«Генрих VIII, или Все это правда»

Во время представления этой пьесы 29 июня 1613 года пушка, которая устраивала салют по случаю появления короля, случайно выстрелила в соломенный навес над сценой. В итоге было уничтожено все здание «Глобуса». Одно из писем, посвященных пожару, сообщает, что это был только четвертый спектакль. Итак, пьеса была написана и поставлена в 1613 году. Три из пяти уцелевших писем о пожаре утверждают, что пьеса называлась «Все это правда». Очевидно, составители Первого фолио, закончившие этой пьесой раздел исторических хроник, употребили название «Прославленная история жизни короля Генриха Восьмого» лишь для аналогии с тем, как назывались предыдущие хроники. Источниками пьесы были хроники Рафаэла Холиншеда. Материал для сцен с участием Кранмера в начале пятого акта был предоставлен «Книгой мучеников» (1563) Джона Фокса. До Шекспира Генрих VIII являлся героем лишь двух пьес. В пьесе о шотландском короле «Джеймс IV Роберта Грина, написанной еще в правление Елизаветы (от 1589 до 1592 года), он появляется лишь в финале, чтобы восстановить справедливость. С приходом к власти Джеймса I династия Тюдоров сменилась на династию Стюартов, и Уильям Роули мог позволить целиком посвятить правлению Генриха VIII свою пьесу «Когда вы увидите меня, вы меня узнаете» (1604—1605). Ее действие, правда, происходит позже, чем в пьесе Шекспира, уже во время последнего брака короля с Кэтрин Парр, однако ради антикатолической направленности Роули, нарушив хронологию, ввел в сюжет давно умершего кардинала Вулси. Возможно, что эти сцены оказали определенное воздействие на изображение Шекспиром падения Вулси. Тем более, что пьеса Роули пользовалась большой популярностью, и, как предполагают, ее постановка была возобновлена в1612—1613 годах. Возможно, именно этот факт побудил Шекспира или же труппу Слуг короля обратится к личности Генриха VIII.

Проблема авторства этой пьесы не вставала до середины XIX века. В XVIII веке было высказано не произведшее большого впечатления предположение о том, что пролог и эпилог пьесы написал Бен Джонсон. Однако в 1850 году английский ученый Джеймс Спеддинг заявил, что две трети пьесы были написаны Джоном Флетчером. Он обращал внимание на бесспорный факт, что в «Генрихе VIII» гораздо больше отклонений от пятистопного ямба, чем в любой другой пьесе Шекспира, — удлинение же строки характерно для творчества Флетчера. Спеддинг также утверждал, что шекспировскими преимущественно являются только те сцены, в которых действует королева Екатерина (причем не все). Большинство сцен Спеддинг находил слишком слабыми, чтобы они могли быть написаны Шекспиром.

Спеддинга поддержали многие авторитетные шекспироведы и даже поэты. Альфред Теннисон утверждал, что «не узнает» в большей части пьесы шекспировского стиля; Альджернон Чарльз Суинберн, напротив, защищал Шекспира. В 1885 году Р. Бойль выдвинул предположение о том, что Шекспир вообще не имел отношения к написанию этой пьесы, авторами которой якобы были Флетчер и Мессинджер.

Дискуссия продолжилась и в XX веке. Выдающийся шекспировед Э.К. Чамберс разделял мнение о совместном авторстве, но при этом замечал, что, если пьеса не характерна для манеры Шекспира, она точно так же не является и типично флетчеровской пьесой (1930). Вскоре Питер Александер (1931) и Уилсон Найт (1936), анализируя содержание и стиль «Генриха VIII», сделали вывод о полной принадлежности авторства пьесы Шекспиру. Однако их точка зрения не успела удержать победу, когда в 1946 году американский ученый А. Партридж опять предоставил лингвистические доказательства соавторства Флетчера.

Эта тема продолжает обсуждаться шекспироведами до сих пор. К совместным произведениям Шекспира и Флетчера относят также — с гораздо более убедительными основаниями — «Двух благородных родственников» (1614; впервые напечатаны в 1634 году с упоминанием обоих авторов) и утраченную пьесу «Карденио» (1613). Однако ни «Два благородных родственника», ни «Перикл», в работе над которым Шекспир явно участвовал, но написал далеко не все (хотя теперь эта пьеса состоит в шекспировском каноне), не были включены составителями в Первое фолио, а ведь, по их заявлению, туда вошло все написанное Шекспиром. Возможно, к этому всему относилось только то, что Шекспир не писал при участии других драматургов?

Кроме того, известно, что, закончив в конце 1611 года «Бурю», свое «завещание», Шекспир уехал в родной Стратфорд, где и жил до самой смерти. Судя по всему, он решил завершить драматургическую и театральную деятельность, но все же не устоял, получив от бывших коллег просьбу написать новую пьесу. Исследователями давно отмечено, что пышные придворные церемонии занимают в «Генрихе VIII» больше места, нежели в других пьесах Шекспира. Их не просто больше; они и описаны гораздо подробнее. Такие сцены имели большой успех у публики: вероятно, не имея возможности непосредственно руководить подготовкой спектакля, Шекспир специально делал указания для постановки данных эпизодов.

Уместно процитировать слова американского шекспироведа Ирвинга Рибнера, высказанные в 1957 году: «Широко распространенная готовность приписать значительную часть пьесы Флетчеру, как мне кажется, скорее объясняется резким различием между "Генрихом VIII" и предшествующими шекспировскими хрониками, чем сомнительными данными метрических таблиц стихосложения...».

Действительно, такое различие есть, но нельзя забывать, что все прошлые исторические хроники Шекспира были написаны в 1590-е годы. Однако, даже несмотря на это, в «Генрихе VIII» можно найти достаточно много общего с предыдущими хрониками. Вулси очень похож на некоторых прежних героев-вельмож. Он и умирает в стиле Шекспира, произнося перед уходом монолог о тщетности честолюбивых намерений:

...Да, я дерзнул
На пузырях поплыть, как мальчуган,
Плыл много лет по океану славы,
Но я заплыл далеко за черту:
Спесь лопнула, раздувшись подомною,
И вот уж я, усталый, одряхлевший,
Судьбою предоставлен воле волн,
Которые меня навеки скроют.
Я проклял вас, весь блеск земной и слава!

      (Здесь и далее перевод Б. Томашевского)

Последний монолог Вулси напоминает речи Ричарда II после падения с престола.

Узнав о смерти Вулси, королева сочувствует ему, однако дает ту оценку, которую считает справедливой:

...Стремился он страну держать в узде,
Твердил, что симония допустима,
А мнение свое считал законом.
Способен был порою лгать в глаза
И быть двуличным и в словах и в мыслях.

Ее гофмаршал Гриффит замечает: «Дела дурные мы чеканим в бронзе, / А добрые мы пишем на воде» и просит разрешения высказаться в защиту Вулси. Он говорит:

Был кардинал из низкого сословья,
Но с колыбели предназначен к славе.
Он был ученый, зрелый и глубокий,
Весьма умен, блистательный оратор,
Надменен и суров он был с врагами,
Как лето, ласков был к своим друзьям,
И, хоть в стяжанье был он ненасытен
(Я знаю, это грех), но, госпожа,
Он в щедрости зато не знал предела.

Еще ближе к творчеству Шекспира (даже не к хроникам, а вообще к его пьесам) образ королевы Екатерины, образ несправедливо пострадавшей честной женщины, которую перенесенные страдания сделали еще милосердней. Напрашиваются параллели с Дездемоной, Корделией, Гермионой из «Зимней сказки». Особенно уместно сравнение с Гермионой, поскольку обе героини прошли через суд Правда, против Екатерины не выдвигалось обвинение, но, в отличие от Гермионы, ее ожидали болезнь и смерть. Во многом точно определил ее образ Ф. Шаль: «Как голос угнетенной Англии, она приносит грозному властителю жалобы его королевства. Женщина чистая и робкая приходит пред лицо самого короля, ужасного народу, им ограбленному, ужасного любимцам, облитым его золотом. Она пришла просить за бедствующих подданных; она всем жертвует, и все у нее отнимается: любовь, супруг, венец, спокойствие, жизнь!» Стоит также отметить, что, создавая образ королевы, Шекспир отступил от Холиншеда.

Весь «Генрих VIII» носит социальный и политический характер — так же, как прежние хроники Шекспира. Этого характера нельзя найти в пьесах Флетчера, которого всегда привлекала романтическая сторона истории. Ни одна героиня Флетчера не стала бы обсуждать вопросы налогов, как это делает королева Екатерина (акт 1, сцена 2).

Именно от нее король узнает о новых налогах (предположение, что его незнание было притворством, не выглядит убедительным):

Налоги?
Какие же? На что? — Лорд-кардинал!
Вы тот, кого бранят со мною вместе,
Вы знаете о них?

Кардинал, который и ввел эти налоги, делает вид, что о государственных делах он осведомлен не более других. Король требует разъяснений: «Но в чем их суть? Какого рода, в общем, налоги эти?» Отвечает ему королева:

Народа недовольство
Вполне понятно. Ведь указ был издан
Шестую часть имущества внести
Немедленно в казну, и называют
Причиной вашу с Францией войну.

Вулси замечает:

Нельзя же нам от дел необходимых
Отказываться только из боязни,
Что будут нас жестоко осуждать.

Король возражает:

Дела благие страха не внушают,
Продуманные тщательно к тому же.

Он возмущен:

Шестая часть? Тут просто в дрожь бросает!
Ведь если мы с деревьев обдерем
Кору да крону, часть ствола и ветви,
То даже если корни мы оставим,
Сам воздух выпьет соки из калек.

Видимо, не случайно Спеддинг оставлял Шекспиру часть сцен с участием королевы, и в том числе, кстати, сцену, которая цитировалась выше. Но он был бы еще более справедлив, если бы оставил Шекспиру и многое другое — например, общение между вельможами.

Что же касается отсутствия комических моментов, выраженного еще в Прологе: «Я нынче здесь не для веселья, нет!», это легко объяснить сознательным противоречием пьесе Роули, где такие моменты занимали очень большое место.

Пьеса основана на изображении трех падений — Бэкингема, королевы Екатерины и Вулси. Кардинал Вулси — главный виновник первого падения, и он же сыграл большую роль во втором. Однако его никак нельзя назвать таким «макиавеллистский» персонажем, как, допустим, Ричард III или Яго. Это типичный «серый кардинал», естественно, имеющий много недостатков. Нельзя, однако, забывать, что погибший по его вине Бэкингем был резко настроен против него и сам хотел обвинить его в измене.

И Бэкингем, и другие аристократы ненавидели кардинала за то, что он, сын мясника, не мог похвастаться знатным происхождением и добился возвышения только благодаря собственным заслугам. Именно его политически вполне разумное стремление женить Генриха на сестре французского короля и привело его в первую очередь к краху. Глубокое раскаяние Вулси после полного поражения, последний монолог и разговор с Кромвелем, завершающие третий акт, сильно смягчают его образ. Неслучайно впоследствии Вулси стал очень популярным среди английских актеров. Его играли многие: от Джона Филипа Кембла и Эдмунда Кина до Джона Гилгуда.

Один из спектаклей XIX века даже заканчивался финальным уходом Вулси, а последние два акта были устранены. Не является отрицательным персонажем король Генрих VIII. Единственное, в чем его можно обвинить, — это стремление развестись с женой и жениться на Анне Болейн, что по-человечески вполне понятно. Период его тирании еще впереди.

В определенном смысле отрицательных персонажей нет вообще. Не является таковым и Гардинер, настроенный против Кранмера как против человека, сыгравшего большую роль в падении Вулси. А можно ли в чем-то обвинить Анну Болейн? В единственной сцене, где она действует и говорит подробно, ее сочувствие королеве выглядит вполне правдивым.

Она не хочет сама быть королевой, когда это абсолютно для нее нереально, но затем становится таковой — разве подобное противоречие не выглядит естественным? К моменту написания пьесы симпатия короля Джеймса I и его окружения к католицизму была уже хорошо известной. С другой стороны, у публики неприязнь к католицизму сохранялась. Это заставило Шекспира идти на двойственный подход. Его пьеса не является антикатолической, как пьеса Роули. Падение Вулси показано, но образ его получился гораздо более сложным. С другой стороны, католичка Екатерина стала самым привлекательным персонажем пьесы. И дело не только в ее характере и личной судьбе.

В источниках не говорится о том, что она заступалась за народ, однако у Шекспира она это делает (сцена о налогах).

Ее возмущение по поводу латинской фразы Вулси и требование говорить с ней по-английски также не могли не вызвать симпатию. Правда, заботясь о реакции публики, Шекспир почти не упоминает про католицизм Екатерины.

Пьеса заканчивается тогда, когда Англии предстояла Реформация. Во время заседания против Кранмера Гардинер говорит о ее опасности, ссылаясь на крестьянскую войну в Германии:

И если мы дадим из добродушья
И глупой жалости к каким-то лицам
Сопутствовать опаснейшей заразе,
Тогда к чему лекарства? Что тогда?
Начнется смута, бунт... Над государством
Нависнет беспрестанная угроза.
Недавно нам немецкие соседи
Напомнили об этом очень ясно.

Но публике, конечно, был симпатичен не он, а обвиняемый в ереси Кранмер.

С исторических событий, описанных в пьесе, прошло не больше восьмидесяти лет. Многие зрители помнили о том, что казнены были Анна Болейн и Кромвель, участвовавший в пьесе Суррей и упомянутый в ней Томас Мор. Слова, которые произносит Вулси о Море, узнав, что тот назначен канцлером вместо него, не только возвышают Вулси, но и звучат косвенным пророческим упреком Генриху VIII:

Но он — ученый муж. Да будет долго
Он в милости и пусть добро творит
Всегда в ладу и с совестью, и с правдой.
Свой путь свершив, пусть мирно он почиет
В безмолвном склепе из сиротских слез.

Все участники суда над Кранмером погибли на эшафоте. Норфолка незадолго до смерти короля отправили в тюрьму. Казнен был и сам Кранмер (правда, уже во время правления старшей дочери Генриха VIII Марии Кровавой). Таким образом, история падений закончилась в пьесе, но не закончилась в реальной жизни. Собственно, она продолжалась и при восхваляемой в финале «Генриха VIII» Елизавете (чего стоит заговор Эссекса?). В правление Елизаветы побывали в тюрьме многие драматурги (Кид, Чапмен, Марстон, Бен Джонсон); вполне возможно, что по приказу властей был убит Кристофер Марло. В 1599 году попал в Тауэр юрист из Кембриджа Джон Хейвард за посвященную Эссексу книгу «Первая часть жизни и правления Генриха IV», которая, между прочим, вполне совпадала по своей идее с пьесой Шекспира «Ричард II». Было сожжено несколько сатирических памфлетов и запрещена публикация книг об английской истории без предварительного разрешения властей. Одни герои Шекспира перенесли падение, других оно только ожидает. И виновны в этом в первую очередь не монарх, не какой-либо «макиавеллистский» политик; виновна государственная система, которая вызывает борьбу за власть и богатство, влияет на личные отношения между людьми. Английский абсолютизм начал принимать тираническую форму. Если поначалу правления Генриха VIII и его дочери Марии Кровавой могли казаться просто уходом с правильного пути, в конце XVI — начале XVII века эта идея отражалась уже во многих пьесах.

Королева Екатерина перед церковным судом. В ее роли Дж. К. Харлоу