Вступление на престол Якова I

Яков стал английским монархом в марте 1603 года и сразу освободил из заточения Невилла и Саутгемптона, возвратив им положение в обществе и выплаченный штраф. Сэр Генри полагал, что это всего лишь предвестие дальнейших милостей и, возможно, его ждет самый высокий государственный пост. Так считали многие: венецианский посол сообщил своему правительству, что новый король «готовит великие награды графу Саутгемптону и сэру Генри Невиллу»¹. Но, к сожалению, этого не произошло. В течение следующего десятилетия Невилл действительно играл заметную роль в политике, но высокого поста в правительстве так и не дождался. По какой-то причине у короля возникло серьезное недоверие к Невиллу — возможно, он думал, что восставший против одного монарха способен восстать и против другого. Яков I едва не погиб, когда в августе 1600 года созрел заговор Гоури (впрочем, этот заговор — дело темное; интрига его, возможно, придумана самим королем), и он вряд ли питал расположение к таким людям, как Невилл, которого считал отъявленным заговорщиком. Кроме того, в определенных кругах поговаривали (возможно, беспочвенно), что Невилл — сторонник пуритан и придерживается крайних протестантских взглядов². Эти разговоры, конечно же, доходили до короля, и они могли заронить в нем такие же сомнения в трезвомыслии Невилла, какие ранее испытывал Сесил³. Самое любопытное — в том, что Яков I сам придерживался крайних протестантских взглядов и позиция Невилла должна была вызывать у него симпатию, но ему вовсе не хотелось выглядеть воинствующим защитником пуританства.

Вероятно, самый поразительный случай королевского недоверия Невиллу (и его сподвижникам) имел место в конце июня 1604 года. До короля дошел слух, что готовится заговор против его шотландских друзей, а возможно, и против него самого. Яков велел выставить охрану вокруг своей резиденции, а наследнику принцу Генри запретил выходить из дому. Затем король велел арестовать и допросить Невилла, Саутгемптона, сэра Мориса Беркли, сэра Уильяма Ли и Генри, лорда Дэнверса (позднее графа Дэнби)⁴. Каковы были обвинения против арестованных и кто их выдвинул, так и осталось неизвестным, но, по общему мнению, за этим стояли английские католики, боявшиеся усиления влияния протестантов⁵. Все пятеро — немало перепуганные — на следующий день были отпущены, но Невилл, должно быть, понял, как легко пошатнуть доверие короля и как слабы его собственные надежды на близкое возвышение.

По освобождении из Тауэра Невилл поспешил в Биллингбер, где не был фактически четыре года, и жил там какое-то время почти безвыездно. Как пишет Данкен, он понял, что высокое назначение ему не светит, «удалился в свое поместье и зимой 1603/04 года начал хандрить»⁶. Отсутствие Невилла при дворе было сразу же замечено столичными друзьями, и в частности сэром Ральфом Уинвудом, сменившим его на посту посланника во Франции⁷. В ту зиму Невилл, похоже, часто переезжал из одного поместья в другое. В феврале 1604 года он был вынужден на какое то время вообще покинуть Биллингбер. Причину он объяснил в письме своему другу Уинвуду.

«Вскорости после письма, посланного тебе из моего дома в Шеллингфорде, я переехал в другое поместье, где через несколько дней один из моих слуг заболел чумой и умер; заболели еще двое, но они поправились.

Эта беда вынудила меня покинуть и этот дом и жить от семьи отдельно; мне нельзя нигде появляться, тем более при дворе. Поэтому я получил твое второе письмо только к Рождеству, что и задержало мой ответ, в чем приношу свои извинения.

Теперь вот, получив третье письмо с твоим слугой Мором, хочу заверить тебя, как я благодарен, что пребываю в твоей доброй памяти, и хочу выразить это не только словами, но и делами, если в твое отсутствие могу быть чем-то тебе полезен. Знаю, у тебя тут много друзей, в чьем расположении ты уверен, но никто не готов доказать свою любовь с таким рвением, как я, и если, с твоего согласия, мне можно верить, то прошу тебя: располагай ею без колебаний»⁸.

Далее сэр Генри прямо говорит, что доволен жизнью в деревне и будет писать, хотя вокруг свирепствует страшная болезнь.

«Я чувствую себя не в своей сфере, когда занят государственными делами. И посему оставляю их тем, кому это по душе. Я думаю о земледелии в моих поместьях, и мне вспоминается то Блаженство, которое так высоко ценил Гораций. Но я не отказываюсь совсем от иных помыслов и всегда рад твоим письмам, из которых узнаю, как и чем живет мир. И я полностью согласен с тобой: тот глупец, кто не понимает, как необходим твой голос там (во Франции) для нашего Королевства.

Не буду в этот раз долее занимать тебя, в заключение желаю счастья и удовлетворения своей работой, всегда с тобой...»

«Блаженство, которое так высоко ценил Гораций» — жизнь в деревне и писательский труд. Яснее ясного: жизнь и творчество Невилла чудесным образом следуют стезе Горация. Невилл наверняка сознавал это. Вот что мы читаем в энциклопедии «Британника» 1974 года:

«Слава Горация зиждется прежде всего на привлекательности его личности, как она является нам из его произведений. Поэзия его полна автобиографических аллюзий: главная тема в ней — он сам: его характер, его развитие, способ жизни; он перегнал в этом всех великих поэтов античности. Если еще прибавить, что Гораций жил в самый документированный период римской истории, то создается впечатление, что его жизнь хорошо известна. Но его автобиографические "откровения" — не реальность, а плод писательского воображения, художественный прием для создания теплой человеческой атмосферы. Его рассказ о себе — органическая часть произведения, которое он творит, даже его убеждения невозможно точно определить, поскольку их явная декларативность часто не более чем средство создать настроение или пояснить тему. Гораций долгое время утверждал, что сатира в его произведениях служит во благо обществу. Но, в конце концов, пришел к выводу, что истинный поэт должен быть, главное, добрым человеком и приносить людям пользу как просветитель и воспитатель нравов».

Поразительно, до чего точно все это можно отнести к Невиллу. Создается впечатление, что он сознательно следовал за Горацием. Он, как и Гораций, видел себя «просветителем и воспитателем нравов», а пьесы свои полагал орудием достижения таких целей. Пьесы — как развлекательное зрелище — напрямую обращались к людям с гуманистическими посланиями. Самая важная мысль этих посланий заключается в том, что Бог дал человеку, мыслящему существу, способность ответственно и тщательно взвешивать свои мысли и действия. Если это и есть идеал пуритан, то он выражен в самой что ни есть непуританской манере и, главное, таким образом, что легко доходит до сознания не привыкших к размышлениям масс.

Примечания

1. Duncan O.L. The political career of Sir Henry Neville: an Elizabethan gentleman at the Court of James I, unpublished doctoral dissertation. Ohio State University, U.S.A., 1974. P. 189.

2. Ibid. P. 170. В какой-то мере Невилл заслужил эту репутацию, будучи послом во Франции. Написал эти слова человек, рассердившийся на Невилла за то, что он отказался его принять. Этот анонимный англичанин сообщил, что, по его мнению, Генри Невилл — пуританин и «шотландец до мозга костей». Такая оценка вызвана, по-видимому, тем, что Невилл в то время больше общался с шотландцами, чем с англичанами. Наверное, уже тогда он думал о возведении на престол шотландского короля Якова VI, приверженца протестантской веры и единственного в то время наследника королевы Елизаветы.

3. Мать Якова I Мария Стюарт, королева Шотландии, «завещала» сыну английский трон после смерти Елизаветы, если он не отступится от католической веры. В противном случае трон, как считала она, должен был унаследовать король Испании. Как свидетельствует первый том Winwood's Memoires, ситуация настоятельно требовала, чтобы Яков I выглядел в глазах испанцев хотя бы скрытым католиком, а в глазах англичан — истовым протестантом. Надо думать, Якову I было нелегко играть эту двойную роль, и Невилл, конечно же, старался помогать ему деликатным обхождением с шотландской католической фракцией во Франции.

4. См.: Duncan O.L. Op. cit. P. 191. Эта история подробно описана Экриггом (см.: Akrigg G.P.V. Shakespeare and the Earl of Southampton. London, 1968. Pp. 140—141). Оксфордианцы подчеркивают, что это случилось вскоре после смерти Оксфорда. Но между двумя событиями нет никакой связи; определенный интерес Оксфорда к общению с Саутгемптоном вряд ли стоит брать в расчет — повторяем: нет никаких данных, свидетельствующих о том, что они когда-то общались. Лорд Дэнверс дружил с Эссексом и Саутгемптоном, но это было давно, еще в Ирландии, во время подавления ирландского восстания. Беркли и Невилл состояли в родстве — Невилл был женат на сестре его жены.

5. См.: Duncan O.L. Op. cit. P. 142.

6. Ibid. P. 189.

7. Ibid. P. 190.

8. Winwood's Memorials. Vol. 2. P. 17.