он делал после школы? «Был подмастерьем у мясника, работал клерком в суде, служил учителем? Степень вероятности всех трех сомнительна, версии поздние, зацепки слабые» (Шайтанов).

На ком женился Шекспир? «Лицензию на брак с Энн Хэтеуэй, жившей в Стратфорде, выдали в Вустере ее поручителям (27 ноября), и в тот же день появилась запись о разрешении на брак Уильяма Шекспира с... Энн Уэтли из Темпл-Графтона».

Когда Шекспир прибыл в Лондон? — Неизвестно. И. Шайтанов считает, «что он прибыл туда в промежутке между 1582-м и 1587-м». Однако есть и другие версии.

Сам приехал? «Вероятнее всего, в составе актерской труппы». Конкретных данных нет.

И так далее и тому подобное. Интересующегося читателя отсылаем к подробнейшим трудам именитых биографов Шекспира, но большинство взявших в руки эту книгу, несомненно, знакомы с состоянием дел в данной области и нет смысла перечислять всем известные вопросы, не имеющие надлежащих ответов.

«Серьезное изучение Шекспира началось в XVIII в. Появились литераторы и ученые, занявшиеся изучением жизни и творчества Шекспира. Первое почетное место в ряду их принадлежит драматургу Николасу Роу (1676—1718). В 1709 г. он издал собрание сочинений Шекспира, сопроводив его биографией поэта. Он собрал для нее разные сведения — как достоверные, так и сомнительные. Как бы то ни было, он создал первое связное жизнеописание Шекспира, легшее в основу всех последующих биографий.

История установления биографии Шекспира описана в ряде трудов. Из них самый новейший и самый обстоятельный создан автором данной книги — известным американским шекспироведом Сэмом Шёнбаумом. Это его "Шекспировские биографии" ("Shakespeare's Lives". Oxford; New York, 1970). На восьмистах с лишним страницах здесь изложена вся история собирания материалов о жизни Шекспира. Как показывает Шёнбаум, при восстановлении биографии Шекспира не обошлось без ошибок; хуже того, некоторые, скажем мягко, "энтузиасты" пытались восполнить недостаток материалов сфабрикованными ими "документами".

Американский ученый стремится изложить в четком хронологическом порядке все, что известно о каждом периоде жизни Шекспира. Творчества драматурга он совершенно не касается».

Так предварял издание книги С. Шёнбаума в России российский знаток шекспировской проблематики А. Аникст³.

«Архивная погоня по шекспировскому следу, однажды начавшись, никогда не прекращалась, — пишет российский исследователь И. Шайтанов. — Устав собирать шекспировское жизнеописание из слухов, местных легенд, литературных анекдотов, биограф надеется обрести твердую почву под ногами, дойдя до документов. Он опять будет разочарован: документы потребуют объяснения, породят новые легенды и догадки».

Уильям Шекспир — настоящий Человек-Гипотеза.

И тем не менее всякого, кто заинтересовывается «шекспировским вопросом», мучит потребность защитить доброе имя гениального сына перчаточника из Стратфорда. В чем дело? Дело в том, что в сознании респектабельного исследователя не совмещаются два образа — актер из Стратфорда и драматург из Лондона. Вина ли в этом самого Уильяма Шекспира? Или это изъян исследовательского сознания?

Все знают, что фигура Шекспира погружена в непроницаемую тень. Биограф драматурга Э. Берджесс считал, что исследователям не хватает документов — например, счета из прачечной. Насмехался, видимо. Но весьма проницательно. Другие исследователи страстно желают найти хотя бы одну страничку, написанную шекспировской рукой. Однако как убедиться, что находка окажется подлинной? С чем сравнить? Сравнивать вроде бы есть с чем: существуют подписи Шекспира под документами, шесть образцов! — но и они вызывают неудовольствие знатоков...

«Простая мысль о том, что "шекспировская тайна — не в его биографии, а в его произведениях", только кажется банальностью, а применительно к тому, как эту биографию пишут сегодня, звучит едва ли не крамольным парадоксом», — пишет И. Шайтанов, ссылаясь на поэта, критика и переводчика П. Леви, высказавшего эту банальную мысль. Книга П. Леви на русский не переведена, однако мы осмелимся назвать ее неудачной: если бы анализ шекспировского стиля, предпринятый исследователем, был удачным, тайны личности Уильяма Шекспира уже бы не существовало! Однако она существует, и все еще требуются самоотверженные защитники «медоточивого» автора с берегов Эйвона...

И дело не в том, что альтернативные претенденты на роль скрывшегося за чужим именем великого драматурга множатся и что легионы антистратфордианцев растут, как на дрожжах, внося сумятицу в научные ряды... Нет, досаду сторонников традиционного взгляда на Великого Барда вызывает неубедительность антистратфордианских построений, «поскольку самих антистратфордианцев интерес к личности автора, кажется, не побуждает к чтению его произведений»⁴.

Согласимся с российским автором свежайшей биографической книги об Уильяме Шекспире, высказавшем эту язвительную, но абсолютно верную мысль в предисловии к жизнеописанию Великого Барда. Согласимся также с тем, что насмешливого порицания заслуживают те враги драматурга из Стратфорда, которые, «если и читают Шекспира, то с целью обнаружения в его текстах тайного шифра или явного плагиата». Это действительно смешно. Шифры искать бесполезно — иначе бы их давно уже нашли. Еще быстрее обнаружился бы факт системного (массового) заимствования. Но как обнаружить разгадку тайны Шекспира в его текстах? До сих пор предпринимавшиеся усилия не увенчались успехом! И почему же?

Может быть, потому что каждый филолог свято уверен в том, что только он может во всей правильной полноте проанализировать и понять поэтический мир Шекспира? Число таких самоуверенных аналитиков выглядит столь внушительной армией, что перед ней померкли бы когорты Цезаря и орды Батыя. Правда, в отличие от великих завоевателей совокупные усилия шекспироведов всех времен и народов не привели, увы, к покорению не то что хотя бы Британии, но и одного ее рядового гражданина — Уильяма Шекспира из Стратфорда.

Многоголовая гидра филологии, превзошедшая системным бесплодием все библейские смоковницы вместе взятые, хотя и не скрывает ни от кого прискорбных итогов своей сизифовой деятельности и чистосердечно признается в полнейшем своем бессилии, но все-таки объявляет себя высшим судией в спорах о личности Великого Барда или о его творческих шедеврах. Эта странная ситуация, сформировавшаяся в добропорядочную традицию не сегодня и не вчера, заставляет призадуматься: а хотят ли вообще исследователи шекспировского вопроса и шекспировского творчества «вымолвить» уже давным-давно известное им? Может быть, неизвестность и затемненность жизни и произведений Шекспира — тщательно охраняемый секрет полишинеля? Может быть, он — своеобразный вечный двигатель, не требующий источника энергии, поскольку питается устойчивым финансовым потоком? И да не оскудеет его незримое хранилище...

На эту возмутительную мысль способна навести странная научная практика, утвердившаяся в шекспироведении. Судите сами.

Если в вашем распоряжении окажется трактат гениального математика прошлого, разве вы начнете судить о его величии и точности, прибегая к своим ограниченным школьным (в том числе и полученным в высшей школе!) знаниям? Безусловно, вы обратитесь и к экспертам, реально посвятившим свою жизнь глубокому изучению области, в которой вы специалистами не являетесь. То же самое касается и физики, механики, химии, астрономии... Имея даже большой теоретический багаж знаний в медицине, перечитав сотни учебников и монографий по физиологии, вы все равно не займетесь хирургической практикой — вы обратитесь к специалистам.

Почему же в области шекспироведения любой гуманитарий-интеллектуал считает себя вправе не только не прислушиваться к специалистам, но и прямо и принципиально избегать обращения к их суждениям?

Все знают, что Уильям Шекспир — Поэт, Великий Бард. Однако в респектабельных филологических трудах нет следов уважительного отношения их авторов к мнениям, высказанным подлинными мастерами поэзии, авторитетными экспертами в области поэтического творчества. Почему? Разве И.-В. фон Гёте, универсальный творец, овладевший всеми секретами поэтического творчества и доказавший делом собственный поэтический и философский уровень мышления, не может являться экспертом? Однако филологический политес легко пренебрегает суждениями Гёте, отдавая предпочтение любому суждению любого кандидата филологических наук, не прославившегося сочинением «Фауста».

Изредка, в качестве иллюстраций, можно встретить необязательные цитаты из высказываний крупных поэтов Т. Элиота, У.-Х. Одена, Б. Пастернака... И то лишь в тех случаях, когда их формулировки совпадают с утверждениями профессиональных шекспирологов. Но вы вряд ли найдете хотя бы один шекспироведческий трактат, в основе которого лежат размышления поэтических экспертов. А между тем мнения крупнейших поэтов дают плодотворную пищу для размышлений о поэтическом мире, созданном Великим Бардом, и — что особенно показательно! — радикально расходятся с утвердившимися в филологическом сообществе подходами к изучению наследия британского гения. Впоследствии мы приведем тому немало примеров, а пока зададим риторический вопрос: кто же прав? Правы те, кто не понаслышке знаком с технологиями поэтического дела? Или правы те, кто не обладает поэтическим мышлением?

Крупные поэты и крупные философы, на суждения которых мы намерены опираться в своем волонтерском исследовании, высказывали свои суждения не только в «поэтическом формате», то есть с применением системной образности, но и сознательно формулировали их, избегая прямой речи. В этом, считаем мы, была заложена мудрая позиция авторов, знающих о принципиальной невозможности высказать большой корпус смыслов на маленькой площади текста, не предназначенной для загрузки ее необъятным объемом доказательности. Поэтому и мы, как бы ни хотели высветить в этом трактате «затемненное», вынуждены будем ограничиться лишь малой частью того, что хотели бы сказать. Ибо час преображения Феникса еще не настал...

Да и сам он еще притягательно мерцает в нашем воображении как желанный, но не доказанный документально в творческом бытии объект — то ли Птица, то ли Человек, то ли феерическая Гипотеза о тоске но масштабной подлинности?

«Как сказал французский литературовед И. Тэн, мы знаем о Шекспире только то, что он родился, женился, переехал в Лондон, переделывая чужие пьесы, писал свои, сделал завещание и умер»⁵.

Это зыбкое мерцание нас и очаровывает... «Документальные факты в биографии Шекспира светятся каким-то мерцающим или даже неверным светом. То ли они есть, то ли их нет».

Примечания

1. Брандес Г. Неизвестный Шекспир. Кто, если не он. М.: ЭКСМО. Алгоритм, 2012.

2. Шайтанов И.О. Шекспир. М.: Молодая гвардия, 2013. Серия ЖЗЛ.

3. Шёнбаум С. Шекспир. Краткая документальная биография. Перевод А.А. Аникста и А.Л. Величанского. М.: Прогресс, 1985.

4. Шайтанов И.О. Шекспир. М.: Молодая гвардия., 2013. Серия ЖЗЛ.

5. Аксенов В. Кто был Шекспиром? СПб.: ИД «Петрополис», 2010.