Живые люди и художественные образы

«Что может быть больше природой, чем люди Шекспира», — восхищался молодой Гёте¹. Романтик Гюго и реалист Бальзак видели в шекспировских характерах образцовые художественные создания. Известно, как ценил Пушкин шекспировскую многосторонность в изображении характеров. Писатели более позднего времени тоже признавали Шекспира первым творцом искусства изображения человеческой личности во всей ее сложности. Словом, писатели и критики XIX века согласились, что персонажи Шекспира следует рассматривать как живых людей. Соответственно разбор пьес Шекспира стал по преимуществу психологическим анализом поведения его героев. Критика такого рода обнаружила действительно поразительную глубину постижения Шекспиром человеческой природы. Все или почти все значительные душевные движения получили выражение в пьесах Шекспира — любовь, дружеские чувства, ненависть, зависть, злоба, смелость, благородство, властолюбие, доброта, ревность, — долго пришлось бы перечислять весь мир чувств, склонностей и страстей, отраженный в пьесах Шекспира. Именно это высоко подняло авторитет Шекспира как художника-сердцеведа, ибо даже в пьесах, фабула которых содержит явно фантастические элементы, поведение персонажей соответствует законам психологии. Точность наблюдений над природой чувств и особенностями поведения людей не раз была использована психологами, с одной стороны, подкреплявшими Шекспира данными науки, а с другой — освещавшими неясные мотивы человеческого поведения ссылками на Шекспира, тонко выявлявшего мотивы, движущие людьми.

Правда, иногда поведение персонажей Шекспира ставило в тупик и критиков и психологов. Самый яркий пример этого — Гамлет. Написаны тысячи томов, предлагающих объяснение переживаний и поведения героя, который тем не менее остается загадочным. Одним критикам Гамлет показался человеком, лишенным воли, другим — достаточно решительным, чтобы осуществить задачу мести. Споры о слабом и сильном Гамлете продолжаются поныне, а театры дают разные толкования образа принца датского, и каждый великий актер создает свой облик героя, опираясь на текст Шекспира.

Характер короля Лира более ясен, но критику издавна смущал вопрос: как мог Лир вообще задумать раздел королевства, когда силы ему еще не изменили, и, главное, как мог он совершить раздел так нелепо? Очень выразительно сформулировал сомнительный характер завязки трагедии Л. Толстой. И не он первый заметил это. Но в течение долгого времени критика придерживалась правила: если что-нибудь у Шекспира кажется неясным или непонятным, не торопиться считать это промахом, — за этим должен скрываться какой-то умысел художника, который мы обязаны обнаружить, как это ни трудно бывает подчас. Критиков иногда и ценили в той мере, в какой они оказывались способны объяснить темные места такого рода, встречающиеся в пьесах Шекспира. Пожалуй, ни один из них не был столь изобретателен в этом отношении, как Г. Гервинус, который в своем обширном труде о Шекспире нашел объяснение и оправдание всему, что в свете жизненного опыта или данных психологии подчас казалось неясным, неточным или неверным.

Это имело значение не только для понимания Шекспира в чтении, но еще больше для воплощения его героев на сцене. Актеры и режиссеры, подходя к персонажам Шекспира с позиции психологического правдоподобия, нуждались в объяснении поведения персонажей Шекспира. Самый интересный опыт такого рода — режиссерский план «Отелло» К.С. Станиславского, где дана характеристика всех главных персонажей великой трагедии, причем художник сцены создал интересные психологические этюды, включающие описание того, какими были герои до начала трагического конфликта и что обусловило возникновение его.

Мнение о безоговорочной правдивости Шекспира и абсолютной психологической точности созданных им характеров было в XX веке подвергнуто решительному пересмотру. Скажем больше: новейшая критика разрушила старое представление о шекспировском мастерстве. Надо, однако, сразу же оговорить: писатели и критики XVIII—XIX веков не ошибались, считая Шекспира мастером создания живых характеров в драме. Эта великая истина остается незыблемой. Однако понимание Шекспира складывалось в период искусства иного типа, чем то, которое создавал Шекспир. Восхищаясь Шекспиром, просветительские реалисты и сентименталисты XVIII века, романтики и реалисты XIX века находили или приписывали Шекспиру художественные особенности, особенно близкие им самим. Поэтому наряду со многим верным они подчас высказывали о Шекспире неточные суждения, выражавшие не столько то, что в действительности есть в пьесах Шекспира, сколько то, что в них хотели увидеть его почитатели, принадлежавшие к разным художественным направлениям.

Жизненная правдивость образов Шекспира несомненна. Но она достигнута художественными средствами иными, чем те, какими пользуется драма нового времени. Пересмотрев некоторые ложные представления об искусстве Шекспира, критика XX века тем самым помогла приблизиться к пониманию выразительных средств, которыми пользовался драматург, создавая характеры героев в драме.

Примечания

1. Гёте. Собрание сочинений, т. X, стр. 384.