Глава 78. Горчайшее стечение событий¹

Двадцать четвертого июля 1605 года Шекспир вложил четыреста сорок фунтов в десятины или, как указано в официальном документе, «половину всех десятин зерна, выращенного в городах, деревнях и полях Старого Стратфорда, Бишоптона и Уэлкомба», а также «половину всех десятин от продажи шерсти и овец и от всех мелких и частных десятин». Десятиной первоначально называлась десятая часть урожая, которую фермер или арендатор выплачивал церкви. Эта архаическая форма подати перешла в годы Реформации к стратфордским властям. Шекспир арендовал десятины у городских властей на тридцать один год. Сейчас подобное предприятие кажется очень трудным делом, но в те времена это был удобный и привычный способ получения надежного дохода. Шекспир выложил круглую сумму, он даже не сумел собрать ее сразу. Прошел год, а он все еще оставался должен около двадцати фунтов своему поставщику Ральфу Хьюбоду. Он ожидал, что вложения принесут около шестидесяти фунтов годового дохода, а это само по себе было неплохо. Были еще и дополнительные расходы. Он получал урожай со своих десятин, но за эту привилегию ему приходилось ежегодно выплачивать Корпорации Стратфорда по семнадцать фунтов. Тем не менее ему еще оставалась приличная сумма.

То, что аренду он оформил на 31 год, свидетельствует, что он собирался обеспечить семью после своей кончины. Речь шла об общественном положении, равно как и о финансовом. Как владелец десятин, он считался «мирским пастором» и имел право на погребение в алтаре стратфордской церкви; этим правом впоследствии и воспользовались. Кажется, Шекспира всегда волновал его социальный статус в родном городе. В те годы он сдал внаем восточную часть дома на Хенли-стрит пивовару по фамилии Хиккокс.

Сделку о десятинах засвидетельствовали два друга Шекспира, впоследствии упомянутые в его завещании, — Энтони Нэш из Уэлкомб а и юрист Фрэнсис Коллинз. То, что мы мало знаем об этих джентльменах, верных и умелых помощниках Шекспира в его коммерческих делах, означает, насколько была закрыта от постороннего глаза жизнь Шекспира в Стратфорде. Они были частью мира, совершенно отличного от мира актеров и зрителей, но он чувствовал себя в их обществе как дома.

Он сделался состоятельным человеком, и это не осталось незамеченным: в вышедшей в том же году вымышленной биографии известного разбойника Гамалиэла Рэтси упоминалось об актерах, которые «сделались так богаты, что вознамерились стать рыцарями или, по крайней мере, влиятельными людьми и сидеть на почетных местах». Явный намек на Шекспира содержится также в других строках: «Они учатся быть бережливыми... их рука и карман не знакомы друг с другом... а когда чувствуют, что кошелек у них туго набит, а сами они устали от сцены, то покупают какое-нибудь имение или земельный участок в деревне и благодаря этому добиваются высокого положения и почета». Анонимный автор продолжает: «Я от верных людей слышал, что некоторые из тех, кто приехал в Лондон без гроша в кармане, со временем достигли исключительного богатства». Это явный выпад против Шекспира. Похоже, эту книжку сочинил человек, прекрасно осведомленный о делах драматурга; любопытно, что он нашел нужным упомянуть не только об успехе Шекспира, но и о его бережливости.

О богатом актере сказано, что он «устал от сцены». Вероятно, Шекспир действительно ушел из театра в 1603 или 1604 году. Как мы видели, долгосрочная аренда десятин приносила ему существенный годовой доход, куда больший, чем работа в театре. В таком случае представляется и вовсе сомнительным, чтобы он разъезжал по стране со «Слугами короля» весной и летом 1605 года. Труппа в очередной раз вынуждена была отправиться на гастроли, поскольку из-за новой вспышки чумы с середины октября до середины декабря закрылись театры. Среди пьес, которые они собирались играть, были «Отелло» и «Мера за меру» наряду с «Вольпоне» Бена Джонсона. Похоже, что они добрались до самого Барнстейпла, по дороге заехав в Оксфорд и Саффрон-Уолден; по-видимому, они оставались в провинции до открытия «Глобуса» 15 декабря. Через одиннадцать дней после этого события они выступали перед королем.

Времена были неспокойные; поговаривали, будто король пребывает в постоянной тревоге и смятении. В начале ноября был раскрыт заговор, названный в народе «пороховым». Его участники собирались осуществить беспримерно дерзкий замысел — взорвать короля и парламент. Конечно, в обществе усилилась подозрительность, и начались новые гонения на католиков, особенно жестокие — в Стратфорде и Уорикшире. Уроженцем Уорикшира был и Роберт Кейтсби, главный из заговорщиков. Они собирались в этом графстве, а один из них даже арендовал Клоптон-Хаус рядом со Стратфордом, чтобы быть ближе к товарищам. Пятого ноября заговор был раскрыт, и в тот же день бейлиф Стратфорда конфисковал мешок, набитый «церковным облачением, крестами, распятиями, чашами и другими атрибутами мессы». Мешок должны были доставить в Стратфорд «некоему Джорджу Баджеру». Этот человек торговал шерстяными тканями и жил рядом с Шекспирами на Хенли-стрит. Баджера Шекспир хорошо знал, и родные драматурга быстро сообщили ему о несчастье с соседом.

Парламент выпустил новый закон против католиков. Сам король, вторя венецианскому послу, провозгласил: «Мне придется запятнать руки их кровью, хоть и с сожалением и против воли...». Для семьи Шекспира в Стратфорде настали тревожные дни. На следующий год весной Сюзанну Шекспир вызвали в суд за отказ от Святого причастия на Пасху. Она значилась в списке известных католиков города вместе с Гамнетом Садлером, старым другом Шекспира и крестным отцом его сына. Должно быть, кто-то из близких объяснил Сюзанне, сколь опасно ее положение, потому что позднее возле ее имени появилась запись «дело прекращено»: видимо, она сделала вид, будто подчинилась, приняв причастие. А три года спустя брата драматурга Ричарда Шекспира привлекли к суду за какой-то точно не установленный проступок; его оштрафовали на 12 пенсов в пользу бедных; из этого следует, что его, вероятно, обвинили в «нарушении Субботы».

Ответом Шекспира на грозные события 1605 года была пьеса явно консервативного и традиционного содержания. Тема «Макбета» — ужасные последствия кровавого убийства Богом данного государя. В пьесе мы находим более или менее явные упоминания суда над заговорщиками, состоявшегося весной 1606 года. Персонажи «увиливают от ответа»: такое юридическое понятие возникло во время процесса над иезуитом Генри Гарнетом, которого приговорили к виселице. Когда леди Макдуф, ведя речь о предательстве, произносила: «Каждый, кто делает это, — изменник и должен быть повешен»², зрители «Глобуса», наверное, аплодировали и издавали восторженные возгласы. В «Макбете» есть намеки и на династию Стюартов: там говорится о королях, которые будут править Англией, а заодно и Шотландией. Пьеса насквозь пропитана колдовством, а это любимая тема короля Якова; несомненно, в этом виден прямой расчет, автору хотелось привлечь внимание нового монарха. Ведьмы в «Макбете», по сути, плетут заговор против законного короля, когда намекают Макбету на его силу и величие. Следует заметить, что пьеса создавалась спустя пятнадцать лет после судебного процесса над шотландскими ведьмами, якобы строившими козни самому королю Якову. Параллель очевидна. А за год до постановки «Макбета» три пророчицы встретили короля Якова у ворот Оксфорд-колледжа и приветствовали как потомка Банко. Становится понятно, почему Шекспир, противореча источнику, решает не изображать Банко союзником Макбета в его борьбе против Дункана.

Надо сказать, Шекспир, создавая «Макбета», не оглядывался на каждом шагу на короля. «Макбет» должен был понравиться всем. На сцене появляются призраки, льется кровь, совершаются магические обряды. Королевская власть и страшные тайны — разве для публики начала семнадцатого века было что-нибудь привлекательнее? Одна только сцена пира, где Макбету является дух Банко, производила сильнейшее впечатление на зрителей того времени. В пьесе возникает ощущение рока и сверхъестественного, какое скорее свойственно кельтам. Между прочим, актеры всегда отказывались произносить название трагедии и по сей день продолжают именовать ее «шотландской пьесой». Шекспиром, углубившимся в шотландские источники, словно полностью завладели незнакомые прежде фантазии: этим он был обязан своей предельной восприимчивости и способности неосознанно вживаться в иные образы.

«Макбет» — одна из самых коротких пьес, написанных Шекспиром, короче ее только «Комедия ошибок». Она идет на сцене около двух часов. В ней почти нет ругательств и божбы: парламентский акт от марта 1603 года, запрещающий «оскорбления со сцены», изгнал из публичных театров грубые слова и богохульство. Кое-кто высказывал предположение, что пьеса написана сжато потому, что королю не удавалось надолго сосредоточиться, но это, пожалуй, не слишком правдоподобная версия. Пьесу мог урезать распорядитель королевских увеселений. Более вероятно, что она продолжается ровно столько времени, сколько должна продолжаться. При такой напряженности действия и таком количестве роковых поступков требуется особая стремительность. Сейчас, когда мы оцениваем фигуры Макбета и леди Макбет, мы чувствуем в них некоторую двойственность: по-видимому, драматург, начиная работу над пьесой, не был уверен, кого из этих двоих он сделает убийцей короля. Стих такой четкий и краткий, что кажется звукоподражанием, его шаг неумолим, а образы словно проносятся перед глазами зрителя в стремительном потоке действия. Слово «время» сорок четыре раза встречается в тексте пьесы. В нем вы не найдете каламбуров, а «комическая» сцена всего одна: в ней Привратник отвечает на стук в ворота; тем не менее это не так уж и смешно, ведь прообраз этого Привратника — страж ада, и намеки на недавний заговор в его монологе пронизаны леденящим душу черным юмором.

Макбет

Привратник в пьесе, безусловно, — адский страж из средневековых мистерий. Много раз исследователи отмечали, что сцена пира в «Макбете» очень близка той части цикла мистерий, которая носит название «Смерть Ирода». Тема смерти и рока, характерная для античных пьес, сохраняется в шекспировской драматургии как одна из разновидностей страха перед тьмой и сверхъестественным. Шекспира гораздо более занимают древние земные силы, нежели небесные знамения. «Макбет» — поэма мрака. Хотя, обсуждая саму фигуру Макбета, идеи темноты можно вовсе не касаться. Этот полный жизни персонаж — самый энергичный во всей пьесе, он носитель природной силы, стоящий выше привычных понятий о добре и зле. Он соприкасается с возвышенным. Кажется, что он, как и многие другие трагические герои Шекспира, неотвратимо движется навстречу судьбе.

Пьеса значится в репертуаре детской труппы собора Святого Павла в начале июня 1606 года; до этого ее, вероятно, играли в «Глобусе». Таким образом, «Макбет» шел на сцене весь сезон, начиная с Пасхи 21 апреля и кончая серединой июля, когда театры вновь закрылись из-за чумы. Но «Слуги короля» еще некоторое время провели поблизости от Лондона, дабы развлекать датского короля Кристиана, родственника Якова I. Датский король пребывал в Англии с 15 июля до и августа, и Хемингсу заплатили «за три пьесы, сыгранные перед Его Королевским Величеством и королем Дании в Гринвиче и Хэмптон-Корте». Вероятнее всего, одной из этих пьес был «Макбет», его играли для королевских особ в начале августа.

Нельзя с уверенностью утверждать, что король Кристиан присутствовал на представлении великой драмы. Датский король сильно пил, и с одной из вечеринок его вынесли в невменяемом состоянии. По словам сэра Джона Харрингтона, создалось такое впечатление, будто каждый следовал его примеру и английская знать «погрязла в животных удовольствиях», а высокородные дамы «скатились до пьянства». Затем он добавляет: «Я никогда не видел, чтобы люди до такой степени теряли добропорядочность, благоразумие и трезвость. Ужас Порохового заговора совершенно выветрился из всех голов...». Мужчины лежали пластом, женщин тошнило, все это явно указывало на то, что со времен Елизаветы многое переменилось. Общество стало иным, и нельзя сказать чтобы более пристойным.

После королевских спектаклей «Слуги короля» отправились на гастроли и начали с Кента, затем выступали в Дувре, Мэйдстоуне и Фавершеме. Также они побывали в Саффрон-Уолдене, Лестере, Оксфорде и Мальборо. Заманчиво было бы предположить, что Шекспир находился вместе с актерами в начале октября в Дувре, потому что этот город занимает большое место в его следующей пьесе. Но делать такие выводы опасно. Маловероятно, что он ездил с труппой, зато есть все основания полагать, что он был занят чем-то другим.

Вспомним, что в тот год он закончил «Короля Лира».

Примечания

1. «Троил и Крессида», акт IV, сцена 1.

2. Акт IV, сцена 2. Пер. М. Лозинского.