Глава 8. Золотые мальчики

Оберегай право занимать свое место, но не залезай в вопросы юрисдикции, просто молча присваивай себе это право.

Пока Фрэнсис изучал право, писал и применял на практике совет, полученный им во время небесного видения, в его жизнь вошло новое измерение — тесное участие в блистательной жизни общества и трагическая смерть молодого Роберта Деверо, графа Эссекса, который, как выяснилось из шифрованного повествования, был его единокровным братом¹. С этого началась одна из самых грустных историй, когда-либо рассказанных миру.

Мы начнем эту историю, обратившись к книге Дафны дю Морье «Золотые мальчики», первой из написанных ею двух биографий сэра Фрэнсиса Бэкона. В этом сочинении она приводит исключительно подробный и тщательно подтвержденный документами рассказ о жизни трех наиболее интересных молодых людей, которые когда-либо ходили по улицам Лондона, — Фрэнсиса Бэкона, Энтони Бэкона и молодого Роберта Деверо. Дафна не делает специальных выводов относительно своего видения проблемы авторства шекспировских пьес, но между строк невозможно не прочесть того, что она не говорит открыто. В «Винтовой лестнице», второй из написанных ею биографий, она делает заявление, которое позволяет судить о ее мнении:

Здесь мы не ставим перед собой задачу вступить в долгий и утомительный спор о том, был ли на самом деле Уильям Шекспир автором всех тридцати шести пьес, опубликованных под его именем в Первом Фолио².

Далее следуют несколько абзацев, в которых высказываются сомнения по поводу обоснованности авторства Шекспира, затем приводится цитата из письма Тоби Мэтью к Фрэнсису Бэкону, присланному из-за границы:

Самый блистательный ум, о котором я когда-либо слышал в своей стране и по эту сторону моря, носит имя Вашей Светлости (официальное обращение к лордам и судьям. — Прим. пер.), хотя ему и суждено быть известным под другим³.

С чего бы это Его Светлости быть известным под другим именем? То, что дю Морье выбрала именно этот отрывок, по-видимому, отражает ее мысли по данному вопросу. Впрочем, нам необязательно опираться на догадки о том, что думала о шекспировском вопросе Дафна дю Морье, если мы взглянем на титульную страницу журнала, издаваемого Лондонским Обществом Фрэнсиса Бэкона. В течение многих лет имя леди Браунинг (Дафны дю Морье) фигурировало в качестве имени почетного вице-президента. Этот журнал — «Бэкониана» — публикует материалы в поддержку авторства Фрэнсиса Бэкона по отношению к пьесам Шекспира. Он издается с 1886 года.

На золотистой обложке «Золотых мальчиков» изображены портреты трех очаровательных молодых людей в брыжах и кружевах, по моде елизаветинского времени. Слева — улыбающееся милое лицо восемнадцатилетнего Фрэнсиса Бэкона, взятое с миниатюры работы Хиллиарда. В центре находится портрет Энтони Бэкона, а по другую сторону от него изображен ослепительный Роберт Деверо — второй граф Эссекс. Это и есть «золотые мальчики», получившие свое название по отрывку из шекспировского «Цимбелина » :

Не бойся больше солнечного жара,
Ни ярости суровой зимы;
Ты выполнила свое земное предназначение,
Ты ушла домой и получила то, что тебе причиталось.
Всем золотым мальчикам и девочкам,
Как трубочистам, суждено стать прахом.

(Акт IV, сц. 2)

(В оригинале этот отрывок написан рифмованными стихами, в русских переводах ключевое для данного контекста словосочетание, выделенное в дословном переводе, исчезает. См. перевод Н. Мелковой:

Для тебя не страшен зной,
Вьюги зимние и снег,
Ты окончил путь земной
И обрел покой навек.
Дева с пламенем в очах
Или трубочист — все прах. — Прим. пер.)

Едва ли в истории можно обнаружить более интересную троицу молодых людей. Влияние, которое они оказали на свою эпоху, поразило бы историков, если бы им была известна вся правда.

В традиционном восприятии, разумеется, на этих портретах изображены Фрэнсис Бэкон, его брат Энтони и его близкий друг Роберт Деверо. Согласно зашифрованному повествованию, связь между этими молодыми людьми совсем иная, гораздо более интересная. Братом Фрэнсиса на самом деле является граф Эссекс, а тот, кто считается его братом, Энтони Бэкон, является его ближайшим и дорогим другом. По прихоти судьбы эти трое замечательных молодых людей оказались ввергнутыми в драму обстоятельств, над которыми они были не властны.

Как мы видели ранее, молодой Эссекс считался первенцем Уолтера Деверо и его жены Леттис. Выясняется, что драма рождения маленького Фрэнсиса (Тюдора) была проиграна вновь по аналогичному сценарию — родители те же, только год и ребенок другие.

Лорд Лестер явно проявлял повышенное внимание к красивой и шикарной кузине Елизаветы Леттис Ноллис, жене сэра Уолтера Деверо. Именно после бурного и выбивающего из колеи периода ссор по поводу Леттис и последующего счастливого примирения и родился маленький Роберт «Деверо». Это случилось 10 ноября 1566 года. Обстоятельства, связанные с появлением на свет этого второго ребенка, были такими же исключительными, как и те, которыми было окружено рождение Фрэнсиса. Елизавета на время перестала появляться на публике и перестала подписывать государственные бумаги. В течение целого месяца подданные не имели возможности лицезреть ее. И снова двор хранил странное молчание по поводу происходящего.

В елизаветинской Англии о нравственных идеалах больше говорили, чем руководствовались ими в поведении, и от придворных часто требовалось закрыть глаза, сомкнуть уста и не обращать внимания на появление незаконнорожденного младенца, происхождение которого было темой, небезопасной для обсуждения. Если отец решал публично признать свое дитя, то дело улаживалось. Многие незаконнорожденные отпрыски знати рано или поздно оказывались признанными собственными отцами, и им часто доставались и титулы, и право наследования. У отца было право принятия решения. В данном случае, разумеется, ситуация было осложнена тем положением, которое занимала Елизавета, и ее намерением казаться добродетельной, несмотря на все свои интрижки.

«Молодой человек среди роз» Николаса Хиллиарда. Изображенный на портрете молодой придворный одет в цвета королевы, черный и белый, и окружен розами, ее символом. Предполагается, что это портрет Роберта Деверо, графа Эссекса

В 1571 году (по просьбе Лестера, как указывается в шифрованном повествовании⁴), Елизавета прямо потребовала от парламента принятия закона о наказании тех, кто вел разговоры о каких-либо наследниках Короны, помимо тех, кто является «естественным потомством» ее тела. Министры убеждали ее воспользоваться более привычным выражением «законное потомство», но она твердо стояла на своем. Пусть будет «естественным». Ее упрямый отказ породил не только подозрительные мысли, но и многочисленные бесславные для нее выводы о причинах такого ее поведения. Биограф Альфред Додд уделяет этому внимание в «Личной истории Фрэнсиса Бэкона»⁵. Знаменитый придворный историк Елизаветы Уильям Кэмден запомнил, как принимался этот акт, и слышал, как открыто говорили о том, что это было сделано по замыслу Лестера, который намеревался навязать стране какого-то своего, рожденного при сомнительных обстоятельствах сына в качестве отпрыска королевы⁶.

Вскоре после рождения Роберта Елизавета подарила его «отцу» — Уолтеру Деверо, графу Херефорду, поместье неподалеку от Брэйнтри в Эссексе, поблизости от Лондона. Через несколько лет она сделала его графом Эссексом и рыцарем Ордена Подвязки. Деверо внезапно превратились из уэльских эсквайров в высшую знать, не уступающую величайшим лордам королевства. Могло показаться, что Уолтеру хорошо платят за содержание маленького Роберта Тюдора Дадли. Вполне может быть — в этом нет ничего неправдоподобного, — что он ставил королеву в неудобное положение и требовал все больше и больше за то, что избавил ее от маленького принца. Это можно было бы назвать типичным шантажом.

После смерти Уолтера, последовавшей в 1576 году, новый граф Эссекс, Роберт, попал под опеку лорда Берли. Говорили, что мальчик был самым бедным графом в стране. Новый опекун маленького Роберта послал запрос в Чартле, поместье Эссексов, чтобы получить характеристику мальчика. Он получил восхищенный отчет: «Он может выражать свои мысли по-латински и по-французски, а также по-английски; у него прекрасные манеры, он скромен, скорее расположен слушать, чем отвечать; очень любит учиться; слаб и нежен, но очень хорош собой и застенчив»⁷.

Такой отчет, наверное, пришелся бы по душе Елизавете и Лестеру. По своему складу оба они интересовались науками и образованием. Похоже, что воспитывавшийся вдали от них ребенок пошел в них, как и Фрэнсис, — хотя в его случае они не слишком дорожили этим обстоятельством. Настало время познакомиться с их младшим сыном.

В начале 1577 года Берли послал за маленьким графом, чтобы привезти его к себе, в Теобальдз. По приезде он впервые оказался при дворе. «Девятилетний Роберт Деверо обворожил всех, кто его видел, — сообщает его биограф Роберт Лейси. — От его красоты захватывало дух»⁸. Он также впервые увидел легендарную женщину, еще не зная, что она — его мать.

Филипп Сидни (1554—1586). Сидни, выдающийся придворный и дипломат елизаветинской эпохи, оказал могучее влияние на английскую поэзию. Сидни был племянником Лестера (и, следовательно, двоюродным братом Фрэнсиса) и соавтором литературных проектов Фрэнсиса. В настоящее время он наиболее известен благодаря своим сонетам и трактату «Защита поэзии»

Королева была очарована мальчиком с первого взгляда. Здороваясь с ним, она наклонилась, чтобы поцеловать его. Уже отчаянно независимый мальчик, не считая эту стареющую рыжеволосую женщину особо привлекательной, отвел голову вбок, отказываясь быть поцелованным. Возможно, королеве это не понравилось, но она была заинтригована.

Нельзя с уверенностью сказать, когда именно Фрэнсис познакомился со своим младшим братом, ибо тогда, когда Роберт переехал в Теобальдз, Фрэнсис находился во Франции, где провел три восхитительных года. Однако леди Анна, конечно же, должна была рассказать ему о том, что у него есть брат, в ходе своего долгого повествования о странных, тщательно скрываемых родственных связях. Возможно, что лишь после того, как семнадцатилетний буйный граф был призван ко двору, их знакомство переросло в крепкую дружбу, которая сыграла столь важную роль в жизни обоих.

Вскоре после прибытия Роберта к Сесилам его отправили в Кембридж, в Колледж Св. Троицы, тот самый, который восемнадцатью месяцами ранее оставил Фрэнсис. Младшего мальчика, которому было только десять лет, как и Фрэнсиса, вверили особому попечению настоятеля Уитгифта. Оба мальчика пользовались одинаковыми особыми привилегиями и были окружены заботой, беспрецедентными в истории колледжа. Даже Роберт был удивлен неожиданным вниманием к себе, потому что он написал письмо Берли, благодаря его за ту доброту, которой его окружили, что он приписывал исключительно влиянию Берли (разумеется, не ведая, что Берли действовал по указаниям королевы). Через два года после поступления Роберта в Колледж Св. Троицы Уитгифт по приказу королевы был назначен архиепископом Кентерберийским.

На третьем портрете на обложке «Золотых мальчиков» изображен любимый названный брат Фрэнсиса Энтони, сын его приемных родителей, которого он часто называл «своей отрадой». Никакие кровные братья не могли быть более близки друг другу, и, конечно же, до пятнадцатилетия Фрэнсиса они не знали, что они не братья. Когда в 1597 году Фрэнсис опубликовал свои «Опыты», первую подписанную его именем работу, он посвятил сборник Энтони.

В «Двух веронцах» дружба оценивается как братские отношения. Нетрудно представить, что тогда, когда Валентин говорит о своем дорогом друге, «своем втором Я» Протее, то имена можно заменить на Фрэнсиса и Энтони. В пьесе герцог Милана спрашивает: «Вы знаете Протея?» Валентин отвечает: «С детских лет. / Как самого себя, его я знаю, / Немало дней мы вместе провели» (Пер. В. Левика)⁹. Фрэнсис и Энтони!

Афина Паллада — «Потрясающая копьем». Альфред Додд рассказывает, как Бэкон в период пребывания в Грэйз-Инн создал тайное общество под названием «Благородный орден Рыцарей Шлема», целью которого было служение идеалам, воплощаемым Афиной Палладой. Для греков Афина была воплощением мудрости, богиней, которая властвовала над интеллектуальной и нравственной сторонами человеческой жизни. Они называли ее «Потрясающая копьем» (по-английски — the «Spear-Shaker». — Прим. пер.). (Возможно, в этом сокрыт ключ к тому, кто был настоящим «Шеек-спиром».) «Шлем», упоминаемый в названии общества, — это шлем Афины, который, если верить мифам, делал невидимыми тех, кто его надевал. Аналогичным образом члены общества «невидимо» служили миру, а большая часть плодов их трудов выходила анонимно или под псевдонимами («Личная история Фрэнсиса Бэкона», стр. 131)

Еще более четкая параллель просматривается в «Венецианском купце» в описании дружбы Антонио (Энтони) и Бассанио (Бэкон). Поистине, это история, вдохновленная любовью двух названных братьев и прославляющая ее: Энтони готов отдать жизнь и свое состояние за Фрэнсиса, что он неоднократно предлагал сделать.

Верный Энтони третий из «золотых мальчиков». Если говорить об этой троице, то они были связаны кровными узами практически со всеми влиятельными особами елизаветинской Англии. Говорят, что Елизавета и лорд Берли правили Англией, словно родовым поместьем, и что придворные празднества напоминали семейные сборища¹⁰. Так обстояло дело, и Фрэнсис и Эссекс были главными составляющими этого целого.

Когда Фрэнсис вернулся из Европы, между двумя родными братьями, Робертом и Фрэнсисом, завязалась крепкая дружба. Разумеется, ей способствовали тайна их общего происхождения — радостное и печальное наследство — и разочарования, связанные со знанием этой тайны. Фрэнсис рассказывает нам о том, как он был ошеломлен, испытывая одновременно и гордость, и страх, когда он узнал, кем на самом деле является по рождению. Было бы интересно, если бы мы могли узнать, как именно отреагировал на это известие Роберт. Однако мы можем только фантазировать на эту тему, но, зная темперамент этого мальчика, можно предположить, что он вряд ли воспринял это известие спокойно. Рассказала ли ему об этом королева? Или Лестер? Или сам Фрэнсис? Мы этого не знаем.

Есть документальное подтверждение того, что по возвращении из Франции Фрэнсис некоторое время жил в Лестер-Хаусе на Стрэнде, неподалеку от Йорк-Хауса, у своего биологического отца¹¹. К этому времени Йорк-Хаус уже перестал быть для него родным домом, поскольку лорд-хранитель скончался, а леди Анна не пользовалась привилегией жить в нем. Должно быть, это вполне ее устраивало, так как она быстро вернулась назад в Горэмбюри, который всегда пользовался ее любовью. Она предложила Фрэнсису место под своим кровом когда бы он ни пожелал, но ему необходимо было быть в городе и неподалеку от двора, где разворачивались все события. До тех пор, пока королева не решила, как с ним поступить, логично было разместить его в Лестер-Хаусе. Его судьба все еще оставалась неопределенной. По-видимому, такое решение было принято ненадолго. Вскоре мы увидим, что Фрэнсис был водворен в собственные покои в Грэйз-Инн.

Филипп Сидни, племянник Лестера (и, следовательно, двоюродный брат Фрэнсиса), и его друзья уже вовсю занимались литературными экспериментами. Теперь к их компании присоединился и Фрэнсис. Хотя он был на несколько лет моложе, его могучий интеллект, зрелость не по годам и врожденная любовь к литературе должны были помочь ему занять равное, если не лидерское, место в компании этих молодых джентльменов. Эта группа уже собрала вокруг себя значительное число философов-поэтов. Они называли себя «Ареопагом», позаимствовав название верховного суда древних Афин. Это была блистательная компания, и она была на пике своей деятельности, когда пересеклись пути Фрэнсиса и Филиппа. Они составили блистательную команду, а окружавшие их казались более блистательными, чем они были на самом деле, потому что они отражали величие своих лидеров.

Должно быть, Энтони Бэкон был важным членом этой группы, когда находился в Англии, но в те молодые годы он был в отъезде, покинув страну вскоре после смерти отца. Более молодой лорд Роберт и неразлучный с ним молодой граф Саутгемптон, вероятно, пополнили ряды объединения, когда повзрослели настолько, чтобы заинтересоваться данной деятельностью. Они и некоторые другие образовали ядро «волшебного кружка», которому в первую очередь принадлежит честь замечательного возрождения английской литературы, называемого «расцветом Англии». Додд утверждает, что именно тогда были посеяны семена для создания тайного общества, которое позднее развилось в розенкрейцерство¹².

Примечания

1. Gallup, Bi-literal Cypher, part II, pp. 108, 134, 172, 209—210; или Barsi-Greene, I, Prince Tudor, pp. 64—65, 176, 198.

2. Daphne du Maurier, The Winding Stair (Garden City, N.Y.: Doubleday and Company, 1976), p. 173.

3. Tobie Matthew, цитируется в: du Maurier, Winding Stair, p. 174, и John Michell, Who Wrote Shakespeare? (London: Thames and Hudson, 1996), p. 121.

4. Gallup, Bi-literal Cypher, part II, pp. 134—135.

5. Dodd, Sir Francis Bacon's Personal Life-Story, pp. 42—43, 83, 225.

6. William Camden, Elizabeth, p. 167, цитируется в: Dodd, Sir Francis Bacon's Personal Life-Story, p. 83.

7. Robert Lacey, Robert, Earl of Essex (New York: Atheneum, 1971), p. 18.

8. Ibid., p. 19.

9. Shakespeare, The Two Gentlemen of Verona, act II, sc. 4.

10. См.: Strickland, Queen Elizabeth, p. 72.

11. Hickson, Prince of Poets, p. 161.

12. Dodd, Francis Bacon's Personal Life-Story, pp. 132—136.