Книга вторая

I

а) Первое, что мы имеем, это блестяще написанный портрет несправедливого человека. Мы все, конечно же, встречали хотя бы один раз в жизни его прототип, но не все, подобно Главкону, сумели его так хорошо распознать. Ибо основное качество истинно несправедливого человека — скрытность (при отсутствии такового мы могли бы его назвать просто пристрастным человеком): единственное, что делает возможным долговременное осуществление им несправедливых дел — это умение казаться справедливым. Минимум способностей, которые требуются для самоосуществления такого человека: дар слова, мужество, сила. Арсенал его средств (помимо скрытности): насилие, друзья, богатство, союзы и сообщества. Его помощники (союзники): софисты, поэты, жрецы, книги Мусея и Орфея.

Заметим пока, что явное отторжение у нас вызывает лишь насилие в качестве средства достижения несправедливым человеком своих целей. Почти все остальные его способности, средства и помощники, будучи, на первый взгляд, вещами положительными либо нейтральными, становятся опасными, лишь попав в руки человека, стремящегося создать видимость, противоположную действительности. Такие люди стяжают «величайшую славу в области справедливости». Судя по всему, стараются они не зря — согласно житейски опытным людям.

Параллельно мы имеем замечательный образ — не перстня Гига самого по себе, а справедливого либо несправедливого человека, владеющего этим перстнем.

б) Как следует из фантазии с перстнем Гига, поведение его обладателей, окажись одним из них человек несправедливый, а другим — справедливый, в том и в другом случае не различалось бы.

И тут же — замечание Адиманта:

справедливый человек не нуждается в показном.
Значит, он и не станет ничего скрывать?
Значит, он откажется воспользоваться перстнем Гига?

Этих вопросов ни один участник диалога прямо не ставит, но мы держим их в уме.

Кто из нас откажется, пусть даже раз в жизни, прибегнуть к помощи чудесного перстня?

Во-первых, люди, которых глубоко возмущает несправедливость (добавлю: сама по себе). Это божественные по природе люди, и мы уже познакомились с ними во вступлении к Платону.

Во-вторых, люди, которые воздерживаются от несправедливости, так как обладают знанием. Возможно, это наиболее близкие философам люди. Я не удивлюсь, если среди них окажутся наши друзья — братья Адимант и Главкон.

в) Вероятно, многие люди с юных лет слышат похвалу справедливости. Более того, большинство воспитано в уважении к ней.

Но за что ее восхваляют? За сопутствующие ей славу, понести, дары.

Однако никто всерьез не говорил о справедливости и несправедливости самих по себе и не основывал на этом выводы о необходимости первой.

г) Адимант и Главкон твердо знают, что справедливость лучше несправедливости.

Сократ в этом убежден: ему хорошо знакомы эти юноши, и он может судить о их взглядах по всему их поведению (и мы теперь тоже убеждены в этом, ибо, напуганные описанием несправедливого человека, мы уже знаем, как и Сократ, что одним только словам доверять нельзя).

Ясно, что Адимант и Главкон усматривают в справедливости нечто большее, чем связанные с ней славу и почести. Вместе с тем никто еще не говорил с ними о справедливости самой по себе.

Где источник формирования их взглядов и навыков поведения?

Отец; возможно, семейная традиция (о знании мы уже упоминали). Кефал стал нам еще симпатичнее.

II

Исследование справедливости самой по себе под силу лишь человеку, обладающему острым зрением. Поскольку никто из собеседников — за исключением, возможно, Сократа — таковым не обладает, придется для начала увеличить объект рассмотрения. Ибо справедливость и несправедливость бывают свойственны не только отдельному человеку, но и целому государству (и там они бывают представлены крупным планом; Сократ говорит о том, что в государстве они принимают «большие размеры»).

III

Большинство типов государств при своем возникновении не могут быть определены в качестве справедливых или несправедливых. Они носят в себе зачатки того и другого.

Главное назначение любого государства — его функциональность, достигаемая за счет разделения труда. В основе последнего — природное неравенство людей, различие в способностях.

Для служения реальным государствам с их многочисленными и во многом неоправданными потребностями, стремлением к войнам и т. п., требуются стражи.

IV

Какое воспитание и обучение идеальным образом подходило бы для тех, кто призван следить за порядком в родной стране и защищать ее от врагов?

Вот тут уже Сократ переходит к области теоретического, а главное, хорошо знакомого ему (и Платону).

Главное в любом деле — начало. Им послужит мусическое воспитание, и в первую очередь — словесность.

Ложная словесность не есть ложь. Это скорее упрощение излагаемого материала с целью, чтобы первые рассказы (по греческой традиции — мифы), которые войдут в душу ребенка, были направлены к добродетели.

Ребенок неспособен разобраться в том, где содержится иносказание, а где — нет. Поэтому пересказывать ему следует далеко не все мифы.

А правители могут даже иногда лгать — в виде лекарства для подданных своего государства.

V

А вот боги лгать не могут.

Ведь относительно самого важного никто не пожелает никого добровольно вводить в обман или обмануться сам.

Ложь — это невежество, укоренившееся в душе вследствие того, что она была введена в заблуждение.

Ложь может быть иногда полезна людям, но не богам. И не тем, в ком есть божественное начало.

Итак, что нам с вами могло не понравиться во второй книге «Государства»?

Использование правителями лжи в качестве лечебного средства?

Действительно, это настораживает.

Но все-таки два аргумента в защиту Сократа я обязана привести.

1) А хорошо ли, когда — как в случае с малыми детьми — и такой «корректировки» информации не происходит?

Ведь каждая мать, читая своему ребенку книжки, рассказывая о друзьях или излагая исторические события, что-то подправляет, что-то пропускает, разъясняет иносказание и непременно — просто она действует успешнее, если делает это более тонко и только в случае необходимости, — морализирует.

2) Сократ говорит не о «реальных» правителях, не о тех, кого привыкли представлять себе мы с вами.

Не будем забегать вперед — но «в идеале» ими должны быть люди, которым чужда ложь (т.е. которые не заблуждаются сами и не ставят себе целью ввести в заблуждение других). Мы уже догадываемся в общих чертах, кто эти люди.