Разделы
Счетчики
Глава 19. «Много шума из ничего»
«Много шума из ничего» — одна из прелестнейших пьес Шекспира. Созданная около 1599 г., она является первой из трех комедий, написанных в течение одного года, и в полном блеске выражает комический гений драматурга.
«...Герцог Арагонский...»
Пьеса начинается беседой губернатора Мессины Леонато с гонцом, доставившим ему письмо. Леонато говорит:
- Я вижу из этого письма, что герцог Арагонский прибудет сегодня вечером к нам в Мессину.
Акт I, сцена 1, строки 1—2 (перевод Т. Щепкиной-Куперник)
[В оригинале: «дон Педро Арагонский». — Е.К.] Мессина — один из главных городов острова Сицилия. Он расположен в северо-восточном углу этого треугольного острова, на берегу узкого пролива, отделяющего Сицилию от Италии. Арагон — средневековое королевство, расположенное в восточной Испании (см. в гл. 18: «Принц Арагонский...»).
Но какое отношение дон Педро Арагонский имеет к Сицилии?
В Средние века Сицилия находилась под властью императоров Священной Римской империи. Однако в 1266 г. в ней стала править французская Анжуйская династия.
В 1282 г. сицилийцам надоело правление анжуйцев. 30 марта, когда церковные колокола возвестили начало вечерней службы, сицилийцы восстали и перебили всех французов, бывших на острове. Таким образом «Сицилийская вечерня» покончила с властью Анжуйской династии.
Последний германский правитель Сицилии, правивший до прихода анжуйцев, имел единственную дочь. Она была замужем за королем Арагона; сицилийцы признали его законным наследником короны и пригласили на остров. Он прибыл туда в 1285 г., объявил себя королем Сицилии и основал династию, которая правила островом больше пяти веков.
Королем Арагона, присоединившим Сицилию, был Педро III, прозванный Великим. Конечно, это не принц Педро Арагонский, персонаж «Много шума из ничего», пьесы абсолютно неисторичной. Просто это имя пришло на ум Шекспиру, когда он подыскивал имя для принца.
«...Молодого флорентинца»
Вскоре выясняется, что недавно состоялась битва, в которой дон Педро одержал победу, практически бескровную. Леонато говорит:
- В письме сообщается, что дон Педро весьма отличил молодого флорентинца по имени Клавдио.
Акт I, сцена 1, строки 9—11
Флоренция — главный город итальянского Ренессанса, средневековый аналог древних Афин. Шекспир никогда не выбирал ее местом действия своих пьес, но прекрасно знал репутацию и значение этого города. Делая Клавдио флорентинцем, он сообщает публике, что этот человек умен и воспитан.
«...Из Падуи»
У Леонато есть красивая и скромная дочь по имени Геро, а также веселая и дерзкая племянница Беатриче. Последняя пытается подслушать разговор и наконец спрашивает:
- А скажите, пожалуйста, синьор Фехтовальщик вернулся с войны или нет?
Акт I, сцена 1, строки 29—30
[В оригинале: «синьор Маунтанто». — Е.К.] «Маунтанто» — это стиль фехтования; Беатриче намекает, что обладатель этой клички — хлыщ и пижон, который умеет только болтать.
Гонец не понимает, о ком она говорит, и Геро объясняет:
Кузина имела в виду синьора Бенедикта из Падуи.Акт I, сцена 1, строка 34
В Падуе происходит несколько сцен «Укрощения строптивой».
Гонец заверяет собравшихся, что Бенедикт жив и здоров, после чего Беатриче разражается потоком насмешек в адрес последнего. Смущенный Леонато считает необходимым объяснить гонцу:
- Не принимайте, сударь мой, всерьез выходок моей племянницы. Между нею и синьором Бенедиктом идет шуточная война: стоит им только сойтись, как сейчас же начинается перестрелка остротами.
Акт I, сцена 1, строки 58—61
Действительно, эта «шуточная война» составляет сердцевину пьесы; именно она принесла комедии неувядаемую славу.
«Дорогая Леди Надменность...»
На сцене появляются бравые вояки, в том числе дон Педро, Клавдио и Бенедикт. Они любезно и весело беседуют с Леонато; при этом Бенедикт намеренно не замечает Беатриче. Наконец Беатриче не выдерживает и обращается прямо к нему:
- Удивляюсь, как это вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на вас никто не обращает внимания.
Акт I, сцена 1, строки 112—113
Бенедикт величественно оборачивается, смотрит на даму с дела-ным удивлением и говорит:
Как, милейшая Шпилька, вы еще живы?Акт I, сцена 1, строки 114—115
[В оригинале: «Леди Надменность». — Е.К.] Труба прозвучала: «шуточная война» начинается.
«...С принцем, вашим братом...»
Но не все так веселы. Принца сопровождает некий кислый субъект, до сих пор не проронивший ни слова. Леонато приветствует его:
- Позвольте мне приветствовать и вас, ваша светлость. Раз вы примирились с вашим братом, я весь к вашим услугам.
Акт I, сцена 1, строки 149—151
Это дон Хуан, незаконный брат принца, видимо восставший против дона Педро и только что потерпевший позорное поражение. Похоже, что Клавдио сыграл важную роль в подавлении мятежа, после которого проигравшему пришлось примириться с братом. Ничего удивительного, что у бастарда кислое выражение лица.
События пьесы не основаны на исторических фактах, однако Шекспир, выбиравший имя для своего персонажа, наверняка вспоминал короля Филиппа II Испанского (правившего Сицилией и умершего примерно за год до написания «Много шума из ничего») и его незаконного брата, знаменитого дона Хуана Австрийского.
К слову сказать, исторический дон Хуан не имел ничего общего с персонажем пьесы; во всяком случае, против брата он никогда не восставал. Дон Хуан прославился своей победой над турками в морском сражении при Лепанто (1571), вскоре после которого умер в возрасте тридцати одного года.
«Не вселись в нее бес...»
Клавдио с первого взгляда влюбляется в Геро и, как положено влюбленному, хочет, чтобы Бенедикт тоже восхищался ее красотой. Но насмешник Бенедикт не настроен на лирический лад. Он говорит:
- Вот ее сестра — не вселись в нее бес, — была бы лучше ее настолько, насколько первые дни мая лучше конца декабря.
Акт I, сцена 1, строки 184—186
[В оригинале: «...если бы ее не поработили фурии». — Е.К.] Согласно греческим мифам, фурии — духи отмщения в женском облике, преследовавшие тех, кто совершил ужасное преступление. Считалось, что они заставляют преступников испытывать муки совести, которые сводят их с ума. Ясно, что, несмотря на нелестные отзывы Бенедикта о Беатриче, он к ней неравнодушен и что Беатриче не преследовала бы Бенедикта насмешками, если бы ее тоже не тянуло к нему.
Иными словами, они влюблены друг в друга, и это знают все окружающие... кроме самих Бенедикта и Беатриче.
«...Назвать Адамом»
Однако дон Педро поддерживает Клавдио, и оба начинают поддразнивать Бенедикта, поклявшегося остаться холостяком. Они утверждают, что в один прекрасный день Бенедикт непременно влюбится и женится, а Бенедикт отпирается изо всех сил, утверждая:
- Если отрекусь, повесьте меня, как кошку, в кувшине и стреляйте в меня. И кто в меня попадет, того можете хлопнуть по плечу и назвать Адамом Беллом.
Акт I, сцена 1, строки 248—250
Бенедикт ссылается на североанглийскую балладу, хорошо известную во времена Шекспира. В ней рассказывается о трех знаменитых лучниках, живших в лесу на самом севере Англии. Это были Клим из Клафа, Уильям из Клаудсли и Адам Белл. Считать чемпионом можно было каждого из них; в данном случае повезло Адаму Беллу.
«...Женатого Бенедикта»
Бенедикт протестует все решительнее и заканчивает тем, что обогащает английский язык новым словом. Если он когда-нибудь женится, пусть на него нарисуют шарж:
- ...и подпишите под портретом огромными буквами, — как пишут: «Здесь сдается внаем хорошая лошадь», — «Здесь показывают женатого Бенедикта».
Акт I, сцена 1, строки 257—258
Если это слово пишется с прописной буквы (a benedict), то оно означает старого холостяка, который недавно женился.
«...В Венеции всех своих стрел...»
Однако это не производит на его друзей никакого впечатления: они уверены, что в один прекрасный день Бенедикт поплатится за свое презрение к любви. Дон Педро со смехом предупреждает его:
- Если только Купидон не растратил в Венеции всех своих стрел, не миновать тебе этого потрясения.
Акт I, сцена 1, строки 261—262
В Венеции, величайшем торговом порте, было полно моряков со всех концов света, стремившихся компенсировать монашескую жизнь на борту корабля, а потому этот город считался центром сексуальной вседозволенности.
«...Родился под знаком Сатурна...»
Все складывается как нельзя лучше. Дон Педро обещает употребить все свое влияние, чтобы поженить Клавдио и Геро. Эта мысль Леонато по душе.
Недоволен только один человек — потерпевший поражение дон Хуан. Помощник Конрад пытается развеселить его, но тщетно. Дон Хуан, удивленный этой попыткой, говорит:
- Странно! Ты сам говоришь, что родился под знаком Сатурна, а вместе с тем пытаешься предложить мне нравственные средства против смертельного недуга.
Акт I, сцена 3, строки 10—12
С точки зрения астрологии каждый человек находится под влиянием той или иной планеты, которая наделяет его присущими этой планете свойствами.
Например, родившиеся под знаком быстро перемещающегося Меркурия («меркурики») живы, веселы и переменчивы.
Венера, названная в честь богини любви, делает людей любвеобильными или похотливыми. Слово «венерики» вышло из употребления, так как оно вызывало ассоциацию с венерическими болезнями типа сифилиса.
Красная планета Марс, названная в честь бога войны, порождает «марциалов», то есть воинов.
Юпитер (Иов), вторая из планет по яркости, названа в честь главы богов. Родиться под этим знаком — большая удача; такие люди веселы, добродушны и общительны.
Действие Сатурна во многом противоположно действию Юпитера. Он движется медленнее других планет и назван в честь очень древнего бога. Следовательно, люди, родившиеся под знаком Сатурна («сатурнины»), серьезны, мрачны и медлительны. Судя по описанию, дон Хуан — классический «сатурнин».
Кстати говоря, имя Конрад тоже имеет отношение к Сицилии. Последнего из германских императоров, бывшего одновременно королем Сицилии (1250—1254), звали Конрадом IV. Его сын Конрадин попытался отвоевать Сицилию, но в 1268 г. был разбит и обезглавлен Карлом (Шарлем) Анжуйским, основавшим Анжуйскую династию, правление которой четырнадцать лет спустя закончилось «Сицилийской вечерней».
Входит Борачио, второй помощник дона Хуана, с известием о том, что Клавдио влюбился в Геро. Дон Хуан сразу оживает. Он ненавидит Клавдио, который отличился в битве, проигранной доном Хуаном. Нужно придумать какую-нибудь гадость, что даст ему возможность отомстить.
«...Обезьян в аду»
Для увеселения знатных гостей Леонато хочет устроить вечером маскарад. Во время приготовлений Беатриче утверждает, что не выйдет замуж, причем делает это не менее рьяно, чем Бенедикт. Ее не страшит даже традиционное наказание, которое елизаветинцы придумали для старых дев:
- Лучше уж наймусь к вожаку медведей и буду водить его обезьян в аду.
Акт II, сцена 1, строки 39—41
Berrord — искаженное bearward, в узком смысле означающее «вожак медведей», а в широком — всякий «дрессировщик». Беатриче согласна получать от дрессировщика плату за то, что станет в аду воспитывать его обезьян. [В данном случае соль шутки в переводе теряется: to lead означает не только «водить» (на поводке), но и «руководить», то есть дрессировать. — Е.К.] (См. в гл. 15: «Танцевать босиком...»)
«...Филемоновой хижины...»
Дон Педро собирается воспользоваться маскарадом, чтобы облегчить Клавдио путь к сердцу Геро. Танцуя с Геро и притворяясь Клавдио, он скорее вскружит ей голову, чем то сделал бы сам Клавдио, и заставит девушку полюбить его друга.
Естественно, во время танца Геро пытается понять, кто скрывается под маской, и дон Педро говорит:
- Моя маска — вроде крыши Филемоновой хижины: внутри нее — Юпитер.
Акт II, сцена 1, строки 95—96
Это ссылка на историю, рассказанную Овидием в «Метаморфозах» (см. в гл. 1: «Адонис...»).
Однажды Юпитер и Меркурий переодетыми путешествовали по Малой Азии, стремясь испытать гостеприимство здешних жителей. Все обращались с ними грубо, кроме двух бедных стариков, Филемона и Бавкиды, живших в ветхом домике. Старики оказались гостеприимными, и боги предложили в награду выполнить любое их желание. Но супруги хотели только одного — внезапно умереть одновременно, чтобы никто не испытал боль, пережив другого. Это желание было исполнено.
Сравнивая себя с Юпитером, дон Педро поддается искушению и говорит не столько о Клавдио, сколько о себе самом. Вскоре мстительный дон Хуан воспользуется этим и сообщит Клавдио, что в деле с Геро принц старается для себя (хотя на самом деле это вовсе не так).
«...Из «Ста веселых рассказов»...»
Бенедикт танцует с Беатриче и, пользуясь анонимностью, пересказывает девушке ходящие о ней сплетни. Беатриче сразу догадывается об их источнике и говорит:
- Что я капризница и что все мое остроумие заимствовано из «Ста веселых рассказов» — это, наверно, сказал синьор Бенедикт.
Акт II, сцена 1, строки 128—130
«Сто веселых рассказов» — широко известный, а потому надоевший сборник смешных историй, большей частью скабрезных. Современные американцы сказали бы, что она заимствовала свои остроты из книги юмориста Джо Миллера.
В отместку смертельно обиженная Беатриче (возможно, догадывающаяся, с кем она танцует) выливает на Бенедикта целый ушат оскорблений, на которые он не может ответить.
«Адская богиня Ата...»
Бенедикту достается так, что после танца он кипит от досады и говорит дону Педро, имея в виду Беатриче:
- Она бы самого Геркулеса засадила за вертел, а палицу заставила бы его расщепить на растопку. Бросим о ней говорить. Вы должны будете согласиться, что это сама адская богиня Ата в модном наряде.
Акт II, сцена 1, строки 250—254
Иными словами, она такая ведьма, что способна напугать даже Геркулеса.
К слову сказать, нечто подобное с Геркулесом действительно приключилось. В наказание за некую провинность Геркулес был на три года отдан в рабство Омфале, царице Ливии. Она заставляла его выполнять женскую работу — прясть, убирать помещения, стелить постель, а сама надевала львиную шкуру и вооружалась его палицей.
Что же касается Аты, то это греческая богиня мщения и раздоров, надоевшая остальным богам до такой степени, что ее сбросили с небес и заставили жить на земле. Бенедикт намекает, что там она приняла облик Беатриче.
«...Из бороды Великого Могола...»
При появлении Беатриче Бенедикт тут же вскакивает и требует, чтобы его отправили хоть на край света. Он говорит:
- Не угодно ли вашему высочеству дать мне какое-нибудь поручение на край света? Я готов за малейшим пустяком отправиться к антиподам, что бы вы ни придумали; хотите, принесу вам зубочистку с самой отдаленной окраины Азии, сбегаю за меркой с ноги пресвитера Иоанна, добуду волосок из бороды Великого Могола, отправлюсь послом к пигмеям? Все будет приятнее, чем перекинуться тремя словами с этой гарпией.
Акт II, сцена 1, строки 261—269
Термин «антиподы» (буквально: «люди со ступнями, направленными в противоположную сторону») придуман древними греками. Когда их философы доказали, что Земля круглая, тут же возникла парадоксальная ситуация: получалось, что на противоположной стороне земного шара люди ходят головой вниз, а ногами вверх (как думали греки).
Поскольку чем южнее, тем жарче, некоторые греческие философы предполагали, что область у экватора раскалена, люди не могут ее преодолеть, а потому до мира антиподов (Южного полушария) добраться невозможно.
(Во времена Шекспира удалось доказать, что это не так, но слово «антиподы» продолжало оставаться символом чего-то очень далекого и недостижимого.)
Пресвитер Иоанн (то есть Иоанн Священник) — таинственный монарх некоего азиатского государства, в существование которого верили вплоть до эпохи позднего Средневековья. Его считали христианским королем неслыханного могущества, завоевавшим земли, населенные язычниками, и обратившим их в христианство (этим объясняется его прозвище).
На Дальнем Востоке действительно есть христиане. Это несториане, еретическая секта, вытесненная из Восточной Римской империи в V в. н. э. и нашедшая приют в Персии и соседних с ней странах. Затем они проникли в Центральную Азию и Китай, а в XII в. оказывали значительное влияние на набиравшие силу монгольские племена.
В 1145 г. к папе прибыл сирийский епископ Гуго из Джебаля и рассказал о великом христианском монархе Востока, объединив в его лице монгольского императора (который не был христианином) с несторианами (которые не были королями). В 1177 г. папа Александр III написал этому предполагаемому пресвитеру Иоанну письмо, предлагая заключить союз против мусульман. Гонец не вернулся, и его судьба осталась неизвестной. Тем не менее люди продолжали верить в миф о великой христианской империи, существующей где-то за горизонтом.
В 1206 г. величайший из монголов принял имя Чингисхан и действительно доказал, что он пресвитер Иоанн, хотя и не христианский. За тяжелые и кровавые полвека монголы, распространявшиеся с неслыханной скоростью, создали самую большую империю со времен основания мира. В 1240 г. они проникли даже в Центральную Европу, разбив все посланные против них армии.
Монгольская феодальная империя достигла своего расцвета при внуке Чингисхана Хубилай-хане. В конце XIII в. итальянский путешественник Марко Поло провел при дворе Хубилая семнадцать лет и впоследствии написал невероятно популярный отчет о своем путешествии. Память о монгольских ханах (у Шекспира — Chams) не умерла; иными словами, Бенедикт предлагает выдернуть волосок из бороды правителя монголов (несмотря на то что во времена Шекспира существовали только жалкие остатки Монгольской империи).
Пигмеи — племя карликов, впервые упомянутое в «Илиаде» Гомера; считалось, что они живут к югу от Египта (см. в гл. 3: «К королю пигмеев...»). Согласно греческим мифам, гарпии сначала были олицетворением шквального ветра, но позже изображались хищными птицами с женскими головами. Это были отвратительные, мерзкие создания, воровавшие еду со столов, а также портившие и пачкавшие все, что они не могли унести.
«Так фаворит...»
Выпалив эту фразу, Бенедикт спасается бегством, к вящему удовольствию Беатриче. Все остальные тоже довольны. Хлопоты дона Педро заканчиваются успешно, и все начинают готовиться к свадьбе Клавдио и Геро.
Услышав перебранку Бенедикта и Беатриче, дон Педро решает, что было бы забавно с помощью какой-нибудь уловки сблизить их. Всем ясно, что они любят друг друга, поэтому нужно найти благовидный предлог, который заставит обоих признаться в этом.
Поэтому дон Педро, Леонато и Клавдио дожидаются прихода Бенедикта, делают вид, будто не знают, что их подслушивают, и рассказывают длинную и подробную историю о любви Беатриче, которая боится показать это Бенедикту. Бедняжка даже может умереть от отчаяния.
Сначала Бенедикт относится к этому недоверчиво, но троица врет убедительно; конечно, в глубине души ему самому хочется поверить. Поэтому юноша приходит к выводу, что нельзя позволить девушке умереть от любви; так и быть, он согласен полюбить ее.
Теперь то же самое нужно проделать с Беатриче. Геро и ее камеристка Урсула будут беседовать в саду, где их может подслушать Беатриче. Геро говорит, что они придут туда:
Где жимолость так разрослась на солнце,
Что солнечным лучам закрыла вход:
Так фаворит, монархом вознесенный,
Порою гордо восстает на власть.Акт III, сцена 1, строки 9—11
Учитывая год написания пьесы, можно с уверенностью считать это намеком на графа Эссекса, который был фаворитом королевы Елизаветы, но попал в немилость и болезненно переживал это. Вскоре он поднял мятеж против королевы и был обезглавлен.
Эссекс покровительствовал Шекспиру, и драматург, конечно, сочувствовал ему (см. в гл. 4: «Тьфу, тьфу на нее!»). Есть веские основания думать, что Шекспир не простил Елизавете казнь графа. Когда королева умерла, он ни словом не откликнулся на это событие (на что злорадно указал поэт Генри Четтл, написавший элегию на смерть королевы).
Но тогда зачем Шекспир включил этот эпизод в пьесу? Можно предположить, что Шекспир, не желавший рисковать ни головой, ни доходами, боялся, что связь с бывшим фаворитом королевы выйдет ему боком, и вставил эту фразу в текст как свидетельство того, что он не одобряет Эссекса. Эта фраза могла избавить его от неприятностей.
Девушки успешно осуществляют свой план, и Беатриче по примеру Бенедикта соглашается полюбить «из чувства сострадания».
«Тронь деготь...»
Все было бы замечательно, если бы не дон Хуан. Его сплетню пропустили мимо ушей; что ж, значит, нужно придумать что-нибудь другое. Его компаньону Борачио приходит в голову хорошая мысль. Почему бы не опорочить Геро? Он ухаживает за камеристкой Геро Маргаритой и может уговорить ее выглянуть из окна спальни своей хозяйки. Дон Педро и Клавдио подслушают его разговор с Маргаритой и поверят, что Геро — особа легкого поведения, охотно предлагающая свои услуги кому угодно.
Дьявольский замысел удается выполнить, но почти тут же злодеев настигает мщение. На сцене появляются комические сторожа, чудовищно коверкающие английский язык.
Их возглавляет Кизил, воплощение трусливого полицейского, который может арестовать подозреваемого только в том случае, если это не связано с риском. Когда подчиненный спрашивает, могут ли они арестовать вора, если наткнутся на него, Кизил благоразумно отвечает:
- По правде сказать, в силу вашего звания можете его схватить. Но я так полагаю: тронь деготь — замараешься.
Акт III, сцена 3, строки 57—58
Это цитата из Библии; точнее, из апокрифической книги Екклесиаст, где написано: «Тот, кто тронет смолу, запятнает себя» (13: 1) [в русском каноническом переводе всего 12 глав. — Е.К.]; это предупреждение тем, кто водит компанию с недостойными людьми.
«...Истый пьяница»
Не успевают два новых сторожа уйти, как появляются пьяные Конрад и Борачио. Борачио, успешно осуществивший свой замысел, ликует: он получил от дона Хуана тысячу дукатов. Он говорит Конраду:
- Станем сюда под навес, а то дождь накрапывает. Я расскажу тебе все без утайки, как истый пьяница.
Акт III, сцена 3, строки 104—106
Следует помнить, что помощники дона Хуана — арагонцы, а потому должны говорить между собой по-испански. Шекспир не обращает на это внимания, но любопытно, что Борачио называет себя пьяницей. Дело в том, что испанское слово borracho действительно означает пьяницу.
«...Вааловых жрецов...»
Борачио доволен тем, что представление прошло удачно: Маргариту действительно приняли за Геро. В уста Борачио Шекспир вкладывает нападки на ненавистную ему изменчивую моду. Борачио заявляет, что благодаря моде человечество выглядит смешным:
- Фасон рядит их то как фараоновых солдат на закопченных картинах, то как вааловых жрецов на старых церковных окнах, то как бритого Геркулеса на засаленных и вытертых стенных коврах...
Акт III, сцена 3, строки 134—138
По мнению Шекспира, мода делает людей похожими на тот или иной тип древних героев, поскольку ничего нового в ней нет.
Упоминание о «вааловых жрецах» — цитата из еще одного библейского апокрифа. В данном случае это книга о Ваале и Драконе, в которой пророк Даниил доказывает персидскому царю Киру, что идол Ваала — всего-навсего неодушевленный предмет. Жрецы Ваала делают вид, что он съедает и выпивает то, что ежедневно приносят ему верующие, а Даниил показывает, что все приношения достаются самим жрецам.
«Сахарный графчик!»
Сторожа забывают инструкции Кизила и смело арестовывают пьяниц. Кизил и его главный помощник, престарелый Булава, идут к Леонато, чтобы предупредить о заговоре против его дочери. Их косноязычие и нетерпение Леонато, готовящегося к свадьбе, приводят к тому, что уже разоблаченный заговор все же достигает своей цели.
Во время венчания Клавдио грубо отказывается принять руку Геро, обвиняя девушку в аморальном поведении. Дон Педро печально подтверждает это.
Леонато не знает, что и думать, Бенедикт ошеломлен и сбит с толку, а Геро падает в обморок. Конечно, Беатриче полностью на стороне Геро.
Монах, который должен был провести брачную церемонию, предлагает до выяснения обстоятельств (так же, как брат Лоренцо в «Ромео и Джульетте») сделать вид, что Геро умерла, пока все не выяснится. Ее мнимая смерть должна вызвать у Клавдио и дона Педро угрызения совести, и они легче поверят в невиновность Геро, если удастся ее доказать; если же девушка действительно виновна, то мнимая смерть позволит скрыть ее позор и тайно отправить в монастырь.
Но разъяренная Беатриче не хочет ждать конца расследования. Она жаждет действий. Бедный Бенедикт, признавшийся ей в любви, не успевает вставить слово в поток ее ругательств. Беатриче выражает свое презрение принцу и Клавдио:
- Принцы и графы! Поистине, рыцарский поступок! Настоящий граф. Сахарный графчик! Уж именно, сладкий любовник!
Акт IV, сцена 1, строки 313—315
[В оригинале: «граф Конфект». — Е.К.] «Конфекты» — сладости (отсюда же происходит и слово «конфеты»). Беатриче обвиняет в недостатке мужественности тех, кто мог так жестоко обойтись с ее кузиной.
Беатриче обращается к Бенедикту с пустяковой просьбой: пусть он убьет Клавдио. Бенедикт сначала не соглашается, но не может противостоять напору Беатриче и неохотно идет бросить вызов Клавдио.
«...На телячью голову и каплуна»
Бенедикт тихо передает Клавдио вызов на дуэль, чтобы его не услышал дон Педро. Однако Клавдио не принимает слов старого друга всерьез. Он считает вызов шуткой и говорит об этом дону Педро (который случайно подслушал разговор и решил, что речь идет о приглашении на обед):
- Он приглашает меня на телячью голову и каплуна. И если мне не удастся его разрезать как следует, можете считать, что мой нож никуда не годится. А не будет ли там еще вальдшнепа?
Акт V, сцена 1, строки 153—156
Телячья голова, каплун и вальдшнеп — не только съестные блюда, но и символы глупости. Клавдио все еще считает, что Бенедикт глупо пошутил. Но Бенедикт настаивает на том, что он совершенно серьезен, после чего оскорбляет Клавдио и заявляет дону Педро, что больше не намерен служить ему.
Однако вскоре правда выходит наружу. Едва Бенедикт успевает сообщить дону Педро о подозрительном бегстве дона Хуана (видимо, толчком к этому стал арест Конрада и Борачио), как глупый Кизил умудряется заставить злодеев сознаться в преступлении.
Дон Педро и Клавдио вне себя от горя и угрызений совести. Леонато требует простой компенсации; пусть Клавдио женится на его второй племяннице, очень похожей на покойную Геро. Виноватый Клавдио безропотно соглашается, но «племянница» оказывается самой Геро. Затем все мирятся, в том числе и Бенедикт с Клавдио.
«...Всю Европу...»
Наступает очередь Бенедикта. Скоро он женится, а затем, возможно, станет рогоносцем. Клавдио со смехом говорит:
Смелей! Твои рога позолотим мы —
И всю Европу ты пленишь, как встарь
Европу бог Юпитер полонил,
Во образе быка явив свой пыл.Акт V, сцена 4, строки 44—47
Здесь перед нами игра слов: в одном случае Европа — это название континента, в другом — имя царевны, которую влюбленный Юпитер похитил, приняв образ быка (см. в гл. 2: «Фессалийские быки»).
«...До чахотки»
Наконец выясняется, что Бенедикт и Беатриче объяснились друг другу в любви, потому что слышали, что другой по нему «сохнет», но это больше не имеет значения. Бенедикт пытается сохранить лицо, говоря:
- Ладно, я беру тебя; но, клянусь дневным светом, беру тебя только из сострадания.
Акт V, сцена 4, строки 92—93
Как обычно, на одно слово Бенедикта у Беатриче находится десять:
- ...клянусь светом солнца, я уступаю только усиленным убеждениям, чтобы спасти вашу жизнь; ведь вы, говорят, дошли до чахотки.
Акт V, сцена 4, строки 94—96
После этого влюбленные целуются, и становится ясно, что они на седьмом небе от счастья. Можно не сомневаться, что их брак окажется удачным. Конечно, «шуточная война» между супругами продолжится, а острый язычок Беатриче не затупится, но что из того?
В конце концов, имя Беатриче означает «та, которая дарит счастье», а Бенедикт — «благословенный». Шекспир не мог выбрать эти имена случайно. Беатриче сделает Бенедикта счастливым, а он обретет в ней блаженство.
Пьеса заканчивается известием о том, что дон Хуан пойман, но его наказание откладывают на следующий день. Ничто не должно испортить счастливого конца пьесы.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |