Письменные свидетельства прошлой и нашей эпох. Немного психологии

Леность и косность ума — помеха в осмыслении истории.

«Знание неотразимо, — писал Герцен, — но оно не имеет принудительных средств — излечение от предрассудков происходит медленно. Пора с глупостью считаться как с огромной силой»¹. Но, к счастью, сегодня в шекспироведении слова Герцена, кажется, уж не столь злободневны.

Чтобы докопаться в шекспировском вопросе до истины, надо учесть еще один немаловажный, запутывающий дело фактор. Неудача с пониманием Шекспира проистекает, по-моему, из лености ума, то есть склонности человека размышлять предпочтительно над тем, что непосредственно дано в ощущениях. Когда мы смотрим в прошлое, с нами происходит то же, что с человеком, который стоит на высоком берегу и смотрит на текущую внизу реку. Пока светло, видишь, как текут воды; смеркается — за течением еще можно следить. Но вот тьма сгустилась, и река стала. И кажется, что там внизу твердь. Так и с историей: размышляя о XIX веке, видим, как течет время, идут перемены — крупные, незначительные, почти то же с XVIII веком, в семнадцатом уже многое ускользает. А шекспировское время для нас — река, в которой бегущий поток стал. Еще глубже в веках и реки не видно — только моря и океаны, и всего семь чудес света. И чтобы разглядеть картину во всей ее полноте, надо раскинуть умом.

Мы и в институтах изучаем явления прошлых эпох не в живой связи и развитии, видим их застывшими, разобщенными. Препарируем произведения Джонсона, Шекспира, Харви, Бэкона, Марстона, Форда, Уолтера Рэли, Харриэта как остановившиеся во времени сущности. А ведь эти люди взаимодействовали, беседовали, ссорились, любили; менялись сами, менялось их отношение друг к другу, к развитию событий, историческим переменам, что в свою очередь сказывалось на их мироощущении, творчестве и, в конечном итоге, на судьбах.

Если нет документальных свидетельств, мысль без них, как без костылей, не работает, вернее, мы сами не даем ей ходу. Ученый-историк, не имея в руках документа, запрещает работать воображению, логике, здравому смыслу. Он просто констатирует вырванный из трепещущей плоти и мгновенно умерший факт. И пытается, не позволяя себе увлечься, как-то связать не многочисленные факты. А надо бы не лениться раскинуть умом. Этика ученого не позволяет сочинять? А может, просто легче не думать, чем думать? Как же Михаил Герасимов по одному черепу воссоздал черты лица Тамерлана? Я уверена, по поступкам, письмам, пьесам, стихотворным посланиям можно восстановить живое движение прошлого, и в первую очередь для этого необходимо знание психологии, правил работы человеческой психики.

Самое прискорбное в нашей истории, что документы-то есть. Это, во-первых, оригинальные тексты эпохи — исторические, научные и художественные. И во-вторых, изыскания поколений текстологов, изложенные зачастую убийственным для глаз мелким шрифтом и запрятанные в комментариях, под грифом «longer notes». Вот что я не так давно нашла в «более подробных» комментариях Арденского издания «Гамлета».

В первом действии, 4 сцене, Гамлет на вопрос Горацио, что значит барабанный бой, звуки труб и пушечные выстрелы, слышные на фортификационной площадке, где вот-вот явится Призрак, отвечает:

The King doth wake tonight and take his rouse,
Keeps wassail, and the swagg'ring upspring reels;
And as he drains his draughts of Rheinish down,
The kettle-drum and trumpet thus bray out
The triumph of his pledge.

Русский текст, перевод Лозинского:

Король сегодня тешится и кутит,
За здравье пьет и кружит в бурном плясе;
И чуть он опорожнит кубок с рейнским,
Как гром литавр и труб разносит весть
Об этом подвиге.

Гораций спрашивает — таков обычай? Гамлет отвечает:

«Да, есть такой».

Это знаменитая цитата, ее упоминают все ратлендианцы, начиная от Дэмблона и кончая Ильей Гилиловым. Она есть и в первом кварто 1603 года, и во втором 1604 года. Сохранена она и в Первом Фолио². Чтобы знать этот обычай, автору надо было побывать в Дании, как утверждают датские исследователи. Из всех претендентов на авторство только один Ратленд в 1603 году посетил датское королевство. Иаков послал его чрезвычайным послом вместе с геральдом ордена Подвязки Уильямом Сегаром на крестины сына датского короля Христиана, родного брата английской королевы Анны. Посольский поезд подробно описан в архивных материалах нынешнего герцога Ратленда. Предприятие было грандиозное, посла сопровождала многочисленная свита, включавшая известные фамилии. Для этого нужен целый полк слуг, сотни шатров, чтобы ночевать на полпути между Бельвуаром и морем, горы провизии.

Встречали англичан именно так и там, как описано в «Гамлете». Вот что пишет в своем дневнике Сегар: «Каждый поднятый королем тост сопровождался пальбой из пушек, так что во время пребывания на корабле короля Дании с борта произведено сто шестьдесят залпов». Ратленд вернулся домой через полтора месяца, не выдержав пьяного разгула. И в «Гамлете» появляются вышеприведенные и еще другие строки. Комментатор замечает: «Изобразив... Гамлета осуждающим этот обычай датчан, Шекспир использует свое знание местного колорита для создания морального фона трагедии». Датские реалии разъяснены в «более подробных» комментариях. Вот они:

«"The swagg'ring upspring reels"... То, что "an upspring" — германский танец (или какая-то его часть), — кажется, объясняет пьеса "Альфонс, германский император", изданная в 1654 году и первоначально приписываемая Чапмену. В ней сказано: "У нас, у немцев, нет разнообразия в танцах: альмань и апспринг. Вот и все"... По-видимому, Шекспир знал, что "upspring" танцуют на веселых пирушках (carousals) и связывал этот танец с обычаем северной Европы»³. Стало быть, «upspring» тоже примета датского быта.

Там же примечание к слову «kettle-drum»: «Это слово, хоть и знакомо англичанам с середины XVI века, тоже добавляет местного колорита традиционному датскому музыкальному сопровождению вечеринок». Комментатор приводит подобный пример из другого произведения: «As Danes carouse by kettle-drums»⁴. А в постраничных примечаниях дано такое пояснение к одиннадцатой строке: «"Kettle-drum and trumpet⁵" — чисто датская примета... Их звук был сигналом для пушечной пальбы»⁶.

Но и это еще не все. Вот как комментируется «рейнское»: «Так обычно называлось рейнское вино. Любимый напиток в домах датской знати»⁷.

Интересно и слово «rouse». В примечании восьмом сказано: во фразе «takes his rouse» это слово значит «grouses», которое происходит от германского «gar ausdrinken», что значит «выпивать». Если вглядеться в эти слова, то видно, что английское — результат работы народной этимологии. Английские лингвисты, тщательно изучившие слово «rouse» по употреблению в текстах, этой связи, похоже, не хотят видеть. Но в этой цитате, где столько датских аллюзий, и которая находится в пьесе, написанной после того, как автор вернулся из Дании, это слово просто обязано иметь датский привкус. Для переводчика, конечно, проблема: как это перевести? Русский читатель ведь тоже должен ощутить «датский дух». Для этого имеются приемы компенсации, но так как в обычных комментариях этот «дух» замалчивается, то переводчики его и не передают.

А ведь эти примечания мелким шрифтом означают, что автор «Гамлета» хорошо знал разговорный язык Северной Европы, знал обычаи Дании, и явно не по рассказам.

В королевском замке Эльсинор висит до сих пор гобелен, где вышиты все датские короли. Гамлет, сравнивая облик отца и дяди, говорит о двух портретах. Датские исследователи убеждены, что речь идет именно об этом гобелене, за которым и прятался несчастный Полоний. Стратфордианцы с неуместной горячностью отстаивают версию, что Гамлет держит в руках две миниатюры, а гобелен здесь ни при чем: «Утверждение, что Шекспир подразумевал портреты датских королей, те, что на знаменитой занавеси в крепости Кронборг в Эльсиноре, не более как приятный вымысел», — говорит комментатор⁸, свою правоту доказывая единственным соображением, что в то время портреты, которые легко держать в руках, были любимым бутафорским предметом на сцене.

Это заявление устраивает его, не надо ломать голову над тем, как Шакспер мог оказаться в начале века в Дании, да не просто в Эльсиноре, а во дворцовых покоях. А так как никаких свидетельств этому нет, то пришлось бы задать себе трудный вопрос: а может, вовсе и не Шакспер сочинил Гамлета? Кстати, этот вопрос таки существует. Воду мутит Прото-Гамлет и немецкий вариант «Гамлета» того же времени «Tragoedia der Bestrafte Brudermord oder Prinz Hamlet aus Dannmark»⁹.

Датские приметы, включая имена, имеются во всей пьесе. Датские шекспироведы настаивают, что автор второго кварто, несомненно, побывал в Дании в промежутке между публикацией первого кварто и второго. Подробности обстановки, придворные обычаи, имена и даже отдельные речения — все это свидетельствует о пребывании Шекспира в этой стране. А из всех претендентов именно Ратленд посетил в это время Данию. «Эпизод с поездкой Ратленда в Данию — самый сильный козырь среди других свидетельств в его пользу», — пишет Джон Мичелл¹⁰.

Мне представляется, что нежелание свести воедино все факты, объясняется не только боязнью разбить вдребезги уже надтреснутый миф, но еще и леностью, если не сказать косностью ума. Это тем более удивительно, что источниковеды, текстологи и другие частные исследователи — великие труженики. А вопросы-то как раз и возникают после прочтения собранных ими материалов.

Конечно, много есть и других подводных камней, но этот — косность мысли — мне представляется одним из самых опасных.

Примечания

1. Боярса Ю. О политических уроках прошлого и демократии будущего // Хронограф 89. М.: Московский рабочий, 1989. С. 109.

2. Существует три разных текста «Гамлета», оставшихся от того времени. Четвертый текст — сводный, составленный современными текстологами с подробными указаниями, какая строка какому тексту принадлежит.

3. Shakespeare W. Hamlet / Ed. by H. Jenkins // A.Sh. P. 446.

4. Как пляшут датчане под котло-барабаны (англ.). (Ibid. P. 447.)

5. Труба (англ.).

6. Ibid. P. 208.

7. Ibid.

8. Ibid. P. 517—519.

9. См.: Shakespeare W. Hamlet / Ed. by H. Jenkins // A.Sh. P. 112—122.

10. Ibid. P. 222.