Рисунок Дагдейла

Списанный сэром Сидни Ли памятник в церкви Св. Троицы существенно отличается от сооруженного изначально. Об этом свидетельствует рисунок, датированный июлем 1634 года, который хранился в Мервейле у знатока Варвикшира Уильяма Дагдейла¹. По этому рисунку была сделана гравюра для «Древностей Варвикшира» Дагдейла, вышедших в свет в 1656 году. Нынешний скульптурный портрет Шакспера разительно отличается от этой гравюры, имеются в ней и несовпадения с памятником. И вину за это стратфордианцы опять возлагают на художника, слишком-де рассеян, невнимателен. Рисовал, видно, по памяти, ну и допустил неточности. У него и в других рисунках есть ошибки. Неточности неточностям рознь. Можно забыть, что держит в руках херувим, факел или песочные часы, — но перепутать мешок, туго набитый товаром, с подушечкой, украшенной кистями, или не заметить пера с бумагой — нельзя. Сохранились изображения памятника более поздних лет (1709, 1735) — памятник под действием мифа с течением времени заметно менялся.

Стратфордианцы и здесь верны себе. Однажды объяснив несовпадения памятника и гравюры забывчивостью художника, они больше их не касаются или посвящают им туманно уклончивые строки. «Хотя компиляция Дагдейла бесценна, — пишет С. Шенбаум, — гравюра, выполненная Холларом или его помощником Гейвудом с авторского на броска памятника Шекспиру, озадачивает, поскольку ее трудно отождествить со знакомой скульптурой в алтаре Св. Троицы. На иллюстрации в "Древностях" капители колонн украшают головы леопардов, а сидящие по краям карниза фигуры Покоя и Труда чуть с них не падают, причем в руках у первой из фигур вместо факела песочные часы. Поэт расстался с гусиным пером и бумагой и, растопырив локти, вцепился в подушку — уж не символизирует ли она богатство? Его щеки сморщены, а усы безнадежно свисают вдоль крепко сжатых губ. Самодовольный колбасник преобразился в унылого портного»². И немного дальше: «Согласно лучшему и простейшему объяснению эта иллюстрация, подобно другим иллюстрациям в "Древностях", искажает объект в соответствии с теми вольностями, которые были приняты среди гравировальщиков XVII века. Дагдейла, ставшего впоследствии геральдмейстером ордена Подвязки, более всего интересовали родословные, надписи и т.п. На гравюре геральдические принадлежности герба вычерчены очень тщательно... Памятник в храме Св. Троицы с его не слишком вдохновляющим бюстом достаточно аутентичен». Так аутентичен или нет? — вправе спросить читатель. Это характернейший пример стиля, созданного Шенбаумом для книг о Шекспире: уклончивый, чуть ироничный, набрасывающий тень на плетень. Почему «лучшее и простейшее объяснение»? Какие вольности? Неужели и правда Дагдейла более всего интересовали геральдические подробности?

Попробуем и мы дать «лучшее и простейшее объяснение». Стратфордская скульптура изначально была именно такой, как мы ее видим на гравюре в книге Дагдейла. А по мере того, как крепло заблуждение и автором пьес Шекспира все прочнее становился стратфордец Шакспер, памятник все терял и терял черты хмурого хозяина-скопидома, приобретая вид, более или менее соответствующий гусиному перу с листом бумаги и портрету из Первого Фолио. Имеются несколько рисунков памятника, отражающих этапы в восприятии облика Шекспира-Шакспера.

А теперь забудем, как не было, четыре века, что отделяют нас от Шекспира, со всеми мифами, словесной эквилибристикой и просто глупостью, словом, со всем тем, что было наверчено фантазией ученых и дилетантов в попытке связать не связуемое. И перенесемся сначала в Лондон того времени. Наши исследователи мало пишут о культурной жизни Англии, Лондона, университетов и замков, иные из которых были центрами культуры и искусства. В Лондоне Уильям Кэмден (1551—1623), историк, филолог, педагог, автор знаменитой «Британии» и «Дополнений», вместе с учеными друзьями Селденом и Коттоном основали Общество антиквариев. Биографы подробно останавливаются на европейской культуре и науке заката Возрождения и подробно описывают те районы Лондона, где жил Шакспер, не забывают и глухой городишко Стратфорд на Эвоне. Выкинем из головы все теории, гипотезы, догадки, палочку-выручалочку чуда гениальности, явленного в Шекспире. Пусть сила воображения нарисует захолустный городок, где нет газет, журналов, брошюр, книг, нет телевизоров и радио, электричества, автобусов, поездов. Он таки основательно отдален от сердца Англии Лондона, где жизнь тогда кипела, хотя, конечно, по-своему, не так, как сейчас. Новости, зачастую самые фантастичные, изредка привозят из столицы и передают изустно. Причем новость, как пишет в одной из пьес Бен Джонсон, отлежится лет пять и, глядишь, опять готова к отправке в провинцию как самоновейшая.

Войдем вместе с простым стратфордским обывателем в церковь Св. Троицы, оглядимся и остановимся у только что прилепленного к левой стене памятника нашему земляку Шаксперу, коренному стратфордцу. Отец его, человек почтенный, уважаемый в городе, под конец жизни разорился. Сын, сочинитель баллад, укатил в Лондон, за тридевять земель, разбогател, вернулся в Стратфорд, в отчий дом, прикупил неподалеку несколько участков земли, вместительный дом с садом для себя и семьи, потом еще купил с приятелями у местной корпорации право взимать налоги (бывшую монастырскую десятину) с горожан и фермеров. Дает деньги в рост под хороший процент. Да, скульптура в арке памятника явно удалась ваятелю, очень похож, ничего не скажешь: лицо жесткое, руки загребущие — крепко держат мешок с добром, не то шерсть, не то ячмень, а под изображением на латыни надпись:

Умом Нестор, гением — Сократ, искусством — Вергилий,
Земля сокрыла, народ скорбит, Олимп обрел.

Ivdicio Pylium, genio Socratem, arte Maronem,
Terra tegit, popvlvs maret, Olympvs habet.

Латынь знает не каждый, но кто умеет читать, разберется. Г-м, гением Сократ! Эк куда хватили. Может, искусством он и Вергилий, помнится, в молодости писал баллады, да ив Лондоне, кажется, сочинял пьесы. Ученым людям оно виднее. Но с Сократом — явная промашка. Какой же Шакспер Сократ!

Полная противоположность древнему греку, человеку мудрейшему, щедрому и благородному — столько-то о Сократе известно. Иначе как в насмешку такое о Шакспере не скажешь. А может, и правда в насмешку? Нам невдомек, что да как в Лондоне было, а кто сведущ, тот разберется. Однако все же явно поэт. Вот и на могильном камне стихи, говорят, он сам их сочинил.

Стихи, надо сказать, отменно плохие. Вот тут, кажется, и начинается зарождение мифа. Думаю, зерно бросил в тучную землю сам Шакспер. Вернувшись из Лондона с деньгами в кармане, на вопросы земляков, что он поделывал в Лондоне, правда ли, что писал пьесы, он наверняка сначала помалкивал, кивал головой, потом стал рассказывать, как знаменитые драматурги приносили в театр пьесы и он их поправлял для сцены. Возможно, кто-то спросил — а вот пьесы Шекспира, это ты их написал? Ну как тут откажешься от авторства, да и проверить выдумку невозможно. Наверное, сначала пробормотал что-то невнятное. Голос постепенно креп, сочинительство обрастало подробностями. И, наверное, скоро он почти сам в это поверил. А потом вскоре умер. Его выдумка от него отделилась и стала достоянием городка. Их Богом забытое местечко, оказывается, родило драматурга Шекспира. Конечно, не все в это верили. Но укоренившиеся зерна и пустившие побеги редко погибают, если погодные условия благоприятствуют. Тут — благоприятствовали, и с каждым новым поколением стратфордцев деревцо крепло, увеличивалось в росте. А потом тень вдруг стала гуще и выше своего хозяина. И никто вовремя ей не сказал: тень, знай свое место. Хотя во время оно, в пьесах нет-нет и проскальзывал этот окрик (пролог к «Укращению одной строптивой» и разговор Тачстоуна с Уильямом в пьесе «Как вам это понравится»). Впрочем, самого-то Шакспера винить не в чем. Сознательно, серьезно сам он никогда не претендовал на авторство шекспировских пьес, и тем более сонетов.

Вернемся в XX век. За прошедшие четыреста лет удалось найти всего одно письмо Шекспиру, написанное его земляком Куини, да и то не отосланное. Куини с другими выборными отправились в Лондон просить налоговых поблажек для родного городка — Стратфорд переживал не лучшие времена по причине двух сильных пожаров и непогоды. За четыре месяца хождения по присутственным местам ходатаи поиздержались, и Куини обратился с просьбой к приятелю Уиллу Шаксперу ссудить им денег. Шакспер, по-видимому, обещал. Однако напарник Куини стратфордец А. Стэрли так оценил предстоящую сделку: «Наш земляк У-м Шак., — пишет он домой, — снабдит нас деньгами. Но я буду доволен только после того, как узнаю, где, когда и как это будет. Дай бог, чтобы он одолжил нам деньги не на обычных условиях». Стэрли, выходит, опасался, что Шакспер слупит с них тот же процент, что со всех, не посмотрит, что они в Лондоне хлопочут о благе родного города.

Шакспер был уже вполне капиталист, деньги для него товар, стоимость которого определяется только спросом, и неважно, кому ты его продаешь — своим или чужим. Так что вряд ли народ очень «скорбел» об ушедшем в мир иной Шакспере, который судился с соседями по улице из-за мешка с ячменем, а сам бегал в Лондоне от налогов. Все это подтверждается архивными находками, накопленными за триста лет. И убедительно описано в главе «Состоятельный джентльмен» С. Шенбаумом в его книге «Шекспир, краткая документальная биография».

Добавим еще, что Шекспира драматурга никто никогда с Сократом не сравнивал. Англичане тогда были весьма точны в подобных сравнениях. Так что латинские строки под скульптурным портретом — оценочные. Это — гипербола и антитеза: заключенная в них похвала находится в вопиющем противоречии с жизненными фактами Шакспера, как они нам известны из документов и как были известны его согражданам. Даже сейчас она воспринимается — особенно теми, кто знает изначальный облик стратфордского памятника, как явная насмешка, даже издевка. Что же говорить о земляках Шакспера, знавших его как облупленного.

Под латинскими строчками английский стих:

Stay Passenger, why goest thov so fast,
read if thov canst, whom enviovs death hath plast,
with in this monvment Shakspeare, with whom,
quick natvre dide whose name doth deck ys Tombe.
Far morethen cost: Sieh all, Yt He hath writt,
Leaves living art, but page, to serve yis witt.
Obit ano doi 1616

AEtatis. 53 die 23 apr.

Перевод:

Прохожий, стой. Куда ты так спешишь?
Прочти, коль можешь, кто здесь заключен
Завистницею-смертью. То — Шекспир,
С кончиною его иссяк природный гений³.
Сей камень красит не цена, а имя —
Слугой ему ведь было все искусство.

Попытаемся вникнуть в смысл, заключенный в этом послании. Случайный посетитель не ведает, что под белой каменной плитой погребен великий Шекспир. Автор стиха любезно сообщает ему это. К сожалению, посетитель может не знать грамоту, если же умеет читать, уйдет просвещенный: здесь похоронен Шекспир, гениальное дитя природы, какого больше не будет.

Памятник этот красит не цена, а имя, поясняет дальше поэт. Но главное — последние полторы строки:

...Sieh (sith) all, Yt He hath writt,
Leaves living art, but page, to serve his witt.

Вот их более точный перевод:

«Ведь все им написанное оставляет живущее искусство лишь пажом, служившим его уму и таланту». Слово «wit» многозначно. Это может быть ум, остроумие, смекалка, поэтический дар с примесью учености.

Те, кто сочинил эти строки, венчающие откровенно насмешливое начало, довел в них насмешку до степени иронии. Но прочитаем их опять глазами обывателя и вместе с ним воскликнем:

«Ого, сколько же он написал! И надо же — все остальные поэты ему прислуживали. И это наш земляк!»

Вот так и был заложен, возможно, первый кирпичик в строительство мифа. Шенбаум тонко почувствовал скупость похвалы, даже легкую насмешку: «Пусть он — скульптурное изображение на памятнике — и смахивает на бюргера, все же перед нами поэт, а не собственник, ибо уста его открыты, чтобы произнести только что сочиненные стихи. Мемориальная доска под каменной подушечкой воздает хвалу именно писателю»⁴. C такой же усмешечкой Шенбаум пишет о метаморфозах, которые претерпело скульптурное изображение: «Поэт расстался с гусиным пером и бумагой и, расставив локти, вцепился в подушку — уж не должна ли она символизировать богатство? Его щеки сморщены, а усы безнадежно свисают вдоль крепко сжатых губ. Самодовольный колбасник преобразился в унылого портного»⁵. И примечание к последним словам в английском тексте: «It is Chambers who thinks of a melancholy tailor»⁶. В русском переводе этого примечания нет.

В одном из стихотворений, предпосланных Первому Фолио, есть такие слова: «стратфордский твой монимент» (moniment). В некоторых фолио слово со значением «монумент» написано именно так — «Moniment», видела в Фолджере своими глазами. Значение его двусмысленно, оно могло тогда означать насмешку, и сбрасывать со счетов это значение нельзя. Напомню, оба послания в Фолио, подписанные актерами Джоном Хемингсом (ему тогда было шестьдесят семь лет) и Генри Конделлом, хоть и недвусмысленны, но, по мнению большинства исследователей, написаны не ими, а Беном Джонсоном (мне представляется, одно из них написано Бэконом). Словом, многое и в Первом Фолио, и в памятнике не так однозначно, как принято считать у доверчивой публики, — так ей было внушено недобросовестными популяризаторами.

Все книги Шенбаума написаны именно в таком духе. Исключение составляет уже упомянутый рассказ о посещении церкви Св. Троицы в Стратфорде, когда праздновалось четырехсотлетие со дня рождения Шекспира. Но тут он изливает собственное ликующее состояние. У меня даже закралось подозрение, что в глубине души, а может, где-то на самом дне интуиции, он и сам сомневался в авторстве Шекспира. И подсознательно принял именно такой тон: если когда-нибудь истина все же откроется и Шакспер перестанет быть Шекспиром, то люди уловят в его книгах сомнение. И ему, посмертно, не будет стыдно за свое якобы беззаветное служение мифу.

Примечания

1. Lee S. A Life of Shakespeare. P. 498.

2. Шенбаум С. Шекспир, краткая документальная биография. М.: Прогресс, 1985. С. 391—393, 431. Немного измененный перевод А.А. Аникста и Вл. Величанского.

3. Quick nature dide — Умерла живая природа (досл., англ.).

4. Шенбаум С. Шекспир, краткая документальная биография. С. 391.

5. Там же. С. 392.

6. «Огорченный жизнью портной — выражение Чемберса» (англ.). (Там же. С. 358.)