Всеобъемлющая шутливость

Итак, персонажи комедий еще не те характеры, в которых есть глубина, столь ценимая в произведениях Шекспира. Отчасти это от молодости самого Шекспира, но больше — из-за того, что такова природа жанра. Английский критик Дэвид Сесил, нарушая общепринятый пиетет в отношении Шекспира, смело сказал, что романтические комедии Шекспира подобны опереттам¹. И здесь и там действие не является реальным, а персонажи, участвующие в нем, — типы, в изображении которых не следует искать глубоких психологических открытий. Если исходить не из пошлых, а классических образцов оперетты, то сравнение вполне законно. Комедии Шекспира предназначены развлекать. Видеть в развлекательности нечто принижающее искусство неверно. Такое искусство не касается зла жизни, оно только слегка задевает всякого рода глупости и нелепости, делая их предметом незлобного осмеяния.

Эту сторону шекспировского гения прекрасно поняли немецкие романтики начала XIX века. Один из них, А.В. Шлегель, писал: «Трагедия есть поэзия наивысшей серьезности, комедия же вся целиком шуточна. Но серьезное... состоит в сосредоточении душевных сил на одной определенной цели и в связи с этим — в ограничении их деятельности. Противоположный принцип, следовательно, заключается в кажущейся бесцельности, в снятии всех рамок, ограничивающих деятельность душевных сил. И этот вид искусства стоит тем выше, чем шире применяются в дело эти душевные силы и чем правдоподобнее становится видимость бесцельной игры и неограниченного произвола»².

Это целиком применимо к комедиям Шекспира. Нас заражает эмоционально дух раскованности, смелый полет фантазии, непринужденность речей и поведения героев, атмосфера освобождения от тягот жизни. В комедиях Шекспира нет житейского правдоподобия, но Шлегель прав: то, что на первый взгляд может показаться бесцельной игрой, на самом деле заключает некую истину, но не ту, которую можно выразить логическими определениями, ибо педантическая серьезность неуместна там, где речь идет о веселье и всеобъемлющей шутливости. «Произведение в целом есть одна грандиозная шутка, в свою очередь, содержащая в себе целый мир отдельных шуточных эпизодов»³, — эти слова А.В. Шлегеля могут служить самым точным определением жанра комедии у Шекспира.

Игра, бесцельность, шутка — не являются ли эти слова отрицанием целенаправленности искусства, его жизненного значения? Да, если понимать искусство очень ограниченно, отводя ему только роль исследователя противоречий действительности, познания глубин психологии, обсуждения серьезных проблем, — что само по себе исключительно важно и тем не менее не охватывает ни всего человека, ни всей жизни.

Едва ли надо доказывать, что Шекспир относился серьезно и к жизни, и к своему творчеству. Но у него был необыкновенно широкий взгляд на жизнь, включавший в поле зрения все многообразие действительности. Недаром уже современники заметили у него редкое сочетание способностей создавать не только трагедии, но и комедии. Человек предстает у Шекспира не только погруженным в заботы, но также веселым, любящим предаваться беспечным удовольствиям.

Шекспир не любил угрюмых и мрачных людей. Один из пороков Шайлока — его враждебное отношение к развлечениям, ибо он признает только то, что приносит барыш. Шекспир также не терпел ханжества. Одного такого ханжу он вывел в «Двенадцатой ночи» в образе Мальволио. Весельчак сэр Тоби Белч, напоминающий своим жизнелюбием Фальстафа, бросает Мальволио в лицо: «Думаешь, если ты такой уж святой, так на свете больше не будет ни пирогов, ни хмельного пива?» (II, 3, 124).

Шекспир не философ бражничества, но и не художник, смотрящий на жизнь только в свете пользы или знания. В его комедиях царит дух непринужденного веселья. Две эмоциональные стихии определяют их тональность — добродушная ирония и радость бытия, счастье быть молодым и веселым, а если не очень молодым, как Фальстаф и сэр Тоби, то все же не менее веселым, чем остальные, а подчас даже более их.

Примечания

1. Discussions of Shakespeare's Romantic Comedies, ed. by. H. Weil, Jr. N.Y., 1966, p. 3.

2. А.В. Шлегель. Чтения о драматической литературе и искусстве. Цит. по кн. Литературная теория немецкого романтизма, под ред. Н. Берковского. Л., 1934, стр. 233.

3. Там же.