Немного литературоведения двойные сюжетные линии

Есть еще один фактор, споспешествующий нашему толкованию шекспировского вопроса. Это не психология, а литературоведение — структура драматического произведения. Сюжетные линии, главные и второстепенные, в пьесах того времени, предназначенных для постановок, как правило, искусно разработаны и сплетены воедино в соответствии с законами драматургии. Главные, обычно несущие опорную интригу, имеют отчетливо просматривающийся источник; второстепенные же зачастую не имеют источника, они придуманы самим автором, строятся на реально существовавших ситуациях, коллизиях, характерах, и не просто отражают его личные симпатии и антипатии, вызванные разными причинами, а несут некую информацию, которую понимают только немногие избранные. Приведу один пример из Бена Джонсона.

Упомянутая выше пьеса «Поэтастр» была написана в начале лета 1601 года, через четыре месяца после восстания и последующих трагических событий. Тогда же и была напечатана ин-кварто. В 1616 году Бен включил ее в свое Первое Фолио и вставил в конце 3-го действия диалог Горация в своем переводе. В пьесе он — Гораций. В этом диалоге есть знаменательные строки, приоткрывающие завесу над творческим методом Бена Джонсона и над его склонностью осмеять обидчика (подстрочник):

Умов не счесть — любимых дел не счесть.
А я люблю слова укладывать
В стихи, уподобляясь в том
Луцилию Великому. Он книгам поверял
Секреты, как друзьям. И не бежал
К соседу поделиться радостью
Иль горем. Жизнь его в стихах сокрыта,
Как данные обеты на табличках¹.

И там же, спустя несколько строк:
Но если кто меня осмелится задеть,
Бедняга пусть пеняет на себя —
Мой стих его сразит, ославлю так,
Что плакать будет горько.

Комедия составлена из нескольких сюжетных линий. В ней трудно выделить главную, которая восходила бы к известному источнику. Все линии переплетены мастерски, особняком стоит сюжетная линия «Юлия — Овидий-младший». Она слабо разработана и занимает в пьесе совсем мало места. Казалось бы, восходит к изгнанию Овидия Августом; на самом же деле сходство чисто внешнее, вся ситуация придумана, схожи только имена и самый факт ссылки.

Бен Джонсон живо откликался на все, что происходило вокруг; он был не только озабочен в те годы исправлением придворных нравов при помощи комедий, но и отражал в пьесах происходившие события, прибегая к аллегориям и аллюзиям, понимаемым современниками. И он действительно умел, как никто, выстраивать сюжет. А вот история Овидия и Юлии в пьесе, где описываются интриги, связанные с восстанием Эссекса, как-то сбоку припеку и не имеет завершения, хотя именно со сцены Овидия-отца и Овидия-сына пьеса и начинается. В ней, в монологе Овидия-младшего, та же цитата из «Любовных элегий» Овидия, что и на титульном листе «Венеры и Адониса». История ссылки Овидия, полагаю, привязана к сюжету пьесы только затем, чтобы напомнить королеве о поэте графе Ратленде. Прообраз Овидия-младшего, участник заговора, был отлучен от двора венценосной правительницей и навсегда выслан из Лондона, сначала даже не в свой замок. Ратленд и его любимая жена насильственно разлучены, расставание с юной женой было нелегким. Прощание Юлии и Овидия странно напоминает прощание Ромео и Джульетты, замечено всеми исследователями. Этот вставной сюжет дает и название пьесы. Хотя слово «poetastеr» имело и тогда значение «стихоплет», наряду с другими, но его внутренняя форма — «поэт-звезда». А Джонсон назвал Шекспира в своей знаменитой оде к Первому Фолио «Звездой поэтов» — «Starre of Poets», то есть «poetaster».

Думаю, что без влияния Бэкона эта сюжетная линия в «Поэтастре» не появилась бы. И именно она — хотя не в ней загвоздка, дала пьесе название. Там еще идет речь о возможном доносе. Еще одна аллюзия, связанная с восстанием Эссекса.

Замысел, события и герои «Поэтастра» легко встраиваются в панораму ратлендско-бэконовских отношений, частной и творческой жизни Ратленда.

И другие драматурги того времени сознательно вплетали в главный, развлекательный, сюжет, основанный не только на бродячих сюжетах, но и почерпнутых из итальянской или античной литературы вторую сюжетную линию, не имеющую источников. Пьесы писались для сцены, для увеселения публики, стало быть, разрабатывалась интрига, а в нее вплеталась аллюзия на некие события, взятые прямо из жизни. Как правило, сюжетные линии искусно переплетались, создавая цельное сквозное действие. Не очень ладное сплетение сюжетов мы видим в двух пьесах — «Поэтастре» и «Троиле и Крессиде».

Яркий пример переплетения выдумки, в которой заключена некая информация, и бродячего сюжета — пьеса Шекспира «Много шуму из ничего». Но даже и в бродячий сюжет (Клавдио и Геро) автор включил аллюзии, проливающие свет на некие события и на их участников. Что же касается Беатриче и Бенедикта, то это сам Шекспир-Ратленд и его невеста Елизавета Сидни — опознал их, а также Саутгемптона и его невесту, двоюродную сестру графа Эссекса, в Геро и Клавдио немецкий шекспировед д-р Грегор Сарразин, который в своих статьях доказывал на материале «итальянских» комедий, что Шекспир, бесспорно, должен был путешествовать по Италии. С переплетением выдуманных и почерпнутых сюжетов мы встречаемся и в пьесе Хейвуда «Жена, убитая добротой», название которой — слегка переиначенная цитата из комедии Шекспира «Укрощение строптивой».

Кроме того, елизаветинские сочинители были большие мастера создавать выдуманного героя, сплетая в нем два живых лица, — тот же Томас Кориэт. А также разлагать живое лицо на несколько ипостасей и из каждой лепить героев пьесы. В комедии «Как вам это понравится», которую вернее назвать иронической драмой, Ратленд-Шекспир выделяет в себе такие черты характера: способность любить горячо и верно, склонность, с одной стороны, к шутовству, клоунаде, с другой, — к меланхолии, самоуничиженность в отношениях с любимой. И он лепит из них нескольких героев: Орландо, Сильвий, несчастный жених гордячки Фебы, Тачстоун и самый яркий — Жак Меланхолик. Для меня особенно приятна его черта сострадать не только людям, но и всем другим тварям. Прибавлю еще, в пьесе и за другими героями несомненно маячит живое лицо.

Эта комедия — еще один пример сплетения известного сюжета и авторской выдумки. Сэр Сидни Ли называет ее «драматической адаптацией пасторальной повести Томаса Лоджа "Розалинда или Золотое наследие Эвфуэса" (1590)»². И добавляет: «Очень значительно введение Шекспиром трех новых характеров, два из которых, Жак и Тачстоун, — острые критики жизни...»³.

У пьесы счастливый конец, хотя в ней уже появилось темное облачко — первые нотки ревности, которое потом выросло в грозовую тучу. Как известно, Ратленд в зрелые годы был безумно ревнив. Все понимающий Тачстоун (рупор автора) в разговоре с Жаком шутит об украшении мужчин — рогах, которые им дарит жена: в сердце Ратленда-Шекспира уже явно посеяны семена ревности. И Жаку Меланхолику, когда-то наслаждавшемуся Венецией, прогулками в гондолах, сейчас неуютно, он одинок у себя на родине. Свадебное празднество не для него.

В самом конце Жак узнает, что герцог Фердинанд, изгнавший брата в Арденнский лес и собравшийся теперь воевать с ним, на опушке леса встретил святого отшельника, послушал его речи, вернул изгнанному брату королевство, сложил оружие и отрешился от мира. И Жак решает присоединиться к вновь обращенному — у таких есть чему поучиться. Он желает влюбленным парам того, к чему они больше всего стремятся. Сильвию, что так уничиженно предан возлюбленной, особое пожелание — супружеская постель, «a long and well-deserved bed», заслужил своей верностью. (Для тех, кто знал о платоническом браке Ратлендов, эти слова самоиронии и надежды, конечно, имели особый смысл.) И с этими словами Жак покидает двор.

Такой уход от мира не был тогда необычным. В 1599 году, за год до написания пьесы, маршал Франции Анри де Жуайёз, отказавшись от маршальского жезла и всего своего имущества, вступил в орден капуцинов. (Действие пьесы происходит во Франции.) Шакспер этого знать не мог. А вот Ратленд, регулярно получавший через своего секретаря новости из Европы, конечно, знал. Письма Скривена, интересные свидетельства эпохи, опубликованы в первом, втором и четвертом томах собрания архивных материалов Бельвуара, изданных Комиссией исторических манускриптов (1889).

Шекспир не мог не кончить пьесу на этой ноте. Тем более что фамилия маршала — точный антоним английскому «меланхолик». Жак — одна из последних нетрагических ипостасей автора. Следующие его воплощения — Гамлет и мизантроп Тимон.

И опять мы упираемся в странное положение: исследовательского материала накоплены горы, но он не работает. Трудно шевелить мозгами, сопоставлять, устанавливать близкие связи, искать более отдаленные, отбрасывать привычные представления, идущие вразрез с новыми данными. И, тщательно все взвешивая, выстраивать новые гипотезы.

Примечания

1. The Complete Plays of Ben Jonson. Vol. 1. P. 300.

2. Lee S. A Life of Shakespeare. Р. 326.

3. Ibid. P. 327.