Лондон

В Лондон вели две дороги. Переехав клоптонский мост, можно было свернуть направо, в сторону Оксфорда, а можно было ехать все время прямо — через Банбери и Грендон (здесь, говорят, он нашел прототип своего судебного пристава Кизила^*). Обе дороги сольются неподалеку от Вестминстера — квартала правительственных учреждений и городских домов знати. Если наш приезжий направит свой путь в Сити, то он пройдет между старым Вестминстерским дворцом и Аббатством, минует двое ворот, соединявших Уайтхоллский дворец, главную королевскую резиденцию, с пристройкой на другой стороне улицы. Черинг-Кросс — здесь, держась направления на восток, путник свернет на Стрэнд и слева, на почти голой пустоши, оставит Ковент-Гарден, а справа ряд внушительных особняков, протянувшихся вдоль берега реки: Йорк-хаус, Дарем-хаус, Сомерсет-хаус, Лестер-хаус, — и он наверняка вспомнит Кенилворт. Вот Судебные Инны^**, где правоведы совершенствовались в своей профессии, а джентри учились управлять своими имениями; вот и Ладгейт — здесь путник входит в Сити.

Вестминстерский округ поражал великолепием и обширностью, однако нечто в этом роде путешественник уже видел — в Оксфорде. Что касается Сити, то ничего подобного он не видел: это был город с населением 150 000 человек, в основном обитавшим в городских стенах, хотя к северу стремительно разрастались пригороды. Кирпичные и деревянные островерхие дома купцов и лавочников путнику не в диковину, но поражают масштабы Сити: здесь поместится добрая сотня Стратфордов — во всяком случае, столько народу здесь обитает. Главная улица вела на Ладгейт-Хилл, где высился разваливающийся от старости средневековый собор святого Павла; несколько лет назад упал его шпиль; недавно здесь похоронили сэра Филипа Сидни. Пройдя Чипсайд и Корнхилл, попадаешь на улицу Милосердия, она пересекает Сити с юга на север; здесь большие постоялые дворы, вроде «Бычьей головы», в них время от времени еще играют пьесы. Если путник свернет на север, то скоро дойдет до Бишопсгейт, откуда рукой подать до «Куртины» и «Театра» в пригороде; а если свернет к югу, то упрется в реку и Лондонский мост. Это был единственный мост через Темзу; он многоарочный, на нем, как вдоль улицы, выстроены дома. Ниже по течению — Тауэр и лондонский порт (под мостом проходили только небольшие суда). На южном конце моста укреплены шесты с головами казненных изменников: совсем недавно был раскрыт католический заговор.

Лондон переживал один из самых драматических моментов своей истории. Заговорщики ставили целью убить Елизавету, освободить шотландскую королеву Марию и с помощью Испании посадить ее на английский трон. Елизавета без особой охоты признала, что живая кузина представляет опасность, и в феврале Марию казнили. Война могла разразиться в любую минуту, поскольку дерзкий набег Дрейка на Кадис не обескуражил Филипа II Испанского: король снаряжал Армаду для высадки в Англии в будущем году (а то еще и в этом). Лондон деятельно готовился отразить вторжение^***.

Как выяснится, 1587 год станет заметнейшей вехой и в истории театра. Если Шекспир продолжит путь и по мосту перейдет в Саутуорк, то за церковью Марии Заречной он попадет в Бэнксайд — квартал притонов и тюрем, а там глаза (и нюх) подведут его к загону для травли медведей, в двух шагах от которого завершалось строительство такого же круглого здания — театра «Роза». Затеял это дело предприимчивый и не очень разборчивый в средствах ростовщик Филип Хенсло, учуявший прибыльную будущность театра. Основания для этого были. Уже имелось достаточное число хороших актерских трупп, стремительно росло их мастерство, и недавно сама королева взяла под свое покровительство труппу из двенадцати наиболее знаменитых актеров. Но важнее всего то, что на арену выступили университетские молодые люди, которые писали пьесы — настоящие пьесы, а не какие-то грубые фарсы. Изрядное число веселых изящных комедий написал для детской труппы в Блэкфраейрс Джон Лили из Оксфорда. Частный театрик этой труппы недавно, к большой радости «Розы», закрыли, но Лили был в милости у королевы и продолжал писать для юных хористов св. Павла, игравших и в своей певчей школе вблизи собора, и при дворе. Еще один оксфордец, рангом пониже, — Джордж Пиль; блестящий и недальновидный Роберт Грин — этот из Кембриджа. Не исключено, что Хенсло свел знакомство с оксфордским однокашником Пиля Томасом Лоджем и с младшим другом Грина Кристофером Марло, как раз привезшим из Кембриджа рукопись пьесы. Через несколько месяцев «Роза» откроется, и тогда-то, возможно, Шекспир увидит в роли Тамерлана ведущего актера труппы лорда-адмирала Эдварда Аллена^****. Если это так, то он переживет откровение и сделает окончательный выбор в своей жизни. Ибо тот день, когда Аллен декламировал строки Марло, был поистине поворотным: родилась новая английская драма.

Какие бы причины ни привели Шекспира в Лондон, в столице он осознал, что истинное его призвание — писать для театра и поэзия, к которой его влекло, может стать его профессией. Но пьесы еще предстояло написать, а пока встал вопрос о куске хлеба. Самое правильное было вступить в актерскую труппу, где можно изнутри освоить ремесло драматурга и наладить потом сбыт своей продукции.

В труппе обычно было человек восемь, каждый вносил свою долю в общее имущество (стоимость пьес и костюмов), доходы делились соответственно сумме взноса, отчего актеры назывались «пайщиками» и даже более цветисто — «предпринимателями»^*****. Имелось два-три подростка, которых готовили на женские роли (актрисы выйдут на театральные подмостки только в будущем столетии), имелось также несколько нанятых новичков либо безденежных бывалых актеров^******. Актером на жалованье и начал Шекспир — по-видимому, в труппе королевы, для которой уже писал Роберт Грин.

Как и следует ожидать, в течение нескольких лет мы ничего не услышим о малоизвестном актере и набирающем силы драматурге; надо думать, он перекраивал и переписывал заново старые пьесы для своей труппы и пробовал себя в оригинальных замыслах, когда был свободен от игры, репетиций и выучивания множества ролей, поскольку каждый день шли разные пьесы и каждые две недели в репертуар включалась новая. Весной играли в каком-нибудь публичном театре (как правило, в «Театре»), летом гастролировали в провинции (в 1589 году, например, добрались до Карлайла), на осенний сезон возвращались в Лондон и зимовали на каком-нибудь постоялом дворе на улице Милосердия, репетируя пьесы для дворцовых представлений.

Работа в такой труппе (а королевские актеры были в ту пору всеобщими любимцами) могла очень многому научить. Постоянные разъезды, встречи с поэтами, поставлявшими пьесы, общение с вельможами и кавалерами из Судебных Иннов — завсегдатаями театра, порой приглашавшими их дать представление в своих трапезных. На рождество они играли перед самой королевой. При Елизавете королевские увеселения открывались 26 декабря и достигали своего апогея в двенадцатую ночь, то есть 6 января; за двенадцать рождественских дней игралось 4—5 пьес, и перед великим постом давались еще 2—3 новые. В 1587—1592 годах королевская труппа играла при дворе четырнадцать раз — другим актерским товариществам такое и не снилось. Даже если в Лондон Шекспир приехал полным простаком, ему потребуется немного времени, чтобы освоиться с духовной жизнью столицы и придворными нравами, и выводить позднее это общество в пьесах ему не составит труда.

Между тем наступила новая эпоха. Непобедимая Армада была разгромлена, владычество Испании в Новом Свете поколебалось. Лестер умер, и его место подле стареющей королевы занял его пасынок, молодой красавец граф Эссекс, затмивший прежнего фаворита, сэра Уолтера Рэли. Словно радуясь наступившим переменам, литература переживает невиданный расцвет. Выходят в свет «Аркадия» и сонеты Сидни и первые три песни «Королевы фей» Спенсера, в театре насаждают новую драматургию Марло и другие «университетские умы» (в их числе теперь и Том Нэш). С «Тамерланом», «Фаустом» и «Мальтийским евреем» будет успешно соперничать в популярности «Испанская трагедия» Томаса Кида, кишащая призраками драма кровавой мести^*******.

Комментарии

*. так в переводе Т. Щепкиной-Куперник. Имя этого персонажа переводили также — Клюква.

**. всего Судебных Иннов, или Судебных Корпораций, в Лондоне четыре: Внутренний Темпл, Средний Темпл, Грейз-Инн и Линколнз-Инн. Это «Судебное подворье» составляло как бы третий (после Оксфорда и Кембриджа) университет.

***. Драматическая обреченность мирных устремлений (Елизавета) перед лицом фанатического экспансионизма (Филип) с особой остротой осознавалась в 1930-е гг., отмеченные наступлением фашизма. Среди наиболее интересных в те годы обращений к шекспировской эпохе — пьеса Ф. Брукнера «Елизавета Английская» (1930).

****. Эдвард Аллен (1566—1626). — Помимо Тамерлана, играл главные роли в трагедиях К. Марло (1564—1593) «История доктора Фауста» (1588), «Мальтийский еврей» (1589). Некоторые ученые (Дж. Довер Уилсон, Дж. Б. Харрисон) полагают, что в наставлениях Гамлета актерам Шекспир высмеял манеру игры Аллена. М.М. Морозов, напротив, считает, что выпад принца направлен против Ричарда Бербеджа: «Мы исходим из предположения, что Шекспир в «Гамлете» описал ту актерскую труппу, к которой сам принадлежал» (Морозов М.М. Избранное, 1979, с. 46).

*****. В этом названии — дань времени с его рискованными предприятиями. Именно в конце века лондонская «Компания купцов-предпринимателей», первоначально занимавшаяся вывозом сукон в Северную Европу, стремительно расширяет номенклатуру и географию своих операций.

******. Роли старух и пожилых женщин играли актеры-комики. Впервые профессиональная актриса вышла на английскую сцену в 1660 г.: Маргарет Хьюз (ум. 1719) исполнила роль Дездемоны.

*******. «Испанская трагедия» (ок. 1589) Т. Кида (1558—1594) послужила образцом «драмы мести» для многих елизаветинских драматургов (Д. Марстон, Дж. Чапмен, Д. Уэбстер, Ф. Мессинджер), в том числе и для Шекспира («Тит Андроник», «Ричард III», «Юлий Цезарь», «Гамлет»). Кида считают автором несохранившегося дошекспировского «Гамлета» (так называемый «Прагамлет»).