Разделы
Счетчики
Глава 25. «Буря»
Хотя большинство собраний сочинений Шекспира начинается «Бурей», на самом деле это последняя пьеса драматурга, написанная им без соавторов; она датируется 1611 г. Единственное, что Шекспир создал впоследствии, — это части «Генриха VIII» и «Двух знатных родичей», написанных в основном Флетчером.
Приятно думать, что Шекспир закончил свою карьеру драматурга именно «Бурей», потому что она знаменует собой возврат к солнечным комедиям, написанным десятью годами раньше. Можно только радоваться тому, что великий человек завершил свое творчество на взлете.
Более того, «Буря» — наиболее завершенное создание Шекспира; похоже, это единственная пьеса, сюжет которой придумал он сам.
«Любезный боцман...»
Пьеса начинается сценой на борту корабля, застигнутого штормом. Корабль везет группу итальянских вельмож; как и во многих других пьесах фантастического содержания, Шекспир выбирает местом действия воображаемую Италию.
Команда отчаянно пытается спасти корабль. На палубу поднимается итальянский аристократ и говорит:
- Любезный боцман, постарайтесь. Где капитан? Явите себя мужами.
Акт I, сцена 1, строки 9—10 (перевод М. Кузмина)
Это Алонзо, король Неаполя. С ним плывут брат Себастьян и сын Фердинанд. Неаполитанское королевство, существовавшее с 1100 по 1860 г., занимало южную часть Апеннинского полуострова; обычно (но не всегда) в него входила и Сицилия. Столицей королевства был город Неаполь.
Алонзо — имя не итальянское, а испанское, производное от Альфонсо. Имена Себастьян и Фердинанд также хорошо известны в истории: так звали многих испанских и португальских монархов. В этом нет ничего удивительного, поскольку во времена Шекспира Неаполь был тесно связан с Испанией.
В 1420 г. Неаполем правила престарелая королева Иоанна (Жанна) II. Наследников у нее не было, и королева боялась, что ее страну захватит Франция. В то время соседней Сицилией правил Альфонс V Арагонский, и Жанна назначила его своим наследником. Позже она передумала, но Альфонс V отступать не собирался. После смерти Жанны в 1435 г. он начал долгую борьбу за право занять неаполитанский трон. В 1443 г. Альфонс V одержал победу, сделал Неаполь столицей объединенного королевства, включавшего и Арагон, и начал править под именем Альфонса I Неаполитанского.
Арагон продолжал править Неаполем до 1479 г., когда Арагон и Кастилия объединились в результате династического брака, создав основу современной Испании. Единое Испанское королевство владело Неаполем не только при Шекспире, но и много лет спустя. Во время написания «Бури» Неаполем управлял вице-король, назначенный испанским королем Филиппом III.
Думая о Неаполе, Шекспир машинально дает его властителям испанские имена, хотя изображает Неаполитанское королевство независимым государством. (Впрочем, в «Отелло» Родриго и Яго тоже носят испанские имена, хотя подразумевается, что они коренные венецианцы.)
«...Герцогом Миланским...»
Несмотря на присутствие королевских особ, корабль тонет, и экипажу с пассажирами приходится покинуть его.
Однако это событие не проходит незамеченным. Неподалеку находится остров, которого нет ни на одной географической карте; он существует только в воображении автора. Можно сказать только одно: остров должен находиться где-то между Италией и побережьем Африки.
Единственные жители острова Просперо и его дочь Миранда.
Дочь ужасно переживает за гибнущий корабль, но Просперо успокаивает ее и заверяет, что все останутся живы. Он решает, что пришла пора рассказать Миранде об их прошлом и объяснить, как они очутились на этом острове.
Двенадцать лет прошло, двенадцать лет,
Как твой отец был герцогом Миланским
И мощным принцем.Акт I, сцена 2, строки 53—55
Здесь имеется в виду герцогство Миланское, некогда существовавшее в северной Италии.
«...Наукой тайной»
Будучи герцогом, Просперо не интересовался правлением страной. Он передал все дела своему брату Антонио, а сам с головой погрузился в занятия наукой:
Я управленье возложил на брата
И жил, стране чужой, весь поглощенный
Наукой тайной.Акт I, сцена 2, строки 75—77
В Средние века существовало два вида наук: теология и связанная с ней философия, считавшиеся главным и наиболее достойным направлением, а также светские науки, изучавшие окружающий мир.
Последние по ряду причин считались подозрительными. Во-первых, они были основаны на языческих представлениях древних греков. Во-вторых, светских ученых (особенно алхимиков) окутывала атмосфера таинственности, что только укрепляло веру в их общение с духами и занятия практической магией. Естественно, большинство людей побаивались таких ученых, подозревая, что они о многом умалчивают.
И в самом деле, вскоре выясняется, что «тайные науки» Просперо действительно включают в себя магию, что он может вызывать духов и держать под контролем некоторые части вселенной.
«Король Неаполя...»
Увлечение Просперо книгами и науками дало возможность его брату, прибегнув к интригам, захватить трон. Антонио вступил в тайные сношения с Алонзо Неаполитанским (тем самым, который находится на корабле, попавшем в бурю).
Просперо говорит:
Король Неаполя, давнишний враг мой,
Склонив свой слух на предложенье брата...Акт I, сцена 2, строки 121—122
Неаполитанский король направил против Милана войско. Предатель Антонио открыл неаполитанцам городские ворота, после чего Милан был взят и престол перешел к новому герцогу, который стал платить Неаполю дань.
Хотя сюжет «Бури» фантастичен, однако в нем ощущается эхо истории. В 1535 г. Франческо Мария Сфорца, последний из рода коренных правителей Милана, умер, не оставив наследников. Герцогство перешло к императору Карлу V, который в 1540 г. передал его своему сыну (впоследствии Филиппу II Испанскому). Милан оставался испанским как при жизни Шекспира, так и спустя век после его смерти. А поскольку Неаполь к тому времени также отошел к Испании, все выглядело так, словно Неаполь захватил Милан.
По воле судьбы узурпатор Антонио находится на тонущем корабле вместе с королем Неаполя.
«...Херувимом»
В результате государственного переворота Просперо и Миранду приговорили к изгнанию, посадили на кораблик и отправили в Средиземное море. К счастью, сочувствовавший им неаполитанский вельможа Гонзало помог им пережить это испытание, тайно снабдив их одеждой и всем необходимым, а самое главное — наиболее ценными книгами из библиотеки Просперо. По стечению обстоятельств Гонзало также находится на терпящем бедствие корабле.
Рассказ производит на Миранду сильное впечатление; она жалеет не о собственной судьбе, а о том, что доставила отцу множество дополнительных забот. Просперо уверяет ее, что она ошибается, ведь
Была ты херувимом,
Меня хранившим.Акт I, сцена 2, строки 152—153
Херувим — создание, неоднократно упоминаемое в Библии. По контексту можно догадаться, что когда-то оно олицетворяло штормовой ветер. Так, в Псалтири (17: 11) говорится: «И воссел на херувимов и полетел, и понесся на крыльях ветра».
Внешность херувима в Библии не описана, указано лишь то, что у него есть крылья. Херувима можно представить как наводящее страх создание в виде быка с крыльями орла и головой человека; именно так их изображали в ассирийских скульптурах.
Однако каким бы ни было происхождение этого понятия, ныне херувима представляют себе в виде ангела-ребенка; в христианском искусстве этот образ занимает то место, которое принадлежало языческим купидонам. Шекспир использует слово «херувим» именно в этом смысле.
«...Ариэль»
Закончив рассказ, Просперо, прибегнув к чарам, усыпляет Миранду и приступает к более серьезным делам. Он призывает к себе главного из подвластных ему духов:
Сюда, слуга, сюда! Вот я готов.
Приблизься, Ариэль.Акт I, сцена 2, строки 187—188
Ариэль — дух воздуха, вольный, непокорный и не желающий иметь ничего общего с землей и земными созданиями.
Это имя встречается в Библии. В Книге Исаии (29:1) пророк возглашает: «Горе Ариилу, Ариилу, городу, в котором жил Давид!» Само это слово означает либо «лев Бога», либо «дом Бога» и является поэтическим синонимом Иерусалима.
В то же время оно напоминает имя духа или ангела, поскольку все имена ангелов, как в Библии, так и в апокрифах, заканчиваются суффиксом «— ель (-эль)» («Бог»): Габриель, Рафаэль, Азраэль и Уриэль. [В русском каноническом переводе этому суффиксу соответствует суффикс «— ил»; в результате те же имена звучат по-русски как Гавриил, Рафаил, Азраил и Уриил. — Е.К.] Первая часть имени Ariel — Ari- напоминает английское airy («воздушный»), а потому очень подходит для духа воздуха.
Кроме того, название Ариэль благодаря любопытному стечению обстоятельств можно найти и в космосе.
В 1787 г. немецко-английский астроном Уильям Гершель открыл два спутника планеты Уран (которую он же открыл несколькими годами раньше) и нарушил долго соблюдавшийся обычай называть тела Солнечной системы в честь греческих и римских божеств. Вместо этого он назвал вновь открытые спутники Титанией и Обероном.
В 1851 г. английский астроном Уильям Ласселл (Lassell) открыл два новых спутника Урана, расположенные ближе к планете, и продолжил традицию, назвав их в честь духов Ариэлем и Умбриэлем.
Эти два духа являются героями поэмы Александра Попа «Похищение локона», опубликованной в 1712 г. В этой поэме Ариэлем зовут сильфа, который сторожит героиню поэмы Белинду. (Резонно предположить, что Поп позаимствовал это имя у Шекспира.) Напротив, Умбриэль — меланхолический дух, вечно вздыхающий и льющий слезы, возможно, его имя производное от латинского umbra — «тень», так как Умбриэль всегда прячется в тени. Больше это имя в литературе не встречается.
Однако, поскольку «Буря» получила гораздо большую известность, чем «Похищение локона», название спутника Урана вызывает скорее ассоциацию с персонажем Шекспира.
Так, в 1948 г. датско-американский астроном Джерард П. Кьюпер, открыв пятый спутник Урана, самый маленький и находящийся на самом близком расстоянии от поверхности планеты, вспомнил название Ариэль и автоматически дал вновь открытому спутнику имя другой героини «Бури» — Миранда.
«Смятенье зажигал...»
Когда появляется Ариэль, выясняется, что буря не настоящая, а только видимость, созданная с помощью магии, чтобы напугать людей на борту и создать условия для выполнения задуманного Просперо плана восстановить справедливость. Ариэль объясняет, каким образом ему удалось вызвать панику на корабле:
...я то на носу,
То на корме, на палубах, в каютах
Смятенье зажигал, то, разделяясь,
Я жег в местах различных...Акт I, сцена 2, строки 196—199
Иными словами, Ариэль принял облик огней святого Эльма. Это свечение возникает в темные бурные ночи благодаря скоплению статического электричества на остроконечных предметах. Если такой заряд достаточно мощный, возникает свечение.
Например, такие огни возникают на концах мачт или рангоута. Если огонь один, его называют «Еленой» (в честь Елены Троянской), а если он разделен на два, то «Кастором и Поллуксом» (в честь братьев-близнецов Елены).
Любопытно, что святого Эльма не существует. Это искаженное «святой Эразм»; так звали покровителя средиземноморских моряков. Это свечение считалось признаком того, что святой охраняет корабль во время шторма.
«...Бермудов страшных»
Ариэль подробно объясняет, что никто не пострадал, хотя пассажиры корабля разделились: принц оказался на берегу в одиночестве, остальные королевские особы высадились в другом месте; целый и невредимый корабль стоит у пристани, а остальная часть флота поплыла дальше, чтобы сообщить на родине печальное известие: флагман, на котором плыл король, потерпел кораблекрушение.
Ариэль описывает место, где он оставил корабль:
В безопасность
Отвел я судно короля к заливу,
Куда ты в полночь когда-то посылал
Сбирать меня росу Бермудов страшных.Акт I, сцена 2, строки 226—229
Бермуды — группа мелких островов, общая площадь которых не больше площади Манхэттена. Они приобрели драматическую известность незадолго до написания «Бури».
В 1607 г. англичане основали свою первую постоянную колонию на территории нынешних Соединенных Штатов. Это был Джеймстаун, нынешний штат Вирджиния. Первые несколько лет колония с трудом сводила концы с концами; для этого требовался постоянный приток новых колонистов и поставок из Англии. В 1609 г. на запад, в Джеймстаун отправилась флотилия из девяти судов.
У Бермуд флотилия попала в шторм, и флагманский корабль, на котором плыли адмирал и новый губернатор Вирджинии, отбился от остальных. Восемь кораблей доплыли до Джеймстауна, но флагман был объявлен пропавшим без вести.
Видимо, корабль все-таки добрался до Бермуд; команда и пассажиры каким-то образом уцелели, они построили две лодки и одолели 600 миль (960 км), отделявшие их от материка. Они прибыли в Джеймстаун через год после бури; все решили, что эти люди восстали из мертвых.
Это была настоящая сенсация; рассказ о приключениях моряков взбудоражил всю Англию. Шекспир называет Бермуды «вечно бурными» по ассоциации с бурей, в которой потерпел крушение флагманский корабль, хотя на Бермудах штормы случаются ничуть не чаще, чем в других местах. Те, кто пробыл там долго, с восторгом описывали эти острова; похоже, описание волшебного острова Просперо навеяно отчетами о Бермудах (которые с тех пор считаются территорией Британии).
Сейчас не остается сомнений, что рассказ об этом кораблекрушении вдохновил Шекспира на создание «Бури». Шторм отрывает флагманский корабль от остальной флотилии. Люди считаются пропавшими без вести, но спасаются почти чудесным образом, проведя долгое время на почти волшебном острове. Шекспиру только оставалось придать истории итальянский колорит.
«Грозную колдунью Сикораксу...»
Довольный собой, Ариэль напоминает Просперо, что его долгая служба волшебнику подходит к концу и что Просперо обещал вернуть ему свободу. Просперо, приступившему к реализации своего плана, нужен еще один день; раздосадованный волшебник напоминает Ариэлю, из какой беды он его выручил.
Просперо говорит:
...Забыл
Ты грозную колдунью Сикораксу,
От лет и злобы скрюченную?Акт I, сцена 2, строки 257—259
Имя колдуньи придумано Шекспиром; возможно, это комбинация греческих слов «свинья» и «ворона». Просперо спрашивает Ариэля, где родилась Сикоракса, и дух отвечает:
В Алжире, сэр.Акт I, сцена 2, строка 260
Algier — искаженное «Алжир», город на южном берегу Средиземного моря, в 650 милях (1040 км) к юго-западу от Неаполя. Он был основан в 950 г. н. э. мусульманами и всегда оставался мусульманским. Европейским христианам мусульманский город казался вполне подходящим местом для рождения ведьм.
Особое внимание Алжир привлек к себе в XVI в. В 1545 г. император Карл V послал к Алжиру флот, надеясь захватить его. Этот флот был рассеян штормом, и попытка закончилась катастрофой. Добрым христианам нетрудно было представить, что дьявольские мусульмане вызвали шторм, прибегнув к колдовству, поэтому было вполне естественно связать Сикораксу с этим городом.
Но Сикоракса была такой злой ведьмой, что ее изгнали даже из Алжира и отправили на остров, который впоследствии стал принадлежать Просперо.
Когда Ариэль отказался повиноваться приказам этой могущественной ведьмы, она заточила его в ствол сосны на двенадцать лет. За это время Сикоракса умерла, и Ариэль остался бы там навсегда, если бы его не освободил прибывший на остров Просперо. В благодарность за освобождение Ариэль и стал служить Просперо.
«Калибан ей сын»
Однако после смерти Сикораксы на острове остался еще кое-кто. Когда ведьму привезли на остров, она была беременна и родила ребенка, которого Просперо описывает так:
Коль не считать колдуньина помета,
Сынка ее...Акт I, сцена 2, строки 283—284
[В оригинале: «Веснушчатое отродье, не удостоенное человеческого облика». — Е.К.]
Ариэль отвечает:
Калибан ей сын.Акт I, сцена 2, строка 284
Калибан — отпрыск ведьмы и, видимо, одного из служивших ей злых духов, получеловек-получудовище, грубое, тупое и дикое. Это имя вошло в поговорку и означает жестокого и неуравновешенного человека.
Его придумал Шекспир, очень удачно переделав слово «каннибал», которое получило широкое распространение после исследований Нового Света.
«Сикораксы бога, Сетебоса...»
Калибана призывают, чтобы он потрудился. Появляется уродливое чудовище и начинает поносить Просперо. До прибытия волшебника этот остров принадлежал ему, но приплыл Просперо и сделал его рабом. Просперо отвечает, что Калибана пытались научить доброте и человечности, а он в ответ попытался изнасиловать Миранду.
Как бы Калибану ни хотелось взбунтоваться, однако он вынужден делать то, что ему велят. Он говорит:
Послушаюсь. Искусством так силен он,
Что Сикораксы бога, Сетебоса,
Пожалуй, пересилит.Акт I, сцена 2, строки 372—374
Бога Сетебоса почитали патагонцы, обитатели юга Южной Америки. Впервые его имя упомянул Фердинанд Магеллан, совершивший в 1519—1522 гг. первое кругосветное путешествие. В Англии Сетебос стал известен благодаря книге «История путешествия» Роберта Эдена, опубликованной в 1577 г. Видимо, Шекспир увидел его именно там и отразил в своей пьесе еще одну черту Нового Света.
«...С королем Туниса»
План Просперо успешно реализуется. Ариэль заводит Фердинанда в ловушку. Юный принц оплакивает отца, которого считает погибшим. Тем не менее, увидев Миранду, он тут же влюбляется в нее. Миранда, никогда доселе не видевшая молодых людей, тоже не остается равнодушной. Просперо доволен, но притворяется рассерженным, чтобы испытать молодых, и разлучает их.
В другой части острова остальные пассажиры корабля оплакивают Фердинанда. (Эта скорбь предусмотрена в плане мести Просперо.) Добрый Гонзало отчаянно пытается развлечь короля непринужденной беседой. Старик напоминает, что они живы, а остров кажется плодородным и уютным. Кроме того, у них есть и другие небольшие радости. Он говорит:
- По-моему, наше платье так же свеже, как в Африке, когда мы его надевали в первый раз на бракосочетание прелестной Кларибели, дочери короля, с королем Туниса.
Акт II, сцена 1, строки 71—74
Так выясняется, что за путешествие совершали король и его спутники. Они пересекли Средиземное море, приплыли из Неаполя в Тунис, а на обратном пути попали в бурю и очутились на острове.
Тунис расположен на оконечности Африки, ближайшей к Италии. От Сицилии до него всего 90 миль (145 км) на запад, а от Неаполя — 350 миль (560 км) на юго-запад.
С VIII в. н. э. город Тунис и окружающая его местность были мусульманскими и остались ими по сей день. Кажется невероятным, что Шекспир описал свадьбу христианской принцессы с мусульманским королем.
Однако в 1535 г. император Священной Римской империи Карл V послал в Тунис такую же экспедицию, как и та, что десятью годами позже он направил против Алжира. Первая экспедиция оказалась успешной: Тунис был взят, после чего началась большая резня. Завоевание оказалось недолгим и не изменило мусульманского характера города. Однако шум был большой; видимо, в результате этой победы христианства Тунис и стал широко известен в Европе.
«...В Карфагене»
При упоминании имени Кларибели все начинают восхвалять ее. По их словам, в Тунисе еще никогда не было столь прекрасной королевы. Но Гонзало вспоминает Дидону и говорит, что та могла бы стать достойной соперницей. Адриан (один из присутствующих при этом придворных) возражает:
Она же [Дидона. — Е.К.] была в Карфагене, а не в Тунисе.Акт II, сцена 1, строка 85
Гонзало невозмутимо отвечает:
Тунис, сэр, и был Карфагеном.Акт II, сцена 1, строка 86
И он почти прав.
Первоначально Карфаген был колонией финикийцев, после трех войн римляне уничтожили его в 146 г. до н. э. В 44 г. до н. э. на том же месте по приказу Юлия Цезаря был построен новый город, получивший то же название. Новый римский город заселили римляне и латинизированные африканцы, так что он не имел со старой финикийской колонией ничего общего, кроме названия и местоположения.
Римский Карфаген процветал до 698 г. н. э., когда его захватили арабы. В результате город погиб вторично, и теперь уже навсегда. Однако после этого события возвысился Тунис, расположенный на побережье в 12 милях (20 км) к западу. Таким образом, Тунис находится неподалеку от Карфагена, но Гонзало все же ошибается, утверждая, что это одно и то же. На самом деле Тунис (тогда называвшийся Тунесом) существовал как отдельный город еще в то время, когда римский Карфаген переживал расцвет.
«...Чудотворной арфы»
Антонио, узурпировавший трон короля Неаполя, откликается на то, как Гонзало на мгновение воскресил уничтоженный Карфаген. Он говорит:
Слова у него могущественнее чудотворной арфы.Акт II, сцена 1, строки 89—90
Это намек на греческий миф о близнецах Зете и Амфионе, отец которых был правителем Фив, но затем его сверг и убил младший брат. (Странно, что об этом говорит именно Антонио.) Зет и Амфион отбили у дяди Фивы и решили укрепить их на случай возможного повторного нападения. Они обнесли город каменной стеной. Зет носил камни и укладывал их в кучи, в то время как Амфион играл на волшебной лире (или арфе) и заставлял камни сами складываться в стену.
Беседа продолжается до тех пор, пока не прибывает Ариэль. Он усыпляет всех, кроме Себастьяна и Антонио.
Антонио, коварный брат Просперо, уговаривает Себастьяна убить своего брата и самому стать королем Неаполя. Себастьян поддается искушению, но, когда злодеи вытаскивают мечи, готовясь убить Алонзо, Ариэль пробуждает спящих. Себастьяну и Антонио приходится сделать вид, что они услышали приближение диких животных и поэтому достали мечи. (Видимо, посрамление амбиций является второй частью плана мести Просперо.)
«...Этого чудовища?»
Тем временем по острову бродит еще одна пара. Спасшийся королевский шут Тринкуло бредет, сам не зная куда. Так же как и Стефано, буфетчик короля.
Калибан видит приближающегося Тринкуло и в страхе притворяется мертвым. Тринкуло находит его, не знает, что делать с человекообразным чудовищем, а затем заползает под одежду Калибана, чтобы переждать остатки бури.
Стефано, сумевший спасти несколько бутылок вина, достает одну из них и выпивает. Он натыкается на Калибана и Тринкуло и видит чудовище с четырьмя ногами и двумя головами. Когда Тринкуло называет себя, испуганный Стефано говорит:
- Да это дьявол, а не чудовище. Убежать от него: у меня нет длинной ложки.
Акт II, сцена 2, строки 102—103
Стефано цитирует поговорку, которая обычно звучит так: «Кто ужинает с дьяволом, должен вооружиться длинной ложкой».
Но Тринкуло окликает буфетчика, пока тот не успел скрыться. Стефано возвращается, вытаскивает Тринкуло из-под одежды Калибана и говорит:
- Да ты и впрямь Тринкуло, взаправду. Как ты сделался пометом этого чудовища? Что ж оно, обоклалось Тринкулами?
Акт II, сцена 2, строки 110—112
Чудовищем (буквально: «лунным теленком») называли деформированного новорожденного теленка; считалось, что это происходит в результате зловредного влияния луны. Со временем так стали называть любое изуродованное живое существо.
Стефано дает Калибану выпить, и благодарный монстр (который никогда не пробовал вина) готов объявить буфетчика богом. Он предлагает Стефано убить Просперо, стать королем острова и сделать Миранду своей королевой. Это предложение приходится Стефано по душе, и вся троица отправляется выполнять задуманное. Впрочем, никакой опасности нет, потому что их сопровождает невидимый Ариэль.
«...На древе птица Феникс...»
Тем временем Просперо заставляет Фердинанда таскать дрова; хотя юный принц не привык к физическому труду, но занимается им с удовольствием, потому что это дает ему возможность быть рядом с Мирандой. Пришедшая Миранда не может вынести такого зрелища и пытается помочь принцу таскать дрова. Любовь молодых людей крепнет с каждой минутой, и Просперо, подслушавший их разговор, чувствует себя счастливым.
Однако королю и его спутникам приходится не так сладко. Гон-зало полумертв от ходьбы; Себастьян и Антонио все еще замышляют убийство. Внезапно перед ними благодаря чарам Просперо появляется накрытый стол.
Они изумлены, и сбитый с толку Себастьян говорит:
Теперь поверю
В единорога я и что сидит
В Аравии на древе птица Феникс
И царствует доселе.Акт III, сцена 3, строки 21—24
Он сравнивает невероятное зрелище с двумя невероятными существами: единорогом и фениксом.
Единорога обычно изображали похожим на коня, с витым рогом на лбу. Вера в его существование основана на трех источниках.
Во-первых, о единорогах говорится в Библии. Однако это неправильный перевод древнееврейского слова re'em, которое означает либо тура, либо дикого быка. На ассирийских барельефах их изображали в профиль, так что был виден лишь один рог. В греческом переводе Библии слово re'em превратилось в monokeros, а в латинском — в unicorn (однорогий).
Во-вторых, сохранились туманные воспоминания о существах с одним рогом на лбу. Это были носороги, слухи о которых проникли в Европу из Индии (самое раннее письменное упоминание о них содержится в трудах греческого врача Ктесия, написанных около 400 г. до н. э.).
Наконец, существовал нарвал, вид кита, единственный зуб (но не рог) которого представляет собой длинную конусообразную спираль. Эти зубы привозили моряки и называли их рогами единорога, потому что такой рог можно было продать за огромные деньги, поскольку считалось, что он предохраняет от ядов. В результате изображения рога единорога стали появляться в печати, хотя на самом деле это были клыки нарвала.
Феникс — еще более загадочное существо; возможно, оно ведет свое происхождение от египетского солярного мифа. Египтяне пользовались календарем, в котором год делился ровно на 365 дней (вместо 365 с четвертью). На дополнительный день, появлявшийся каждые четыре года, не обращали внимания; такие дни накапливались, в результате чего 1461 египетский год становился равным 1460 настоящим годам. Иными словами, если в полночь Нового года строго над головой наблюдателя находилась одна звезда, то она появилась бы на том же месте только через 1461 год. Такой промежуток времени назывался сотическим циклом, поскольку египтяне использовали в качестве такой звезды Сириус, а на их языке эта звезда называлась Сотисом.
Возможно, этот 1461-годичный солнечный цикл, лежащий в основе египетского календаря, превратился в миф об огненной птице, которая через 1461 год умирает и дает жизнь такой же новой птице.
Если это так, то греки, использовавшие вавилонский, а не египетский календарь, ничего не знали о сотическом цикле и поменяли число лет на более круглую цифру (чаще всего 500). Птицу назвали фениксом (от слова, означающего «красно-пурпурный»); возможно, это вызвано воспоминаниями о египетской огненной птице, подобной солнцу.
Затем этот миф оброс новыми подробностями: устройство костра, на котором птица сжигает себя, детали рождения новой птицы и т. д. Место, где происходит смерть и возрождение феникса, также меняется; симптоматично, что иногда называют Гелиополис — египетский город, в котором почитают бога солнца. Другое место — это Аравия или Индия (видимо, считалось, что чем дальше на восток, тем больше чудес).
В мире существует только один феникс (как и одно солнце); поэтому разумно предположить, что если феникс приносит себя в жертву на пальме, то эта пальма тоже должна быть уникальной. В аравийской пустыне никакой растительности нет; можно представить себе, что там растет одно-единственное дерево, на котором феникс умирает и возрождается.
«Роль гарпии...»
Когда сбитые с толку и благодарные путешественники приступают к еде, появляется Ариэль в виде ужасного чудовища, а накрытый стол исчезает. Злодеи наказаны за их дурное обращение с Просперо. (Неудовлетворенное желание — еще одна месть Просперо. Алонзо начинает ощущать угрызения совести и опасается, что потеря сына является наказанием за вину перед Просперо.)
Просперо, довольный действиями Ариэля, говорит:
Роль гарпии отлично ты исполнил,
Мой Ариэль.Акт III, сцена 3, строки 83—84
Сначала гарпии были духами, олицетворявшими бурный ветер (как и херувимы). Затем греки стали представлять их птицами с длинными когтями и головами злых и уродливых старух, издающими хриплые крики. Иногда упоминалось, что они способны уносить людей.
Наиболее известным из мифов с их участием является миф о прорицателе Финее из восточной Фракии, вызвавшем гнев богов. Он был ослеплен и осужден на муки голода. Когда на стол подавали еду, прилетали гарпии. Они издавали страшные вопли и воровали еду, а оставшееся портили. В конце концов гарпий прогнали Язон и его спутники.
Благодаря этому мифу образ гарпии стал узнаваемым; именно в образе гарпии Ариэль явился неаполитанскому королю и его спутникам, чтобы прогнать их от накрытого стола.
«Церера щедрая!»
Зато испытание Фердинанда закончилось. Просперо доволен юношей и говорит, что он может жениться на Миранде. Затем Просперо устраивает зрелище для счастливой пары. С неба спускаются классические богини и благословляют их.
Первой с небес слетает Ирида и призывает другую богиню:
Церера щедрая! Поля, где рожь,
Овес, горох, пшеницу ты блюдешь...Акт IV, сцена 1, строки 60—61
Церера (римский вариант греческой богини Деметры) — олицетворение обрабатываемой плодородной почвы и всех плодов, которые эта почва приносит. (Английское слово cereal («зерновые») производное от ее имени.) Естественно, та же богиня отвечает и за плодотворный брак. Перечислив множество плодов Цереры, Ирида говорит:
Госпожа моя
Небесная, чьей вестницею я, —
Тебя покинуть просит и сюда
На этот луг, на здешние места
Прийти для игр. Павлины ввысь взвились.Акт IV, сцена 1, строки 70—74
«Госпожа небесная» — это, конечно, Юнона (греческая Гера), носящая этот титул как супруга Юпитера (Зевса). У римлян Юнона в основном покровительствовала браку и материнству, сама она была идеальной женой. Следовательно, она обязана была руководить свадебными пирами. Ее священными птицами считались павлины; предполагалось, что именно они влекут ее колесницу.
Ирида — радуга. Поскольку складывается впечатление, что радуга соединяет небо и землю, легко представить ее мостом, по которому может спуститься вестник. Со временем мост и вестник стали единым целым. Здесь говорится, что Ирида служит главным образом Юноне. «Водяная арка» — это радуга, которая появляется после дождя, когда воздух наполнен множеством капель воды.
Именно радугу имеет в виду Церера, когда говорит:
Прекрасноцветной вестнице привет...Акт IV, сцена 1, строка 16
«...Дису...»
Церера соглашается присутствовать на свадьбе при одном условии. Она говорит Ириде:
Скажи, должна ты знать,
Венера с сыном не могли пристать
К царице? С той поры, как помогли
Похитить Дису дочь мою они,
Ни с ней, ни с сыном я слепым общенья
Не знаю.Акт IV, сцена 1, строки 86—91
Дис — один из римских эквивалентов греческого бога подземного царства Плутона. Плутон похитил дочь Деметры (Цереры) Персефону (Прозерпину), унес ее в подземное царство и сделал своей женой. Деметра нашла дочь только после долгих поисков, но сумела добиться лишь того, чтобы дочь часть года проводила с ней. Именно в это время Деметра позволяет земле давать урожай; когда Персефона спускается к мужу, земля замерзает и становится неплодородной. (Это явная мифологизация цикла лето—зима).
Плутон не полюбил бы Персефону, если бы он не был ранен стрелой Эрота (Купидона), сына Афродиты (Венеры). Именно поэтому Церера сердится на обоих.
«...К Пафосу»
Нет, Венера и ее сын не будут присутствовать на празднике. Они олицетворяют эротическую любовь, а Просперо уже дал понять, что Миранда останется девственницей до тех пор, пока брак не будет заключен по всем правилам. Поэтому Ирида говорит о Венере:
Она по направленью
Умчалась к Пафосу, на голубях,
И сын за нею.Акт IV, сцена 1, строки 92—94
Пафос — город, центр культа Венеры (Афродиты).
«Благословить со мною будь добра чету младую»
Появляется Юнона и говорит Церере:
Как поживаешь, щедрая сестра?
Благословить со мною будь добра
Чету младую.Акт IV, сцена 1, строки 60—61
[В оригинале: «Благословить со мною будь добра чету младую, чтобы они процветали и были почтены в потомстве». — Е.К.]
Этот свадебный антураж, занимающий в пьесе так много места, возможно, вставлен Шекспиром позже, потому что «Бурю» должны были сыграть на чьей-то свадьбе. Впрочем, весьма вероятно, что пьеса была изначально предназначена для этой цели и брачный колорит присутствовал в ней с самого начала.
Известно, что одно из первых представлений «Бури» состоялось зимой 1612/13 г. при подготовке к свадьбе Елизаветы, дочери короля Якова I, с Фридрихом V Палатинским (сыном того самого Фридриха IV, которого высмеяла Порция в «Венецианском купце»).
Елизавета и Фридрих поженились в феврале 1613 г.; в ту пору новобрачным было по семнадцать лет. Предсказание Юноны о том, что они будут «почтены в потомстве», сбылось: у этой пары было тринадцать детей.
«...Наяды...»
Юнона и Церера поют гимн, после которого должен начаться танец. Ирида призывает его участниц:
К нам, нимфы быстрых ручейков, наяды
В венках осоки и с невинным взглядом!
Покиньте воды и на здешний луг —
Велит Юнона — соберитесь вдруг...Акт IV, сцена I, строки 128—131
Нимфы — духи первозданной природы, их изображали в виде прекрасных женщин. (Само это слово означает «молодая женщина».) Были разные виды нимф. Горных нимф именовали ореадами, лесных — дриадами, а нимф рек и ручьев (именно их и призывает Ирида) — наядами.
Строго говоря, Ириде следовало бы заодно вызвать и сатиров, потому что последние являлись партнерами нимф, мужскими духами дикой природы. Однако ассоциация «нимфа—сатир» носила подчеркнуто эротический оттенок, сохранившийся до наших дней в медицинских терминах «нимфомания» и «сатириаз». Поэтому на празднике, который устроил Просперо для молодых людей, присутствие сатиров неуместно.
Вместо них Ирида призывает сборщиков урожая, которые исполняют целомудренный пасторальный танец.
«Шар земной со всем, что есть на нем...»
По окончании танца Просперо вспоминает, что Калибан, Стефано и Тринкуло собираются убить его, и понимает, что пора возвращаться к делам. Он заканчивает маскарад и объясняет огорченной паре:
Спектакль окончился, актеры наши,
Как я уже сказал вам, были духи,
И в воздух, в воздух испарились все.
И как видений зыбкая основа, —
Все башни гордые, дворцы, палаты,
Торжественные храмы, шар земной
Со всем, что есть на нем, все испарится,
Как бестелесные комедианты, даже
Следа не оставляя. Из такого ж
Мы матерьяла созданы, как сны.
Жизнь сном окружена.Акт IV, сцена 1, строки 148—158
Странно, что Просперо произносит эту мрачную речь, противоречащую духу веселой пьесы, причем делает это в самый счастливый момент своей жизни, когда его план начинает приносить плоды.
Невольно думаешь, что в этом монологе Шекспир говорит о себе. Шекспир написал «Бурю» в возрасте сорока семи лет. По нашим меркам это первая половина среднего возраста, но в начале XVII в. такого человека считали стариком. Шекспир, вероятно, ощущал свой возраст и думал о приближении смерти. В конце концов, ему оставалось жить всего пять с небольшим лет; он умер в 1616 г., прожив всего пятьдесят два года.
Таким образом, эти прекрасные строки могут быть грустным напоминанием о неизбежной смерти и расставанием со всеми придуманными им «иллюзорными мистериями».
Кроме того, их можно считать неосознанным предсказанием судьбы молодой пары, для празднования бракосочетания которой была предназначена эта пьеса. Юным Елизавете и Фридриху, жизнь которых начиналась так счастливо, вскоре предстояло пережить трагедию.
В 1619 г. протестанты-богемцы, восставшие против католической Австрии, избрали Фридриха своим королем. Курфюрст Фридрих, которому было всего двадцать три года, не сумел противостоять искушению стать королем. После этого началась Тридцатилетняя война, но бедному Фридриху хватило и одного года. 8 ноября 1620 г. (через четыре года после смерти Шекспира) он потерпел поражение в битве у Белой Горы под Прагой и до конца жизни оставался нищим беженцем, существовавшим на пенсию, которую ему платили протестантские Нидерланды. Фридрих умер в 1632 г.
Елизавета прожила достаточно долго, став свидетельницей казни своего брата Карла I, разбитого английскими протестантами и обезглавленного в 1649 г. Она вернулась в Англию лишь в 1661 г., когда ее племянник стал королем Карлом II, и через год умерла. Короткое счастье Фридриха и Елизаветы действительно улетучилось, не оставив после себя и легкого облачка.
Однако благословение Юноны не пропало даром (как и во многих других случаях, интуиция позволила Шекспиру правильно предсказать будущее). Фридрих и Елизавета действительно были «почтены в потомстве». У них было тринадцать детей, их дочь (София) стала матерью английского короля Георга I. Начиная с 1714 г. все английские монархи были потомками Елизаветы и Фридриха.
«Я жезл сломаю...»
Справиться с Калибаном и его сообщниками оказывается нетрудно. Ариэль провел их через колючие заросли и болота, а когда злоумышленники добрались до обиталища Просперо, их встретили духи в виде рычащих собак и прогнали прочь.
Остается уладить дело с королем и его спутниками, которые после эпизода с исчезнувшим пиршественным столом застывают на месте и ждут, когда ими займется Просперо.
Ариэлю жалко их, он угрожает покинуть Просперо, если тот намерен обращаться с ними жестоко.
Просперо заявляет, что больше не будет наказывать своих врагов, если они раскаются в содеянном. Он достиг того, чего хотел; магическая сила чародею больше не понадобится. Остался один последний штрих. Просперо говорит:
Тогда я жезл сломаю,
Его в земле на сажень погребу
И в море, глубже чем спускают лот,
Заброшу книги.Акт V, сцена 1, строки 54—57
Многие исследователи считают, что эти строки — прощание Шекспира со своим искусством. Он говорит, что больше не возьмется за перо и не воспользуется несравненной магией своего литературного гения. (Лично мне эта версия кажется слишком сентиментальной и сомнительной. Во-первых, автор, так трепетно относившийся к своему таланту, как Шекспир, не мог сознательно перестать писать, пока он в силах был держать перо в руке, уж в чем, в чем, а в этом я разбираюсь. Во-вторых, на самом деле Шекспир вовсе не бросил писать. После «Бури» он создал в соавторстве с Флетчером еще две пьесы — «Генриха VIII» и «Двух знатных родичей».)
«Прекрасен мир...»
Мало-помалу приближается развязка. Короля и его спутников вернули к жизни, высказали претензии и простили, а Гонзало получил похвалу и благодарность. Просперо называет себя и возвращает свое герцогство.
К великой радости Алонзо, они видят Фердинанда (которого Алонзо и все остальные считали мертвым) — он играет в шахматы с Мирандой.
Миранда с удивлением смотрит на этих людей. Она не представляла себе, что их так много, и наивно восклицает:
Чудеса!
Как много дивных собралось созданий.
Как люди хороши! Прекрасен мир,
Где жители такие!Акт V, сцена 1, строки 181—184
[В оригинале: «Как прекрасно человечество! О прекрасный новый мир, в котором есть такие люди». — Е.К.]
Радостное восклицание Миранды вошло в пословицу благодаря горькому сарказму Олдоса Хаксли, который в 1932 г. опубликовал роман «Прекрасный новый мир», описывающий будущее общество, перенасыщенное продуктами научной технологии, но потерявшее все человеческие качества, которыми мы дорожим.
Появляется команда корабля с поразительной новостью: несмотря на видимость кораблекрушения, судно в полном порядке и ни один человек не пострадал. Входят Калибан, Стефано и Тринкуло, их также прощают, поскольку они уже достаточно наказаны.
Все поднимаются на корабль, и Ариэль придает ему такую скорость, что флагман успевает нагнать эскадру. После этого дух получает свободу.
Наступает счастливый конец. Никто не пострадал физически — даже отъявленный злодей Антонио. Похоже, Шекспир в последней пьесе, написанной целиком им самим, просто не мог оставить подмостки, не сделав счастливыми всех до единого.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |