Счетчики






Яндекс.Метрика

Титульный лист «Кориэта»

«Кориэтовых нелепостей», как у многих книг того времени, на титульном листе гравюра, составленная из нескольких картинок; они иллюстрируют самые комические эпизоды Кориэтовых странствий и служат как бы канвой для панегириков. Можно даже подумать, что титульный лист — что-то вроде указания, над чем именно авторам панегириков дозволено потешаться. Картинки снабжены буквами от «А» до «N», и к каждой Бен Джонсон написал двустишие.

На картинке под буквой «Е» из раскрытого окна высунулась куртизанка, которую Кориэт посетил исключительно ради ознакомления с жизнью венецианских борделей. Она бросает в него тухлые яйца. Картинка под буквой «F» изображает Кориэта в гондоле — он уклоняется от бросаемых в него яиц. Вот как это описывает Бен Джонсон:

E. The Punke here pelts him with eggs. How so?
For he did but kiss her, and so let her go
F. Religiously here he bids, row from the stewes,
He will expiate this sinne with converting the Jewes.

Подстрочник:

E. Вослед ему бросает девка яйца:
Облобызал — и все, с тем и ушел.
F. Взмолился он, греби скорее прочь.
Замолит грех он, обратив евреев.

Здесь усматриваются две аллюзии:

1. Из стихотворных посланий (Бомонт, Джонсон, Донн, Шекспир) известно, что брак Ратленда был платонический, и Бен в двустишии намекает, что граф, кроме поцелуев, вряд ли чем еще мог потешить красотку.

В «Элегии» Бомонта, сочиненной на смерть графини Елизаветы Ратленд, урожденной Сидни, читаем:

...and the chief
Blessing of women, marriage, was to thee
Nought but a sacrament of misery;
For whom thou hadst, if we may trust to fame,
Could nothing change about thee but thy name;
...
In all things else thou rather led'st a life
Like a betrothed virgin than a wife.1

Подстрочный перевод:

...самое большое
Счастье женщины — замужество —
Было только таинство страданья:
Муж твой, коли слухам доверять,
Лишь только имя изменил в тебе.
...
Во всем, во всем вела ты жизнь скорее
Помолвленной девицы, чем жены.

2. На титульном листе в стихах Джонсона имеется еще один намек. Кориэт обещает искупить грех соблюдения целомудрия в борделе тем, что обратит в христианство евреев. Но Кориэт для нас — Ратленд-Шекспир. Так нет ли где в биографии или творчестве Шекспира исполнения этого зарока? А ведь есть.

В «Венецианском купце», написанном по возвращении из странствий, автор обращает в христианство злосчастного Шейлока и его красавицу дочь Джесику. Пьеса была заявлена в Реестр печатников 17 июля 1598 года. Написана могла быть не ранее 1596 года и не позднее лета 1598: Ратленд вернулся из Италии, где много времени провел в Венеции, в начале осени 1597 и тут же отправился с морской экспедицией на Азорские острова, стало быть, работал он над пьесой зимой или весной 1598 года. В «Томасе Кориэте» подробно описано венецианское гетто, Шейлок вышел на страницы прямо оттуда. Обещание обратить в христианство евреев находится в книге 1611 года, описываемое в ней путешествие в Италию датировано 1608 годом. Судя по бухгалтерским книгам, граф Ратленд второй раз по Италии не путешествовал, а воспользовался старыми путевыми заметками. Сочиняя стишок спустя десять лет после опубликования «Венецианского купца», Бен точно знал, что данное обещание Кориэт исполнит: оно ведь уже было исполнено, Шейлок обращен в христианство. Кстати сказать, Кориэт в «Обращении к читателям» говорит, что путешествовал он пять месяцев и в Англию вернулся в октябре, когда ему было ровно 32 года. Графу Ратленду 32 года исполнилось 8 октября 1608 года. Так что двустишия «Е» и «F» служат еще одним подтверждением гипотезы И.М. Гилилова, что под маской Кориэта скрывается Ратленд. Перед панегириками — обращение к читателям Бена Джонсона, где он описывает Кориэта, затем идут два обращения самого Кориэта: к принцу Генри и к читателям. После чего начинаются шутливо-хвалебные послания друзей — это, пожалуй, единственное прижизненное свидетельство того, что Шекспир жил в окружении друзей, действительно любивших его и знавших ему цену как величайшему чуду из чудес. И панегирики — бесценный материал для понимания фантастического человека, который и есть для нас — «Уильям Шекспир».

Панегирики распадаются на две группы. В первой — стихи, в которых над Кориэтом вовсю смеются, благо на нем маска глуповатого, доброго Кориэта, над которым при дворе принца Генри принято подшучивать. Причем смеются, конечно, не над реальным Кориэтом, а именно над автором этого тома. Он и сам любил добродушно посмеяться над другими, впрочем, и над собой тоже.

Но было еще одно обстоятельство. Идет вторая половина первого десятилетия XVII века. Еще совсем близок заговор Эссекса, смерть Елизаветы, период великих трагедий, мизантропического мировосприятия. Ратленд не покончил с собой, как Тимон Афинский, он с трудом, но все-таки сбрасывает с себя ощущение трагизма бытия. Не зря же начало жизни — первые десять лет — было для него такое счастливое, проходило среди природы, в окружении людей, чистых делами и помыслами, вдали от столичной суеты, если не сказать скверны. И друзья помогают ему. В первой части тормошат шутками, веселят посланиями, пусть не очень талантливыми, от этого только смешнее, иногда все же довольно колючими. А во второй части стихи хоть и шутливые, но все от доброго сердца, все утешают любовью.

Примечания

1. Dice. Beaumont and Fletcher. // HS. Vol. 11. Р. 508.

Предыдущая страница К оглавлению Следующая страница