Часть третья. Шекспировский вопрос

По-видимому, пришла пора назвать ту, настоящую фамилию. Однако не могу. Не потому, что не знаю. Причина в другом, в чрезвычайной политизированности самой проблемы. Ведь спор о том, кем был Шекспир, давно вышел за рамки научного, разделив всех на отчаянно враждующие друг с другом партии. Шекспироведы и не заметили, как заурядная дискуссия трансформировалась в войну, в которой оппоненты стремятся принудить противника к капитуляции, а не выяснить истину. Стороны с завидным упорством или упрямством разоблачают огрехи оппонентов и отстаивают собственную непогрешимость. Ошибки если и признаются, то мелкие, несущественные. Ключевые положения «родных» версий защищаются до конца, любой ценой и вопреки всему, даже здравому смыслу.

Согласитесь, в такой обстановке очень сложно сохранить объективность. Какое бы имя ты ни назвал, тебя тут же зачислят в члены соответствующей партии и заклеймят как «врага» своего героя. А не назвать кого-то нельзя, ибо шекспировский канон написал конкретный человек, живший на рубеже двух веков — шестнадцатого и семнадцатого. Более того, интересующая нас персона, несомненно, значится в списке претендентов, и, следовательно, какая-то из партий права. Единственная из многих, сформировавшихся за полтора столетия войны. И каково будет им, проигравшим, смириться с поражением?..

Что же делать? Каждому самостоятельно выбрать из череды соискателей того одного, чья биография не противоречит рассмотренной нами выше шекспировской. Выбрать по совести, по справедливости, без гнева и пристрастий, да и без оглядки на ученые авторитеты, за какой бы лагерь они ни выступали...

Итак, начнем в алфавитном порядке, английском, разумеется:

1. Bacon Francis (Бэкон Фрэнсис). 22 января 1561 — 9 апреля 1626

Мотивы выдвижения: эрудирован под стать Шекспиру, знаток юриспруденции, термины которой Шекспир так часто использовал, с мировоззрением, весьма близким к шекспировскому. Кроме того, магистр Кембриджского университета Джозеф Холл (Hall, 1574—1656), с 1627 года епископ Эксетерский, в 1597 году в сборнике «Беззубые сатиры» («Toothlesse satyrs») приписал Бэкону авторство шекспировских поэм, выведя под именем Лабео — знаменитого древнеримского адвоката¹.

Фрэнсис Бэкон родился в семье важного чиновника королевы Елизаветы I Николаса Бэкона, лорда-хранителя большой печати, а по матери, Анне Кук, состоял в прямом родстве с первым министром елизаветинской Англии Уильямом Сесилом, с 1546 года женатом на Милдред Кук, старшей сестре Анны.

До февраля 1579 года, до кончины отца, жизнь будущего философа складывалась вполне благополучно и традиционно. С 1573 по 1576 год он обучался наукам в Тринити-колледже Кембриджского университета. Затем, в июне, поступил в одну из школ юридической корпорации — Грэйс-Инн. Однако уже в сентябре 1576-го отправился секретарем английского посольства в Париж, где провел два с половиной года, до марта 1579-го. О том, отлучался ли Бэкон из Франции в какую-либо из южных стран — Испанию или Италию, точных сведений не имеется.

По возвращении в Англию молодой человек возобновил учебу в Грэйс-Инн, в 1582 году удостоился звания барристера (адвоката с правом ведения судебных процессов), а в 1586-м — старейшины своей школы. Впрочем, карьеру видного юриста Бэкон делать не собирался, предпочитая судебным разбирательствам политический процесс. Он очень рассчитывал на поддержку дяди — Уильяма Сесила. Но тот не оправдал надежд. Предположительно барон Бэрли опасался, что искусный оратор, каким зарекомендовал себя Бэкон в Грэйс-Инн, может составить серьезную конкуренцию его сыну и помощнику Роберту Сесилу. Оттого милорд и лицемерил, на словах обещая содействие, реально мешая «племяннику» занять важные посты при елизаветинском дворе.

Даже избранием в депутаты парламента Бэкон обязан не Сесилам, а иным особам. В 1581 и 1584 годах помощь оказал крестный — Фрэнсис Рассел, 2-й граф Бедфорд, контролировавший округа Боссиней (Bossiney) и Уэймут (Weymouth), в 1586-м в Таунтоне — наставник по Кембриджу Джон Уитгифт, с 1583-го архиепископ Кентерберийский, в 1589-м в Ливерпуле, очевидно, Фрэнсис Уолсингем, патрон города. Таланты Бэкона начали проявляться с третьего захода в палату общин, в судьбоносную осень 1586-го, когда решали, казнить или помиловать Марию Стюарт. Бэкон активно выступил на стороне «ястребов».

Если своим радикализмом парламентарий от Таунтона думал обратить на себя внимание, чтобы заполучить какую-нибудь престижную должность, то его ожидало разочарование. Вакансию секретаря звездной палаты с ежегодным жалованьем 1600 фунтов, на которую Бэкон метил, в октябре 1589 года решили молодому человеку не давать, и, как вскоре тот уведомился, во многом по совету Уильяма Сесила. То было первое сильное потрясение, пережитое им. Оно и побудило искать другого покровителя. В итоге Бэкон сдружился с лютым врагом Сесилов — графом Эссексом, Не без влияния старшего брата Энтони, фаворита боготворившего, исполнявшего при нем роль личного секретаря.

Впрочем, период искреннего сотрудничества с оппозицией продлился недолго, до 6 ноября 1595 года, когда пост генерального солиситора (по сути, заместителя генерального прокурора) занял Томас Флеминг. Увы, все хлопоты Роберта Эссекса по назначению Бэкона сперва генерал-атторнеем (генеральным прокурором), затем помощником первого юриста королевства успехом не увенчались. Лорд Бэрли уверенно продвинул на обе позиции собственных людей. Генерал-атторнеем 10 апреля 1594 года он поставил знакомого нам спикера Эдуарда Коука.

Круг замкнулся. Бэкон грезил о блестящей политической карьере, но та никак не выстраивалась. С двумя самыми могущественными персонами страны ему не повезло: родственник его невзлюбил, «друг» ничего не смог добиться, хотя в качестве компенсации выбил ему чин штатного адвоката королевы и презентовал часть собственного имения стоимостью 1800 фунтов. Вот тогда-то Бэкон и засел за философию, вернее за трактат, призванный достучаться до верховного арбитра, до королевы.

«Опыты и наставления». Под таким заголовком книга вошла в историю. По-настоящему философской она станет при короле Якове I. А в 1597 году печатник Хэмфри Хупер (Hooper) опубликовал небольшую брошюру, наспех скомпонованную из трех наспех сочиненных работ — «Опытов», «Религиозных размышлений» и «Фигур убеждения и разубеждения». Из них основной, конечно, была первая. Две прочие прикрепили, чтобы увеличить объем очень уж тоненькой книжицы. Ведь 24 января 1597 года печатник Ричард Серджер (Serger) зарегистрировал в реестре гильдии лишь «Опыты» Фрэнсиса Бэкона «с молитвами о своем суверене» («with the prayers of his Sovereine»), то есть о королеве. Десять коротких «советов» по большей части касались проблем сугубо политических. Так что адресат «Опытов» не кто иной, как сам британский монарх, которому надлежало «нотации» Бэкона оценить и... как-то отреагировать.

Буквально в последний момент, по-видимому, брат Энтони сумел образумить отчаявшегося политика. Недаром именно ему посвящено предисловие автора, датированное 30 января, с оправданиями относительно причин, вынудивших поторопиться с публикацией «этих обрывков моих размышлений» («these fragments of my conceites»). В общем, «обрывки» увидели свет без «молитв о суверене», и под типографским знаком другого печатника, перерегистрировавшего «рукопись» в родной конторе 5 или 7 февраля 1597 года². Правда, нет худа без добра. «Мысли вслух» известного юриста оценила публика, причем с таким энтузиазмом, что примерно через год Хупер переиздал сборник.

Ну а Бэкон тем временем разыгрывал новую карту политического возвышения — брачную. 12 марта 1597 года скончался Уильям Ньюпорт-Хаттон (Newport-Hatton), муж Елизаветы Сесил (1578—1646), внучки лорда Бэрли, к тому же весьма состоятельной, благодаря богатству лорда-канцлера Кристофера Хаттона, завещанного родному племяннику Уильяму Ньюпорту. Вот за ней и попробовал приударить старейшина Грэйс-Инн при полном одобрении и поддержке Роберта Эссекса. Чем окончилась авантюра? Очередным унижением. 6 ноября 1598 года вдова обвенчалась с заклятым соперником Бэкона — Эдуардом Коуком, понятно, не без благословения нового главы дома Сесилов, Роберта.

В октябре 1597 года Эссекс помог Бэкону избраться в парламент от Ипсуича, в сентябре 1598-го — выпутаться из долговой тюрьмы. Бэкон внешне сохранял лояльность молодому фавориту, но втайне искал пути примирения с Сесилами. Благо лорд Бэрли умер 4 августа 1598 года. В роковом мятеже 8 февраля 1601 года он не участвовал. Однако как адвокат королевы вместе с Коуком и другими судил бунтовщиков и, более того, написал манифест об их винах для официального обнародования. Как ни крути, а Бэкон Эссекса предал. Во имя чего? Возможно, действительно ради спасения брата, которого трагический финал Эссекса сломал и душевно, и физически. В середине мая 1601 года Энтони Бэкон скончался.

По крайней мере, никакой политической выгоды данный поступок не принес. Даже наоборот. Восшествие на престол кандидата номер один — Якова I — грозило Бэкону полной политической смертью, ибо король Шотландии сочувствовал Эссексу и прощать сторонника графа, вероломно предавшего товарищей, не собирался. Что и подтвердили события 1603 года. Мартовская попытка установить контакт с Яковом I посредством письма, отправленного в Эдинбург с курьером Тоби Мэттью (Matthew), окончилась ничем. Государь не ответил.

Что ж, к лету 1603 года Бэкон смирился с призрачностью своих мечтаний, после чего 3 июля обратился с униженной просьбой к более счастливому сопернику — Роберту Сесилу. Заверив родственника в отсутствии политических амбиций («My ambition now I shall only put upon my pen» / «Мои претензии ныне я простираю лишь на мои литературные занятия») и сообщив о намерении жениться на богатой сироте, «дочери олдермена и красивой девушке, на мой взгляд» («an olderman's daughter and handsome maiden, to my liking»), кузен умолял склонить монарха на пожалование ему рыцарского звания для удовлетворения тщеславия невесты и ее родни. Госсекретарь скромное пожелание двоюродного брата исполнил. 23 июля 1603 года Яков I произвел Бэкона в «сэры»³.

Избранницу философа звали Алиса Барнхэм (Bamham, 1592—1650). Приданого за ней числилось до шести тысяч фунтов. Они повенчались, но через три года — 10 мая 1606-го. К тому моменту фортуна вдруг или наконец улыбнулась сэру Фрэнсису Бэкону. Дело в том, что Яков I хотел объединить две короны — английскую и шотландскую под сенью одной династии — Стюартов. Однако и на старой, и на новой родине идею восприняли настороженно. Особенно англичане. И во властных кругах, и среди знати, и в университетской среде планы короля энтузиазма не вызывали. Открыто им не перечили, но исподволь старались помешать монарху пролоббировать подозрительный проект.

Вот тут-то Бэкон и подсуетился, написав еще весной 1603 года трактат в поддержку «счастливой унии королевств Англии и Шотландии» (в гильдии книгоиздателей зарегистрирован 10 июня). Королю поневоле пришлось опереться на «предателя», который чуть ли не в одиночку самоотверженно и вроде бы искренне отстаивал в парламенте королевскую инициативу. Дважды монарх с нечаянным помощником надеялся убедить обе палаты в целесообразности союза двух стран — на сессиях марта — июля 1604 и ноября 1606 — июля 1607 года. Увы, общины и лорды акт об унии отвергли, подсластив королю горечь поражения отменой наиболее одиозных антишотландских законов.

Тем не менее усилия Бэкона не пропали даром. Яков I постепенно оттаял и простил ученому мужу прошлые «грехи», а затем и вовсе проникся к отважному и честному адвокату симпатией. Несмотря на фиаско многообещавшего проекта, король не замедлил поощрить сэра Фрэнсиса. Уже 25 июня 1607 года он назначил его генерал-солиситором, то есть заместителем генерального прокурора. Шесть лет спустя, 27 октября 1613-го, поднял на вторую ступеньку — до ранга генерал-атторнея (генерал-прокурора). 9 июня 1616 года объявил членом Тайного совета, 7 марта 1617 года доверил пост лорда — хранителя большой печати, а 7 января 1618 — лорда-канцлера.

В итоге Бэкон в карьерном отношении обошел своего старого конкурента Эдуарда Коука. И не просто обошел, а отомстил за прежние обиды, ловко настроив монарха против главного судьи королевства, которого рассерженный король 10 ноября 1616 года отправил в отставку. Зато с фаворитами Якова I Бэкон хорошо ладил, и с Робертом Карром (Carr), 1-м графом Соммерсетом, и с Джорджем Уилльерсом, герцогом Бэкингемом. С последним у него сложились наилучшие отношения. На герцога, чем-то напоминавшего Роберта Эссекса, он имел большое влияние. Тот прислушивался ко многим советам генерального прокурора, позднее — лорда-канцлера. Не без содействия фаворита Бэкон удостоился в июле 1618 года титула барона Веруламского, а на шестидесятилетие, в январе 1621 года, виконта Сент-Олбанского.

Стоит отметить, что Яков I питал слабость к наукам и искусствам. Посему нет ничего удивительного в том, что сэр Фрэнсис литературные труды, о которых писал Сесилу в июле 1603-го, не забросил, а, наоборот, старался сочетать с политическими. Замахнувшись на «Великое восстановление наук», он, разумеется, помимо прочего надеялся произвести впечатление и на государя. Совпадение это или нет, но по-настоящему за философию и реформу науки Бэкон взялся на рубеже 1603/1604 годов. И с той поры неизменно радовал как публику, так и властителя новыми теориями (о том же методе индукции), оригинальными рассуждениями (например, «О значении и успехе знаний, божественных и человеческих», 1605 года, с посвящением, легко догадаться, кому) или неожиданными интерпретациями (той же «Истории Генриха VII»). Интересно, если бы король был равнодушен к новым знаниям и открытиям, посвятил бы Бэкон так много времени реорганизации научного поиска и систематизации знаний? Публиковал бы с той же частотой разнообразные трактаты и «Опыты»?..

С соперничества с Эдуардом Коуком начинался путь лучшего юриста королевства к высшим чинам государства. Тем же соперничеством всё и завершилось. Созыв в январе 1621 года очередного парламента оказался роковым для любимца короля и Бэкингема. Депутаты жаждали разобраться с коррупцией в правительственных сферах, и монарх, поколебавшись, предпочел пожертвовать Бэконом, дабы малой кровью избежать большой, к которой взывал лидер оппозиции — Эдуард Коук, в принципе, желавший не очищения органов власти от скверны, а сатисфакции за опалу 1616 года...

Поэтому 15 марта в палате общин двум джентльменам — Кристоферу Обри (Aubrey) и Эдуарду Эгертону (Egerton) — позволили обвинить лорда-канцлера во взяточничестве, на основании чего 19 марта дело отправили на суд палаты лордов. А там оно попало в руки Генри Уритсли, 3-го графа Саутгемптона, который, естественно, спуску «предателю» Эссекса не дал. 3 мая 1621 года, несмотря на протесты многих юристов, признавших откровения «свидетелей» клеветой, Бэкона объявили виновным. Саутгемптон требовал лишения титулов и длительного тюремного срока. Уильям Пембрук предложил ограничиться штрафом 40 000 фунтов, заточением в Тауэре на время, угодное королю, и пожизненным запретом на госслужбу и приезды ко двору.

Этот вариант и утвердили. За два дня до того, 1 мая, у Бэкона, реально или мнимо больного, на дому забрали большую королевскую печать, то есть приняли отставку. В Тауэре философ отсидел дня два или три. Опять же после настойчивых призывов беспощадного Саутгемптона. Утром 2 июня 1621 года узника выпустили на свободу. Король намеревался полностью реабилитировать Бэкона, уединившегося в старой квартире в Грэйс-Инн. Но по неизвестной причине готовившийся документ так и не обзавелся королевским автографом. Впрочем, опальный муж о том не очень-то и сожалел, посвятив остаток жизни — почти пять лет — своим научным изысканиям. Работая над ними, он и скончался, простудившись по ходу одного из экспериментов⁴.

2. Manners Roger, 5^th Earl Rutland (Маннерс Роджер, 5-й граф Ратлэнд). 6 октября 1576 — 26 июня 1612

Мотивы выдвижения: учеба в Падуанском университете вместе с двумя датскими студентами Розенкранцем и Гильденстерном, близкая дружба с графом Генри Саутгемптоном, посещение Дании между двумя изданиями «Гамлета» — 1603 и 1604 годов.

Где родился Роджер Маннерс, ученые спорят до сих пор, хотя обряд крещения состоялся 19 ноября 1576 года в одной из церквей городка Кирк Дейтон (Kirk Deighton), недалеко от йоркширского поместья Ратлэндов Хелмсли (Helmsley). В одиннадцать лет, 24 февраля 1588 года, мальчик потерял отца, который все-таки успел в ноябре 1587-го отправить сына учиться в Кембриджский колледж королевы под присмотром учителя того же колледжа Джона Джегона (Jegon). Опекуном юного 5-го графа Ратлэнда Елизавета I назначила Уильяма Бэрли. Однако отрок не переехал к нему в дом учиться и жить, а продолжил образование в стенах Кембриджа, сменив лишь летом 1590-го одно учебное заведение университета на другое. В августе Джегона избрали ректором колледжа Тела Христова (Корпус Кристи), и, понятно, привыкший к нему подросток покинул прежние пенаты вслед за ним. В новой альма-матер он проучился, периодически отлучаясь на каникулы к матери в родовую усадьбу Бельвуар, вплоть до защиты степени магистра, полученной 20 февраля 1595 года. Ссылки в ряде работ на его поступление в юридическую школу Иннер-Темпль в 1593-м — результат путаницы. В списке студентов данного учреждения значится двоюродный брат отца Роджера Ратлэнда — Роджер Маннерс (1575—1632) из Хаддон-холла (Haddon-hall), под Честерфильдом в Дербишире. А вот в списках Грэйс-Инн фигурирует 5-й граф Ратлэнд, принятый туда в возрасте двадцати одного года 2 февраля 1598-го. Он же спустя год, 10 июля 1599-го, официально пополнит ряды магистров и университета в Оксфорде...⁵

В преддверии окончания университета, осенью 1594-го, граф засобирался в турне по Европе и в ноябре даже заручился устным согласием королевы на отпуск. Однако смерть в марте матушки, графини Елизаветы Ратлэнд, отсрочила путешествие на полгода. Наконец 26 сентября 1595-го государыня официально позволила молодому лорду обычную трехлетнюю поездку на континент, и в конце октября тот переплыл Ла-Манш и из Флиссингена через Гаагу и Амстердам устремился в Гейдельберг. Но прославленный Гейдельбергский университет, пропитанный духом кальвинизма, по-видимому, англичанину не приглянулся, почему в феврале он проследовал дальше, в Италию. Там по вкусу и выбрал себе более вольнодумное учебное учреждение — университет в Падуе, в студенты которого и записался 28 марта 1596 года.

К сожалению, учебу в нем в июле пришлось прервать. Примерно в конце апреля юноша серьезно заболел. Самочувствие то ухудшалось, то улучшалось. В конце июня настал кризис. Ратлэнд совершенно слег и, ожидая смерти, пожелал продиктовать завещание вызванному из Венеции дипломатическому агенту графа Эссекса Генри Хоукинсу (Hawkins). Правда, когда резидент примчался, опасность миновала и лорд начал выздоравливать. Однако с Падуей решили распрощаться, как и с намерением посетить Рим. В конце лета Ратлэнд переехал в Венецию, откуда зимой двинулся обратно, на север, через Аугсбург, Женеву и Лион в Париж.

Что касается встречи с двумя датскими дворянами, то никаких документальных подтверждений о том не имеется. Ученый мир кивает на Селестена Демблона, якобы обнаружившего в архивах конкретные данные. Увы, в обеих книгах французского шекспироведа они отсутствуют. В первой («Lord Rutland est Shakespeare») эта тема вообще не затрагивается, а во второй («L'Auteur d'Hamlet et son Monde») Демблон упоминает о находках датчанина Йона Стефанссона (Stefansson), в списках студентов Падуи выявившего двух соотечественников — Йоргена Розенкранца и Петера Гильденстерна. Правда, в университете оба черпали знания не в 1596-м, а в иные годы: Розенкранц — с 1587-го по 1589-й, Гильденстерн — в 1603-м⁶. Так что если высокородный британец с Розенкранцем и Гильденстерном общался, то никак не в Падуе и в каком-то другом году...

Проведя полтора месяца в столице Франции, 19 июня 1597 года юный лорд поспешил на родину, чтобы принять участие в Азорской экспедиции графа Эссекса. Поклонником молодого фаворита королевы он стал не без влияния графа Саутгемптона, с которым сблизился и подружился не позднее лета 1591-го, когда в компании с новым приятелем прогостил несколько дней в усадьбе матери Саутгемптона, расположенной в окрестностях Кембриджа. В предприятии 1597 года Саутгемптон также участвовал. Друзья воссоединились в первых числах июля в Плимуте и на правах верных адъютантов сопутствовали своему патрону в течение всей кампании, оказавшейся для Эссекса роковой из-за ссоры с Уолтером Рэли.

В октябре Ратлэнд вернулся домой досрочно. И вскоре познакомился с будущей супругой — Елизаветой Сидни, дочерью Филиппа Сидни, падчерицей Роберта Эссекса и крестницей самой королевы. Обстоятельства первого свидания неизвестны. Слухи же о возможном браке распространились по Лондону уже в январе 1598-го. Правда, по отзывам современников, граф отнесся к такой перспективе «весьма прохладно» («more cold»). Впрочем, спустя год мнение Ратлэнда изменилось, и в марте, накануне отъезда во второй военный поход — Ирландский — Роджер обвенчался с тринадцатилетней девушкой. Причем едва ли по расчету или по принуждению, если, судя по домовой расходной книге, он, прежде чем уехать, минимум три дня подряд (28—30 марта) с визитами наведывался к супруге в особняк Уолсингемов близ Тауэра, а еще презентовал ей собственный портрет кисти линкольнширца Роберта Пика (Peake).

В Ирландской экспедиции Ратлэнд участвовал недолго. На гражданскую войну он отправился без позволения королевы, которая 13 мая 1599 года распорядилась беглеца возвратить. Поговаривали также о намерении заключить ослушника в Тауэр. Эссекс с командой достиг Дублина 14 апреля, против повстанцев выступил 9 мая, первой крепостью — Кахиром — овладел 28 мая. Ордер об отсылке Ратлэнда обратно ему вручили 24 мая. Утром 31 мая лорд простился с Эссексом и в первой декаде июня прибыл в Англию. Но в Тауэр не попал. Во многом потому, что вновь серьезно заболел. Что-то случилось с ногами, почему месяца полтора граф провел на водах в Бате. Затем вновь блистал при дворе, а осенью на пару с Саутгемптоном поспешил в Лондон, «единственно ради ежедневных посещений спектаклей» («merely in going to plaies euery day»)⁷.

С июля по октябрь 1600 года Ратлэнд — в Нидерландах с графом Генри Нортумберлэндом в составе особого корпуса, снаряженного в помощь воюющим с испанцами голландцам. Тогда же возникает проект назначения молодого лорда послом во Францию, сначала чрезвычайным (для поздравления Генриха IV с женитьбой на Марии Медичи), потом постоянным, на место Генри Невилла. До 8 февраля 1601 года Елизавета I решение так и не утвердила...

Роль Ратлэнда в мятеже Эссекса выглядит скромной. Он дружил с Эссексом и не рассорился с Сесилами, но посредническую миссию на себя не взял. Просто примкнул к заговорщикам, когда, явившись утром 8-го в дом обер-шталмейстера на Стрэнд-стрит, услышал о замыслах Генри Кобхэма и Уолтера Рэли убить их предводителя. В итоге вместе с прочими в два часа ночи 9-го угодил в Тауэр. Непонятно по какой причине на допросе 12 февраля он помимо откровений об изменническом поведении самого Эссекса несколько раз подчеркнул, что главным подстрекателем графа к бунту являлся Генри Саутгемптон. Этого чудом избежавший казни Саутгемптон, протомившийся в Тауэре до 10 апреля 1603 года, Ратлэнду не простил, и с той поры они уже не были друзьями.

Эссекса казнили 25 февраля, затем 9 и 17 марта на эшафот взошли еще четыре человека. Ратлэнду, похоже, та же участь в принципе не грозила. А вот длительный тюремный срок — вполне. Очевидно, близкие графа попытались убедить королеву заменить его крупным штрафом. Отсюда и вердикт, оглашенный Тайным советом 11 мая: с Ратлэнда обязали взыскать в казну 30 000 фунтов. С других мятежников, кроме графа Бедфорда, потребовали от 10 000 фунтов и меньше. Правда, через месяц, 10 июня, сумму сократили в три раза, до тех же 10 000, так и не выпустив из Тауэра. Хотя неофициально и вселяли оптимизм на сей счет. Долгожданное освобождение пришло 7 или 8 августа 1601 года. Ратлэнду изменили меру пресечения на домашний арест в усадьбе Аффингтон (Uffington) под Оксфордом — у родного дяди и полного тезки, Роджера Маннерса. Там с женой Ратлэнд прожил до января 1602-го, после чего ему позволили перебраться в родной Бельвуар.

Здесь и застала графа весть о восшествии на престол Якова I. По дороге из Шотландии в Лондон король на ночь с 22 на 23 апреля остановился в Бельвуаре. Прием весьма понравился высокому гостю, а еще более — хозяин поместья. Почти на полтора года, до июля 1604-го, Ратлэнд превратился в очень важную персону, приближенную к монарху. Граф сопровождал Якова I до столицы, затем с 26 июня по 8 августа в ранге чрезвычайного посла съездил в Данию и поднес королю Христиану IV, брату жены Якова I, знаки ордена Подвязки. По возвращении, 20 сентября 1603-го, удостоился звания лорда-лейтенанта (губернатора) Линкольншира...

Внезапно летом 1604-го Ратлэнд оставил двор, чтобы уединиться в любимом Бельвуаре. Хотя король по-прежнему ему благоволил и оказывал радушный прием в редкие наезды лорда в Лондон по делам семейным или государственным. В общем, остаток жизни милорд посвятил Бельвуару и Линкольнширу, которым управлял, по признанию современников, весьма ответственно.

Что касается семейных отношений, то брак Роджера и Елизаветы Ратлэнд обычным не назовешь. Во-первых, детьми они так и не обзавелись, несмотря на все переживания окружающих по сему поводу и чуть ли не публичные призывы к паре испытать «радость Юноны» («ioy by Iuno»), то есть материнства и отцовства. Во-вторых, по долгу пребывали в разлуке друг с другом, приводя многих в недоумение. Недаром Бен Джонсон именовал графиню «вдовствующей женой» («a widowed wife»), а Бомонт — «символом страдания» («a sacrament of misery»).

Тем не менее, и это в-третьих, Елизавета и Роджер Ратлэнд любили друг друга, и граф весьма ревновал супругу, талантливую поэтессу, уровня не ниже отца, Филиппа Сидни (мнение Джонсона), к многочисленным поклонникам, особенно стихотворцам, завсегдатаям ее салона. Оттого и осуждал благоверную за пристрастие к подобному общению. И, видимо, не без оснований. Один из поэтов, Джон Донн, участвовавший вместе с Ратлэндом в Азорской экспедиции, влюбился в графиню и чем-то перед ней провинился, за что после мучился укорами совести и, вероятно, во искупление принял сан священника в 1615 году.

С сентября 1610 года здоровье графа постепенно ухудшалось. Слабость в ногах развилась в подагру. В мае 1612-го в Кембридже с ним случился удар, парализовавший всё тело и на какое-то время лишивший дара речи. Короткое облегчение в конце месяца оказалось обманчивым...

1 августа 1612 года Джордж Калверт (Calvert) сообщил Томасу Эдмондсу (Edmondes) последнюю новость: «My Lord Rutland died two months since and his Lady, the countess is going after him the last night» («Милорд Ратлэнд умер два месяца назад, и его жена, графиня, ушла за ним прошлой ночью»). В письме от 11 августа Джон Чемберлен пояснил, ссылаясь на слухи, что графиню убили пилюли, присланные Уолтером Рэли...⁸

3. Marlowe Christopher (Марло Кристофер). 26 февраля* (* означает дату крещения) 1564 — 30 мая 1593

Мотивы выдвижения: стилистическое совпадение ранних произведений Шекспира с работами Марло.

Хотя Кристофер и родился в семье состоятельного сапожника Джона Марло, 14 января 1579 года его приняли в грамматическую королевскую школу Кентербери в качестве одного из стипендиатов, получавших по четыре фунта в год. Учился ли он в ней прежде, за плату, неизвестно. Тем не менее юноша зарекомендовал себя с наилучшей стороны, если Джон Паркер (Parker), сын архиепископа Кентерберийского Мэттью Паркера (1504—1575), год спустя на одну из трех студенческих вакансий в кембриджском колледже Тела Христова, по завещанию отца финансируемых за счет семьи Паркеров, выбрал Марло. Кстати, главными критериями отбора являлись хороший певческий голос и склонность к стихосложению. В декабре того же года молодой человек приехал в университет и 17 марта 1581-го приступил к обучению.

Однако уже вскоре с ним приключилось что-то необычное, раз расходная книга казначея, выдававшего ему еженедельно по шиллингу, с лета 1582 года стала фиксировать регулярные, причем продолжительные, отлучки своего подопечного из Кембриджа. За пять лет набежало семь таких перерывов в выплатах — с июля по сентябрь 1582-го, с апреля по июнь 1583-го, с октября по декабрь 1584-го, с апреля по июнь и с июля по сентябрь 1585-го, с апреля по июнь 1586-го и с января по март 1587-го. В среднем Марло пропадал минимум на шесть, максимум на десять недель. Точно установлено, что второе отсутствие в 1585 году связано с поездкой в родной Кентербери по домашним делам. Куда держал путь будущий драматург в шести прочих случаях, мы можем лишь догадываться.

Впрочем, судя по реакции университетского начальства на странные исчезновения студента, бакалавра с апреля 1584-го, Марло раз в год пересекал Ла-Манш и колесил по дорогам либо Нидерландов, либо Франции. Власть колледжа питалась, естественно, слухами и на их основании весной 1587 года решила, что сын сапожника втайне обучается в особой школе Реймса католическим премудростям, почему и поторопилась отказать сему субъекту в праве защитить диссертацию на степень магистра. Как же удивились господа ученые, когда 29 июня 1587 года за прогульщика вступился сам Тайный совет королевы, заверивший педагогов в благонадежности Марло, который «во всех своих действиях вел себя порядочно и благоразумно, посредством чего исполнял Ее Величеству добрую службу» («in all his accions he had behaved him selfe orderlie and discreetelie, wherebie he had done her Majestie good service»)⁹. В общем, степени магистра тот, за кого хлопотали первые лица королевства, конечно же, удостоился. Менее чем через месяц.

Полагаю, из вышеприведенных фактов ясно, что приблизительно весной 1582 года перспективного кембриджца пригласили поработать на секретную разведку Англии, возглавляемую Фрэнсисом Уолсингемом. Первым помощником и секретарем легендарного елизаветинца трудился Никлас Фаунт (Faunt, 1554—1608) родом из Кентербери, выпускник кембриджского колледжа Тела Христова, зачисленный в команду Уолсингема в 1578 году. С лета 1580 по март 1582 года по заданию шефа он изъездил вдоль и поперек Францию, Германию и Италию. В Париже подружился с Энтони Бэконом¹⁰. Похоже, именно Фаунт по возвращении на родину и отыскал в университетской среде для ведомства сэра Фрэнсиса смышленого земляка.

Другое важное событие, повлиявшее на судьбу Марло, случилось во второй половине 15 84 года; племянник Фрэнсиса Уолсингема Томас Уолсингем, ранее курсировавший между Англией и Францией в роли посольского курьера, по воле могущественного дяди преобразился в координатора всех информаторов тайной британской разведки. Встречи с агентами происходили в лондонском особняке Фрэнсиса Уолсингема Ситинг Лэйн (Seething Lane). Не там ли и состоялось знакомство Кристофера Марло с наследником усадьбы в Скадбэри? Поместье перешло к Томасу Уолсингему от старшего брата Эдмунда в ноябре 1589 года. В нем после смерти в апреле 1590-го дяди и уединился, покинув службу, молодой покровитель поэтов (Томаса Уотсона, например) и почитатель разных искусств. Наверное, контакт Эдуарда Аллейна с Марло в 1587 году свершился не без посредничества Уолсингема-младшего. Да и согласие сэра Фрэнсиса на драматургическую деятельность окончившего Кембридж магистра племянник мог добиться куда как быстрее, чем кто-либо другой.

Ряд судебных тяжб, сохранившихся в архивах — с Джеймсом Уитли (Wheatley), Эдуардом Элвином (Elvyn), — свидетельствуют о том, что Марло из Кембриджа сразу же перебрался и крепко обосновался в Лондоне. Проживал он, по крайней мере осенью 1589-го, в районе Нортон-Фолгэйт (Norton Folgate), совсем рядом с предместьем Хэлиуолл, где стояли «Театр» и «Куртина». Напомню, минимум до ноября 1590-го труппа Аллейна нанимала для выступлений помещения «Театра». По-видимому, пьеса «Дидона, царица Карфагена» сочинялась еще в Кембридже, сообща с Томасом Нэшем, до 1588-го студентом и бакалавром кембриджского колледжа Святого Иоанна.

Как водится, первый блин вышел комом. Зато второй — «Тамерлан», написанный наверняка в Лондоне, обернулся неслыханным успехом. Убедившись на данном примере в правоте Аллейна, за перо взялись и другие «университетские умы». Постепенно они образовали своеобразный кружок, плеяду драматургов — реформаторов сцены. Грин, Кид, Нэш, Пиль... Марло, несомненно, главенствовал над всеми и на правах зачинателя процесса, и в качестве человека, знакомого со многими сильными мира сего.

Источники умалчивают о том, при каких обстоятельствах и когда с ним впервые увиделся Уолтер Рэли. Но, определенно, не позднее осени 1588-го — весны 1589 года. В последний год жизни сэр Фрэнсис подолгу болел, делами занимаясь редко. Так что в преддверии неминуемого и скорого ухода главы британской разведки его подчиненные решали, как быть дальше. Выбирали из трех «зол» — либо отставку, либо верность одному из двух потенциальных преемников Уолсингема — Роберту Сесилу или Роберту Эссексу. Томас Уолсингем предпочел уйти на покой, поселившись в Скадбэри. Фаунт присягнул Сесилам. Кому-то, как Томасу Филлипсу, импонировал Эссекс. Марло позаботился о запасной «площадке» заранее. Близость с Рэли — союзником лорда Бэрли — привела поэта во дворец Арабеллы Стюарт на должность чтеца принцессы. Благо та в 1588—1592 годах чередовала пребывание при дворе, в Лондоне, с проживанием в провинции у тетушки, которая заново отстроила родовой замок в Хардвик-холле, северо-западнее Мэнсфилда в Дербишире, лишь в 1591 году..

Что ж, для талантливого сочинителя все складывалось вполне благополучно. Даже два серьезных и неприятных инцидента не обернулись для него бедой. Во-первых, участие секундантом в дуэли Томаса Уотсона с Уильямом Брэдли (Bradley) 18 сентября 1589 года. Брэдли погиб, почему дуэт просидел в тюрьме: Марло — до 1 октября, Уотсон — до 3 декабря 1589-го. Во-вторых, арест за фальшивую чеканку монет во Флиссингене в январе 1592 года¹¹. К сожалению, сохранившиеся документы не позволяют судить о сроках и подлинной подоплеке этой миссии Марло в Нидерландах. Тем не менее из каждой опасной переделки он выпутывался с легкостью... пока нового покровителя драматурга, бравого корсара и фаворита королевы не угораздило влюбиться в юную фрейлину Елизавету Трокмортон...

4. Neville Henry (Невилл Генри). 20 мая* 1564 — 10 июля 1615

Мотивы выдвижения: «тауэрская тетрадь», принадлежавшая Невиллу, с архивными выписками 1602 года о коронации Анны Болейн, местами перекликающимися с текстом «Генриха VIII» Шекспира, близкая дружба Невилла с графом Генри Саутгемптоном.

Точная дата рождения Генри Невилла неизвестна. Судя по отметке на портрете художника Маркуса Герартса-младшего 1599 года, ему уже исполнилось тридцать шесть лет. А значит, крещение весной 1564-го произошло минимум с полугодовым опозданием. Подростком он провел какое-то время в доме Уильяма Бэрли, скорее всего, для скрашивания досуга одного из «дитя государства». Ведь отец мальчика — Генри Невилл (1529—1593) — в ту пору здравствовал и занимал важные должности в графстве Беркшир, прежде всего управляющего королевским хозяйством в Виндзоре.

В декабре 1577-го юный Невилл поступил в Мертон-колледж Оксфордского университета. Правда, проучился в нем недолго, ибо в апреле 1578-го отправился с группой сановных отпрысков в образовательный тур по Европе под присмотром ректора колледжа — Генри Сэйвила (Savile, 1549—1622). Ребята посетили Францию, Германию, Рим и север Италии, в том числе Падую.

По возвращении в августе 1583-го Генри Невилл-старший пристроил сына в штат чрезвычайного посольства сэра Фрэнсиса Уолсингема, выехавшего в Шотландию. Похоже, дипломатический опыт особого впечатления на молодого человека не произвел. По крайней мере, делать серьезную политическую карьеру Невилл-младший не собирался, хотя батюшка и позаботился об избрании его депутатом двух парламентов — 1584 и 1586 годов — от родного округа Нового Виндзора.

В декабре 1584 года Генри Невилл женился на Анне Киллигрю, с которой через несколько лет, очевидно, не без вмешательства главы семейства покинул Беркшир, чтобы обосноваться на родине матери, Елизаветы Грэшем (Gresham), в Сассексе. Там в скромной деревушке Мэйфилд (Mayfield), севернее Истборна, размещались железные заводы Грэшемов. Вот их управлением и попробовал заняться Генри Невилл. Увы, но и предпринимательская жилка в нем отсутствовала. Не помог ее пробудить и королевский патент на монополию экспорта отлитых в Мэйфилде пушек сроком на двадцать один год, пожалованный в апреле 1591-го. При первой же возможности (кончине Невилла-старшего в январе 1593-го) хозяин завода сбежал из Сассекса в Беркшир, в родовое поместье Биллингбер (Billingbear), в пяти милях от Виндзора, чтобы унаследовать и имение, и должности отца — «хранителя» Виндзорского замка, королевских лесов, шерифа Беркшира и т. д. Ну а мэйфилдское производство было продано в 1597 году за почти девять тысяч фунтов.

Судя по всему, этого — обычной жизни простого провинциального администратора — и жаждал Невилл-младший. Посему неудивительно, что, когда весной 1599 года королева откомандировала виндзорского «лесничего» послом в Париж, удостоив попутно 9 апреля рыцарского звания, тот заартачился и под разными предлогами попробовал уклониться от высокой чести, а не достигнув цели, воспользовался первым же удобным поводом, дабы вернуться из Франции домой в августе 1600-го.

А дальше случилась катастрофа — дружба с Саутгемптоном увлекла мирового судью и помощника губернатора Беркшира в заговор Эссекса. Непосредственно в атаке на Уайт-холл 8 февраля Невилл не участвовал, но о планах мятежных знал, за что и поплатился заточением в Тауэре и крупным штрафом (10 000 фунтов). Освободило узника (в паре с Саутгемптоном) 10 апреля 1603 года воцарение Якова I, симпатизировавшего всем друзьям Эссекса.

Два года, проведенных в главной крепости королевства, сильно повлияли на мировоззрение Невилла. Нет, желания достичь больших чинов пока еще не возникло. Зато появились интерес к проблемам общегосударственным и стремление помочь преодолеть их. В итоге Невилл активизировал свою деятельность как депутат палаты общин. Прежде, в парламентах 1584, 1586, 1589 (от Сассекса), 1593, 1597 (от Лискерда) годов созыва, он вел себя довольно пассивно. Теперь же, с 1604 года, напротив, обсуждение чуть ли не каждого законопроекта удостаивалось пристального внимания сего беркширца. Причем на пленарных заседаниях Невилл выступал редко. В основном работал в комитетах, создаваемых для подготовки того или иного билля. В данном формате ему и посчастливилось завоевать большой авторитет среди коллег и быстро выдвинуться в неформальные лидеры нижней палаты.

С той поры Генри Невилл начал жить на две стороны: в дни парламентских сессий — в Лондоне, в перерывах — в Биллингбере или Виндзоре, тратя немало времени и денег на расширение и улучшение любимой резиденции. К 1609 году средств на приукрашивание усадьбы стало не хватать. Почему Невилл приобщился вместе с другом — Генри Саутгемптоном — к делам Вирджинской компании на правах одного из членов ее совета. Выгодное предприятие подкрепил женитьбой старшего сына, Генри, на Елизавете Смит (Smythe), племяннице Томаса Смита, богатого купца и казначея компании. Свадьбу сыграли 2 мая, в состав совета его приняли 23 мая 1609 года.

Понятно, что превращение простого депутата в вождя палаты общин рано или поздно не могло не разбудить в нем честолюбивые помыслы. Так оно и вышло в 1612 году. 24 мая умер Роберт Сесил, государственный секретарь и лорд главного казначейства. Джону Герберту, заместителю госсекретаря, метившему на «место своего капитана» («his captain's place»), исполнилось семьдесят девять лет. Вот на пост государственного секретаря Невил и решил претендовать. Яков I в принципе не возражал, однако заколебался под давлением клана Хоурдов — лорда-адмирала Чарльза, 1-го графа Ноттингема, лорда — хранителя малой печати Генри, 1-го графа Нортхэмптона, и лорда-камергера Томаса, 1-го графа Саффолка. Триумвират продвигал кандидатуру Томаса Лэйка (Lake), личного королевского архивиста и переводчика с латинского языка. Кто поддерживал Невилла? Разумеется, давние друзья короля — губернатор Хэмпшира граф Генри Саутгемптон, губернатор Корнуэлла граф Уильям Пембрук, а еще фаворит монарха Роберт Карр, 1-й виконт Рочестер.

Вердикт Яков I вынес лишь в сентябре: «he is best himself»¹², то есть «он лучше сам» будет собственным госсекретарем. Вердикт, конечно, промежуточный, позволивший обеим партиям продолжить борьбу. Увы, союзники Невилла, прежде всего виконт Рочестер, в стойкости и сплоченности Хоурдам явно уступали. Так что интриги по проталкиванию в госсекретари Невилла успехом не увенчались. Осенью 1613-го фавориту пробивать брешь в «стене» надоело. Для очистки совести он выкупил у Джона Стэнхоупа престижную должность казначея королевской комнаты и предложил ее Невиллу. Тот отказался, после чего виконт, с ноября 1613-го 1-й граф Соммерсет, счел себя свободным от каких-либо обязательств перед лидером общин. Невиллу повезло, что Яков I вознамерился породниться с французским двором, вопреки советам Хоурдов. Для нейтрализации опасного плана им потребовался созыв нового парламента, а значит, услуги Невилла. Благодаря чему вчерашние соперники согласились на компромисс, полутора годами ранее отвергнутый: 29 марта 1614 года госсекретарем стал друг Невилла, Ральф Уинууд (Winwood), глава английской миссии в Гааге, а в 1599-м помощник английского посла во Франции...¹³

5. Shakespeare William of Stratford-an-Avon. Шекспир Уильям из Стратфорда-на-Эйвоне. 26 апреля* 1564 — 23 апреля 1616

Мотивы выдвижения: тождественность имени и фамилии, принадлежность к труппе лорда-камергера, исполнявшей шекспировские произведения, прямые ссылки на него в стихах Джонсона и Диггса в первом фолио.

Уильям Шекспир из Стратфорда — сын Джона Шекспира, перчаточника, достаточно состоятельного, чтобы в 1568 году занимать пост бальи, но затем под бременем разных трат и штрафов обедневшего. Посещал или нет юноша грамматическую школу за отсутствием в городских архивах ученических списков, неизвестно. В ноябре 1582 года он женился на Анне Хатуэй, которая не позднее мая 1583-го родила ему дочь, а не позднее января 1585-го — двойню (сына и дочь).

Далее, до марта 1595 года, точных сведений о нем не имеется. Зато их появление обнаруживает серьезное изменение статуса Уильяма Шекспира. Скромный провинциал превратился в зажиточного столичного жителя и заметную фигуру в театральном сообществе Лондона. О чем свидетельствует: во-первых, участие в паевом управлении труппой лорда-камергера в 1595 году; во-вторых, близкое знакомство с Фрэнсисом Лангли (Langley), хозяином театра «Лебедь», в 1596-м; в-третьих, вложение собственных денег в строительство театра «Глобус» в 1599-м. Об изменившемся положении стратфордца говорит и утверждение геральдической службой в октябре 1596 года герба рода Шекспиров с лаконичным девизом: «Не без права!»

Согласно двум источникам — поэме Джона Дэвиса из Херефорда «Микрокосмос» (1603) и записи в расходной книге графов Ратлэндов за 31 марта 1613 года, член труппы лорда-камергера зарекомендовал себя неплохим стихотворцем, раз коллега признавался ему и Ричарду Бэрбеджу, точнее неким актерам «W.S.» и «R.B.», в любви «за художества, поэзию» («for painting, poesie»), а лорд доверил сочинить для своего герба девиз, изготовил который и разрисовал все тот же Бэрбедж.

В основном же документы зафиксировали возраставшую с годами предпринимательскую активность стратфордского Шекспира, приобретавшего у себя на родине дома, земли и даже право на откуп десятинных сборов (в июле 1604 года), раздававшего, чаще землякам, кредиты, как мелкие, так и крупные. При этом заимодавцем он был безжалостным, долги выбивал из клиентов упорно, без каких-либо скидок и на любые суммы, в том числе небольшие, как у Филиппа Роджерса в 1604 году (тридцать пять шиллингов десять пенсов). Впрочем, сам кредитор от выплат собственных задолженностей старался уклоняться. Например, власти лондонских кварталов Бишопсгэйт в приходе церкви Святой Елены (на левом берегу Темзы, вблизи «Театра») и Саутуорк в приходе Клинк (Clink), епископальной тюрьмы (на правом берегу Темзы, вблизи «Глобуса») три года (1597—1600) «напоминали» Шекспиру о не погашенных им налогах на имущество размером пять шиллингов и тринадцать шиллингов, четыре пенса.

11 марта 1613 года нотариусы зарегистрировали последнюю сделку Уильяма Шекспира в Лондоне, оформив закладную на дом в квартале Блэйкфриарс, купленный днем ранее у Генри Уокера (Walker) за сто сорок фунтов и ему же заложенный за шестьдесят. В Стратфорде то же самое произошло 28 октября 1614 года, когда Уильям Реплинхэм (Replingham) от имени Уильяма Комба (Combe) гарантировал компенсировать ущерб, который Шекспиру, сборщику десятины, могло нанести предпринятое Комбом огораживание земель в Уэлкомбе (Welcombe). Впрочем, огораживание пришлось прекратить из-за сопротивления стратфордской общины, которую поддержал главный судья королевства Эдуард Коук.

25 марта 1616-го датировано знаменитое завещание с подробным расписанием, что из нажитого и какому из родственников, в том числе еще не родившихся, причитается после смерти Уильяма Шекспира¹⁴.

6. Stanley William, 6^th Earl Derby (Стэнли Уильям, 6-й граф Дерби). 21 июля* 1561 — 29 сентября 1642

Мотивы выдвижения: два письма иезуита Джорджа Феннера (Fenner) от 30 июня 1599 года своим корреспондентам в Антверпене и Венеции, в которых он упомянул о том, что «наш граф Дерби занят сочинением комедий для публичных актеров» («Ош Earle of Darby is busye in penning commodyes for the commoun players»)¹⁵. Кроме того, инициалы лорда — Уильям Стэнли (William Stanley) совпадают с шекспировскими.

Уильям Стэнли, младший сын Генри Стэнли, 4-го графа Дерби, родной брат Фердинанда Стэнли, 5-го графа Дерби, потенциального кандидата в преемники Елизаветы I, родился летом 1561 года. Когда исполнилось одиннадцать, поступил в Оксфорд, в колледж Святого Иоанна. Известно о двух его путешествиях за границу — с учителем Ричардом Ллойдом (Lloyd) летом 1582 — весной 1583 года и с отцом в 1585-м. Оба раза — во Францию. В первый вояж юноша из Парижа совершил полезную прогулку по городам Луары, на зиму остановившись в Анжере, во второй — близко познакомился с двором короля Генриха III.

В 1585 году «мастер Стэнли» («master Stanley») сопровождал батюшку в статусе дворянина посольства. 20 января Генри Стэнли поручили доставить своему тезке из рода Валуа знаки ордена Подвязки. Поездка продолжалась почти два месяца. 26 января кортеж покинул Лондон, 13 февраля въехал в Париж. 18-го в аббатстве августинцев посол поднес Генриху III кавалерию, 4 марта отправился в обратный путь и 16 марта добрался до Гринвича, где находилась королева. Вернулся ли сын с отцом домой или задержался во Франции с молодым другом — тринадцатилетним Джоном Донном, будущим поэтом и настоятелем собора Святого Павла, вопрос открытый. Описанное в ряде биографий лорда увлекательное турне по Испании, Италии, Египту, Турции, России и Гренландии документальных подтверждений не имеет. Оно основано на балладе «Гирлянда сэра Уильяма Стэнли», зафиксировавшей некие устные предания семьи Стэнли о зарубежных странствиях юного лорда, длившихся «двадцать один год». В конце XVIII века их перенесли на бумагу и около 1800 года напечатали¹⁶.

Чем занимался реальный Уильям Стэнли между 1585 и 1594 годами, мы можем лишь догадываться. Скорее всего, учился в школах юридической корпорации. Сначала в Грэйс-Инн, затем — в Линколнс-Инн. Трудные времена для него настали весной 1594 года, после смерти брата, за титулы и имущество которого ему пришлось побороться с предприимчивой невесткой Алисой Стэнли, урожденной Спенсер. Главным камнем преткновения оказался остров Мэн, расположенный в Ирландском море и принадлежавший роду Стэнли с 1405 года. Вдова попыталась отписать всё трем собственным дочерям (Анне, Фрэнсис и Елизавете), однако один из четырех душеприказчиков, верных слуг дома Дерби — Майкл Доугти (Doughty) — вступился за права шестого графа. Обе ветви славной фамилии заспорили о приоритете. В итоге первый раунд выиграл молодой лорд, сумевший заинтересовать престижным титулом «король Мэна» или «лорд Мэна» самого Уильяма Бэрли. При посредничестве первого министра 26 января 1595 года Уильям Дерби женился на внучке лорда — главного казначея Елизавете де Вер, дочери Эдуарда, 17-го графа Оксфорда.

Под нажимом сверху 19 марта 1595 года Алиса Стэнли согласилась на мировую: пять тысяч фунтов отступных — ей, восемь тысяч — старшей дочери Анне, по шесть тысяч — двум младшим дочерям (Елизавете и Фрэнсис). Плюс по сто марок (около 67 фунтов) ежегодно каждой до совершеннолетия или замужества, а также причитающаяся вдове по закону доля родовых земель. К сожалению, сделка сорвалась, хотя граф и успел перевести на счет дамы первый транш. Сорвалась из-за острова, за счет которого Стэнли вознамерилась увеличить вдовью долю. Она обратилась к королеве, и ей повезло. Елизавета I, выслушав мнение ведущих юристов страны, постановила взять «королевство Мэн» под королевскую опеку до окончательного урегулирования спора. 1 августа 1595-го она назначила капитаном Мэна Томаса Джеррарда (Garrett или Gerrard).

Вот в эту непростую пору Уильям Стэнли и пристрастился к театру. По словам его супруги в недатированном послании лорду Бэрли, «театр убережет его от более расточительного образа жизни» («It will keep him from more prodigal courses»). Возможно, и так. Правда, увлечение сценой длилось не слишком долго, до весны 1603 года, что подозрительно совпадает с заключением окончательной мировой с Алисой Стэнли в апреле 1602 года. Из того же письма Елизаветы Дерби нам известно, что ее муж сотрудничал с актерами господина Брауна («man Browne»), то есть Роберта Брауна, с августа 1599 года арендатора подмостков в гостинице «Кабанья голова» («Boar's Head») в районе Уайтчепел (Whitechapel). Что любопытно, «слуги» графа Дерби, они же люди Брауна, размещались там с 1599 по 1603 год с перерывом в сезоне 1601/02-го. Перерыв связан с некой краткой размолвкой актеров и главы труппы. В 1601/02 и после 1603 года театр нанимали другие компании — графа Уорчестера, принца Чарльза, а протеже графа Дерби ни в каком из отчетов более не фигурируют. Не потому ли, что хозяин добился желаемого и воспользовался кончиной антрепренера в октябре 1603-го, чтобы уклониться от прямой протекции его коллектива, выпроводив тот из Лондона на «вечные» гастроли по провинции? А желаемым, понятно, было то самое полюбовное соглашение¹⁷.

В 1600 году обе стороны условились о принципах имущественного раздела — сумме денег (22 400 фунтов) и числе угодий, причитающихся потомкам старшего брата. 14 апреля 1602-го утвердили детальный план передачи поместий госпоже Стэнли с тремя дочерьми. Судьбу острова Мэн вывели за скобки: каждый надеялся особо убедить в своей правоте монарха. При чем здесь театр? Так ведь высмеять со сцены противника, воздействовать на оппонента через общественное мнение — вполне эффективный способ в достижении цели. Мэри Пембрук подала пример. Уильям Дерби им не пренебрег. К тому же вспомним, какие пьесы сочинял граф летом 1599 года? Комедии! Исполняли их труппа Брауна и, вероятно, юные хористы собора Святого Павла, которых приглашали пропеть те или иные музыкальные эпизоды. О том, что «милорд Дерби ставил пьесы певчих Святого Павла своим великим усердием и иждивением», сообщил 13 ноября 1599 года Роберту Сидни Роуланд Уайт («my lord Derby hath put up the plays of the children in Paul's to his great pains and charge»)¹⁸. Надо полагать, «ставил», вернее, помогал организационно и финансово не из филантропических побуждений, а за какие-то конкретные услуги...

Договор Уильяма Дерби и Алисы Стэнли, с октября 1600-го жены лорда-канцлера Томаса Эгертона, 1-го виконта Бракли (Brackley), ожидал одобрения парламента и короля до лета 1607 года. 1 июля статьи санкционировала палата лордов, 14 августа — монарх. Спустя неделю, 22 августа 1607-го, король назначил графа на должность, традиционно занимаемую главой сего дома, лорда-лейтенанта двух графств — Чешира и Ланкашира¹⁹.

Что касается острова Мэн, то Яков I никого не обидел, присудив «королевство» обеим партиям в равных долях. Впрочем, сестры Стэнли громкому титулу предпочли живые деньги и 14 февраля 1609 года столковались с дядей об условиях уступки ему половины острова. Спустя полгода, 7 июля, король утвердил это, отсрочив фактическое возвращение Мэна лорду Дерби до 1612 года. А до тех пор им управляли, как и прежде, с сентября 1607-го, два опекуна — Роберт Сесил, 1-й граф Сэлсбэри и представитель семьи Хоурд (до сентября 1608-го — Генри, 1-й граф Нортхэмптон, затем — его племянник Томас, 1-граф Саффолк).

Как видим, Уильям Бэрли не прогадал, выдав любимую внучку за Уильяма Стэнли. Остров Мэн в конце концов прибрали к рукам именно Сесилы. И после 1612 года распоряжались им тоже они, ибо граф Дерби носил титул «король» или «лорд» номинально. В действительности, управляла островом единственно Елизавета Дерби, племянница Роберта Сесила, по смерти которой в 1627 году Мэн возглавил сын обоих супругов, Джеймс Стэнли, с 1642 года 7-й граф Дерби.

7. De Vere Edward, 17^th Earl Oxford (де Вер, 17-й граф Оксфорд). 12 апреля 1550 — 24 июня 1604

Мотивы выдвижения: схожесть шекспировских сюжетов с фактами из его биографии, особенно в трагедиях «Гамлет» и «Ромео и Джульетта»; продолжительное пребывание в Венецианской республике; признание графа современниками лучшим поэтом из числа придворных кавалеров (Уильям Уэбб) и одним из лучших комедиографов в Англии (Ф. Мерез и Джордж Паттенхэм, автор «The Arte of English Poesie»). Кроме того, Габриэль Харви летом 1578 года в хвалебной речи, адресованной Елизавете I, а также посетившим вместе с ней Кембридж графу Лейстеру, лорду Бэрли, графу Эдуарду Оксфорду, лорду Кристоферу Хаттону и Филиппу Сидни, употребил в части, посвященной Оксфорду, примечательное выражение: «Vultus Tela vibrat», что по-английски часто переводят «countenance shakes a spear» («лицо сотрясает копье»), хотя более точный вариант выглядит так: «countenance throws a spear», то есть «лицо метает копье».

Еще в совсем юном возрасте, двенадцати лет, 3 августа 1562 года Эдуард де Вер потерял отца, Джона де Вера, 16-го графа Оксфорда, лорда — великого камергера Англии, унаследовав от него как высокий титул, так и престижную, правда, номинальную придворную должность. Елизавета I тотчас объявила подростка своим воспитанником, «дитя государства», и передала под опеку двум главным сановникам королевства, враждовавшим между собой. Роберт Дадли, граф Лейстер, согласно завещанию отца мальчика, до совершеннолетия Эдуарда обрел право распоряжаться всем имуществом Оксфордов, Уильям Сесил — позаботиться о воспитании молодого нового великого камергера.

Пока главный фаворит королевы управлял землями и финансами, государственный секретарь и лорд — главный казначей надзирал за обучением и моральным обликом отрока, с 3 сентября 1562 года жившего в лондонском доме Сесилов. Если науками, в том числе языками, Оксфорд овладевал вполне успешно и быстро, то примерным поведением едва ли радовал семью почтенного чиновника.

Граф был явно ребенком избалованным, а потому эгоистичным и своенравным. Расположение к нему королевы и снисходительность самого воспитателя, возможно не без дальнего прицела, ситуацию лишь усугубляли. В итоге случилось то, что случилось. Вечером 23 июля 1567 года, упражняясь в фехтовании с портным Эдуардом Бэйнхэмом (Baynham), семнадцатилетний аристократ убил человека, младшего повара Томаса Бринкнелла (Brincknell). Разумеется, судебное разбирательство велось необъективно. Присяжные посчитали, что пьяный служитель сам налетел на шпагу, чуть ли ни желая покончить с собой. Как позднее писал лорд Бэрли, он «крайне постарался, чтобы жюри квалифицировало кончину бедняги... самообороной» Оксфорда («I did my best to have the jury find the death of the poor man... se defendendo»)²⁰. Между прочим, у «бедняги» без средств существования остались трехлетний сын Квентин и беременная жена Агнес...

Что все-таки в действительности произошло между «милордом» и «унтер-коком», источники умалчивают. Однако сомнительно, чтобы слуга, пусть и пьяный, вдруг первым накинулся с кулаками на очень важную персону со шпагой в руках. Не ближе ли к истине иной вариант? Работник кухни, пробегавший мимо, по желанию графа подменил ненадолго утомившегося портного. По ходу фехтования вельможа неудачным выпадом ранил Бринкнелла в левое бедро («left thigh»), случайно задев артерию...

Итак, никакого наказания за смертоубийство Эдуард Оксфорд не понес. Судьи оправдали магистра двух университетов — Кембриджа (с 10 августа 1564-го) и Оксфорда (с 6 сентября 1566-го) — и студента Грэйс-Инн (с 1 февраля 1567-го). Надо ли добавлять, что обе ученые степени юный лорд не защитил, а принял в качестве дара от университетских властей в дни визита в каждое из учреждений королевы, в свите которой путешествовал и отмечаемый ею сиятельный отпрыск.

Связано это как-то с трагедией на уроке фехтования или нет, но вскоре Эдуарду Оксфорду захотелось «узнать войны и службы у других и иностранные края» («see the wars and services in strange and foreign places»), то есть покинуть Англию предпочтительно в статусе солдата. Понятно, королева на подобное не согласилась. Уильям Сесил тоже не одобрял такое намерение, хотя под давлением воспитанника постепенно смягчил позицию, пообещав («given me your good word», «дали мне ваше честное слово») уговорить государыню позволить питомцу если не военную командировку, то как минимум заграничное турне. С чем дотянули до последнего, до февраля 1570 года, когда выяснилось, что о планах Оксфорда повоевать в рядах армии принца Конде во Франции уже в курсе сам французский посол Бертран де Салиньяк-Фенелон, сеньор де ла Мот (Salignac Fenelon, segnier de la Mothe).

Нет, в соседнюю державу, где бушевала религиозная война, Елизавета любимца не отпустила — отправила на север, к границам Шотландии, в войска Томаса Радклифа, 3-го графа Сассекса, к той поре, апрелю 1570-го, бунт двух лордов — Чарльза Невилла, 6-го графа Уэстморлэнда (Neville, 6^th Earl Westmorland), и Томаса Перси, 7-го графа Нортумберлэнда, — усмирившего. Оба выступали за ослабление антикатолических порядков и официальное утверждение Марии Стюарт как минимум преемницей Елизаветы Тюдор. Впрочем, чтобы деморализовать повстанцев, а вождей побудить к бегству в Шотландию в середине декабря 1569-го, хватило и одной военной демонстрации отмобилизованных Сассексом сил.

Так что сражаться Оксфорду на севере Англии ни с кем не пришлось. Ну разве что он поучаствовал в полуторамесячном карательном набеге на Шотландию, завершившемся в конце мая 1570-го. И не в утешение ли ему спустя год, 1—3 мая 1571-го, королева устроила в Вестминстере рыцарский турнир, который бравый кавалер, к августейшему удовольствию, и выиграл? Однако охота к приключениям на континенте не покидала молодого лорда. И вот Уильям Сесил, пожалованный 25 февраля 1571 года в пэры Англии под титулом 1-й барон Бэрли, произвел сенсацию: разорвав помолвку дочери Анны с Филиппом Сидни, обручил в июле 1571-го девушку с возмужавшим воспитанником — Эдуардом де Вером, графом Оксфордом. Свадьбу отпраздновали через шесть месяцев, 16 декабря.

К сожалению, брак успокоил «мятежную голову» («fickle head») всего лишь до осени 1572-го. 22 сентября граф, проводив супругу за город, попросил опекуна похлопотать перед королевой о зачислении его на службу, лучше во флот, по крайней мере в береговую охрану («on the sea-coasts»). На худой конец, он соглашался послужить и за границей, не уточняя, на каком поприще — военном или дипломатическом. Из сего демарша ничего не вышло. Оттого, видно, Оксфорд летом 1573 года попробовал перехитрить Елизавету, добившись позволения на вояж в Ирландию, в провинцию Коннахт (Connaught), соседнюю с Ольстером, где отец Эссекса, Уолтер Девере, усмирял восстание католиков. Однако монархиня догадалась, в чем подвох, и поездку запретила. Зато осыпала своего великого камергера небывалыми милостями. Многие даже подумали, что влияние графа Лейстера на исходе. Ошибались.

Между тем «золотая клетка» не укротила своенравное «дитя». Когда терпение иссякло, милорд, поругавшись с госпожой, просто сбежал из страны во Фландрию, где разгоралось пламя антииспанской войны. Естественно, непослушного «волонтера» по высочайшему приказу в кратчайший срок возвратили на родину. Самовольная отлучка длилась около месяца, с 1 по 28 июля 1574 года. Тем не менее благодаря сему происшествию Оксфорд добился исполнения заветного желания. Государыня предпочла отступить на шаг и 24 января 1575-го отпустила «воспитанника» в большой тур по Европе сроком на один год.

Подожди Елизавета с разрешением еще месяц, граф, наверное, никуда бы не уехал. А так новость о беременности жены настигла его уже в Париже в середине марта. Понятно, что начатое путешествие зять Бэрли прерывать не стал, устремившись через Страсбург в Венецию. В столице торгового мира знатный англичанин обосновался надолго, хотя и планировал отплыть оттуда в Турцию, затем в Грецию. Не сложилось. Впрочем, и в городе святого Марка он не сидел сиднем, регулярно выбираясь на материк, чтобы посмотреть ту или иную достопримечательность в Генуе, Милане, Падуе, Флоренции, Сиене или другом культурном центре итальянского севера.

По свидетельству современников, прежде всего сопровождавшего графа Натаниэля Бакстера (Baxter), Оксфорд в Венеции проводил время не лучшим образом, а, выражаясь одним словом, — «постыдно» («infamie»). И деньги тратил не рачительно (зачем-то отстраивал себе целый дворец), и церкви посещал не те (хорошо, хоть не католические), и роман закрутил с «порхающей Еленой» («Hopping Helena») — известной венецианской куртизанкой Вирджинией Падоано (Padoano), и с мальчиками не удержался, баловался. Причем одного из них, певчего Горацио Куоко (Cuoco), привез с собой в Англию. Правда, через год парень сбежал от него обратно в Италию. Судя по допросному листу из архивов венецианской инквизиции, юноша испугался перспективы впасть в ересь.

2 марта 1576 года королева продлила любимцу отпуск на год. Между тем 5 марта Оксфорд внезапно оставил Венецию и заторопился через Париж домой. Какой проступок или весть тому причиной, неведомо. Тем не менее в апреле, пережив в Ла-Манше нападение голландских гезов, хорошо пограбивших пассажиров, лорд высадился в Дувре и отправился в Лондон не к жене и тестю, а в особый дом, публично объявив родившуюся 2 июля 1575 года девочку чужим ребенком. Что странно. Ведь годом ранее, в марте, граф, узнав о скором отцовстве, называл себя «счастливым человеком» («a glad man»).

Скандальный разрыв продолжался пять лет. Примирение на Рождество 1581 года состоялось исключительно под нажимом королевы, на этом условии простившей Оксфорда (формально), к тому моменту изрядно разочаровавшего августейшую госпожу. Похоже, переговоры о браке Елизаветы I с принцем Франсуа Анжуйским, младшим братом короля Генриха III, вызвали в «мятежной голове» графа неожиданную реакцию. Молодой вельможа словно лишился рассудка...

В августе 1578 года великий камергер дважды отказался «дать удовольствие французам» («give pleasure to Frenchmen»), двум послам потенциального жениха, станцевать перед которыми попросила сама государыня. В августе 1579-го он же на виду у других послов французского принца громко обозвал «щенком» и буквально провоцировал дуэль с игравшим на теннисном корте Филиппом Сидни, племянником графа Лейстера, лидера партии, сопротивлявшейся возможному венчанию королевы с католиком. Ссора с первым поэтом Англии балансировала на грани поединка более полугода, пока королева не остудила пыл «любимца» двухнедельным домашним арестом (с 29 января по 11 февраля 1580-го).

Кульминации процесс достиг в декабре 1580 года, когда Оксфорд по непонятным мотивам на приеме у королевы трех своих друзей-католиков из числа сторонников французского брачного проекта обвинил в государственной измене и тайных сношениях с папским Римом. К счастью, на эшафот никто не взошел. Генри Хоуорд (Howard), Чарльз Эрундел (Arundel) и Фрэнсис Соутуэлл (Southwell) отделались коротким визитом в Тауэр для допроса и семимесячным домашним арестом. Правда, отплатили они «другу» той же монетой от души, здорово озадачив и следователей, и особенно историков, вынужденных скрупулезно отсеивать зерна от плевел в откровениях троицы. Если с итальянскими похождениями графа вроде бы все более или менее ясно, то подозрения в подкупе Оксфордом убийц для устранения многознающих слуг (Уильяма Санки /Sankey/ в 1577 году) или вхожих ко двору обидчиков (Филиппа Сидни в 1579/80 году) так до сих пор и остаются подозрениями, пятнающими его репутацию.

Чашу терпения Елизаветы Тюдор переполнила скандальная новость о рождении 21 марта 1581 года фрейлиной королевы Анной Вэвэсоур (Vavasour) сына, по общему признанию, от Эдуарда Оксфорда. Адюльтер окончательно подкосил авторитет милорда в глазах королевы. Если донос на друзей обернулся утратой уважения в высшем свете, ибо, по словам французского посла Мишеля Кастелнау-Мовисьере (Castelnau-Mauvissiere), от баловня судьбы «отвернулись все друзья и дамы» («habandonne de tous ses amys et de toutes des dames»²¹), то внебрачная связь с девицей Вэвэсоур навсегда лишила графа благосклонности Ее Величества. Вместе с метрессой Оксфорд тут же угодил в Тауэр, просидев в главной тюрьме страны до июня. Затем еще полгода довольствовался домашним арестом, пока, скрепя сердце, не признал шестилетнюю Елизавету де Вер родной дочерью, а Анну Сесил верной женой...

Правда, этим расплата за свободную любовь не ограничилась. Дядя Анны Вэвэсоур, барон Томас Найвет (Knyvet), чувствуя поддержку общественного мнения, буквально затравил лорда-изгоя. Пользовался любым поводом для нападения на него или на графских слуг. Уличные стычки между людьми двух «домов» в течение 1582 и 1583 годов привлекли к себе немалое внимание. В одной из первых, в марте 1582-го, бой случился между главами семейств, закончившийся их обоюдным ранением и гибелью одного из сопровождающих Оксфорда. Позднее с той и другой стороны погибло еще несколько человек. В конце концов в правительстве решили покончить с междоусобицей. Вице-камергер Кристофер Хаттон взял на себя миссию посредника, а Уолтер Рэли убедил Елизавету I вернуть лорду право посещать Уайт-холл. Амнистию объявили 1 июня 1583 года. С тех пор вражда двух семей прекратилась. Правда, 19 января 1585-го брат Анны, Томас, послал Оксфорду вызов, но тот не ответил. Однако доселе лихорадочная жизнь аристократа с «мятежной головой» наконец-то успокоилась и обрела более размеренный, обычный по меркам той эпохи вид.

Всю нерастраченную энергию милорд перенес на театр и драматургию, к которым особый интерес возник как раз в период «анжуйского» кризиса, весной 1580 года. В апреле Оксфорд принял патронаж над труппой графа Уоруика, затем пригласил в секретари двух видных драматургов — Джона Лайли (Лили) и Энтони Манди. Рискнул и сам написать кое-что для собственных актеров. Из графских драм не сохранилось ни одной, что неудивительно. Ведь создавались они до реформы Эдуарда Аллейна, и, значит, за ориентир брались модные в ту пору незамысловатые балаганные пьесы с пошлыми, скабрезными шутками. Оксфорд наверняка в какой-то степени постарался облагородить «мужицкий» жанр, но не более. Недаром и Джордж Паттенхэм в «Искусстве английской поэзии» (1589), и Фрэнсис Мерез (1598) отмечали заслуги графа в сочинении именно комедий. Что касается поэзии, то о ней судят в основном по сборнику стихов «Рай изящных выдумок» («The Paradise of Dainty Devises»), опубликованному в 1576 году. В нем перу Оксфорда принадлежат восемь поэм, которые разные литературоведы оценивают по-разному.

Конечно, в славный 1588 год зять Бэрли не остался в стороне. Более того, в августе 1585 года ему доверили переброску через Ла-Манш во Фландрию экспедиционного корпуса, призванного помочь сражавшимся с Испанией голландцам. Исполнив поручение и дождавшись приезда главнокомандующего — графа Лейстера, «милорд Оксенфорд» («Oxenforde», так часто подписывался и именовался Эдуард де Вер), в ночь на 21 октября отплыл в Англию. Три года спустя великий камергер с тем же Лейстером повздорил из-за предложения, по мнению самого лорда, непочетного и неважного, возглавить оборону порта Харуич (Харидж или Гарвич) на юго-восточном побережье Англии. Оксфорд отказался, а Лейстер послал его... жаловаться к королеве.

Тем же летом 1588 года умерла Анна Оксфорд, и примерно к тому же времени обнаружилось, что состояние милорда весьма подорвано прежними расходами, главным образом на путешествия, и сиятельной особе грозит банкротство. Спас вельможу от разорения второй брак, заключенный в 1591 году с Елизаветой Трентам (Trentham), брат которой Фрэнсис умело разобрался в хозяйственных проблемах графа и выправил положение. Летом 1596 года в корреспонденции Оксфорда появляются первые сетования на плохое самочувствие, в 1597-м болезненные ощущения усиливаются. Впрочем, множущиеся хвори не помешали лорду в марте 1603 года, накануне кончины Елизаветы I, затеять с Генри Клинтоном, 2-м графом Линколном (Clinton, 2^nd Earl Lincoln, 1539—1616) опасный разговор о необходимости провозгласить преемником королевы племянника Линколна, Генри Хастингса, 5-го графа Хантингдона (1586—1643)...²²

Примечания

1. Satires by Joseph Hall. London, 1824. P. 27; DNB. 1890. V. 24. P. 75—80.

2. Bacon's Essays. Boston, 1868. P. XXXIV, XXXV; RCS. V. 3. P. 79.

3. The works of Francis Bacon. London, 1830. V. 12. P. 278, 279.

4. Journal of the House of Commons. London, 1802. V. 3. P. 553—564; Journal of the House of Lords. London, 1802. V. 1. P. 53—106; Spedding J. The letters and the life of Francis Bacon. London, 1874. V. 7. P. 279—281. Подробнее о биографии Бэкона см: Hosier P.W. The History of Parliament: The House of Commons, 1558—1603.London, 1981. V. 1 (Members A— C); Ferris J., Thruch A. The History of Parliament: The House of Commons, 1604—1629. Oxford, 2010. V. 3 (Members A—C).

5. Students admitted to the Inner Temple (1571—1625). London, 1868. P. 51, 71; The register of admissions to Gray's Inn, 1521—1889. London, 1889. P. 93; Athenae Oxonienses. London, 1815. V. 2. С. 277—280.

6. Demblon C. L'Auteur d'Hamlet et son Monde. Paris, 1914. P. 188, 281; Elze Th. Venezianische skizzen zu Shakespeare. München, 1899. P. 25, 26.

7. Collins A. Letters and memorials of State. London, 1746. V. 2. P. 132. Письмо Роулда Уайта от 11 октября 1599 года.

8. The Court and times of James the First. London, 1848. V. 1. P. 191—193. Подробнее о биографии Ратлэнда см.: Danushevskaya A.V. Ideal and practice: aspects of noble life in late Elizabethan and Jacobean England. 2001. P. 203—283.

9. АРСЕ. 1897. V. 15. P. 140, 141.

10. Hasler P.W. The history of Parliament: the House of Commons, 1558—1603. London, 1981. V. 2. P. 109, 110; DNB. V. 18. P. 247, 248.

11. Подробнее о биографии Марло см.: Wraight A.D., Stern V. In search of Christopher Marlowe. A pictorial biography. New York. 1965; о Томасе Уолсингеме см.: Nicholl Ch. The Reckoning: the murder of Christopher Marlowe. Chicago, 1995. P. 115—118.

12. CSPD. 1858. V. 9. P. 148. The Court and times of James the First. London, 1848. V. 1. P. 171, 172.

13. Подробнее о биографии Невилла см.: Ferris J., Thruch A. The History of Parliament: The House of Commons, 1604—1629. Oxford, 2010. V. 5 (Members K—Q); О семействе Смит см.: DNB. 1898.V. 53. P. 128, 129.

14. Подробнее об Уильяме Шекспире из Стратфорда-на-Эйвоне и заключенных им сделках см.: Chambers E.K. William Shakespeare. A study of facts and problems. Oxford, 1930. V. 1—2; Сведения о фактах сочинительства см.: The complete works of John Davies of Hereford. Blackburn, 1878. V. 1. P. 82; The Manuscripts of His Grace the Duke of Ruthland. London, 1905. V. 4. P. 494.

15. CSPD. 1869. V. 5. P. 227; The catholic world. New York, 1913. V. 97 (№ 582). P. 734.

16. CSPD. 1872. V. 12. P. 71, 77; Nichols J. The Progresses and public processions of queen Elizabeth. Oxford, 2014. V. 3. P. 213—221.

17. CMMS. 1915. V. 13. P. 609; Coward B. The Stanleys, Lords Stanley and Earls of Derby, 1385—1672. Manchester, 1983. P. 44—47, 90; Berry H. The Boar's Head playhouse. Washington, 1986. P. 35, 36, 70, 124.

18. Report on the Manuscripts of Lord de L'Isle and Dudley. London, 1925. V. 2. P. 415.

19. Journal of the House of Lords. London, 1802. V. 2. P. 534; DNB. 1898. V. 54. P. 71.

20. Ward B.M. The seventeenth earl of Oxford, 1550—1604: from contemporary documents. London, 1928. P. 124.

21. Bibliothèque nationale de France. Département des manuscrits. Français. 15973. F. 390. Депеша от 11 января 1581 года.

22. Подробнее биографию Оксфорда см.: Nelson A.H. Monstrous Adversary: the life of Edward de Vere, 17^th Earl of Oxford. Liverpool, 2003.