Сверхъестественные и потусторонние силы

Относятся ли к числу действенных причин трагических событий призраки и ведьмы? Они появляются в разных пьесах Шекспира, и поэтому естественно начать рассмотрение этого вопроса с того, как относились к существованию выходцев из потустороннего мира в ту эпоху. На этот счет никаких сомнений нет. Еще была жива вера в призраков, ведьм, добрых и злых духов. Даже если допустить, что Шекспир был вполне просвещенным человеком и уже не верил в существование таких фантастических существ, его зрители убеждены в их реальности. Шекспир вывел на сцену призраки убитых Ричардом III, тень Юлия Цезаря, привидение отца Гамлета, ведьм, явившихся Макбету и Банко, в полной уверенности, что эти фигуры будут восприняты его публикой как реальные.

Правда, уже среди современников Шекспира находились скептики, отрицавшие подобные предрассудки. Один из них, Реджинальд Скот, опубликовал в 1584 году «Разоблачение колдовства», где он показывал всю неразумность веры в сверхъестественные существа. Шотландский король Джеймз, ставший впоследствии и королем Англии, написал в опровержение этой книги трактат «Демонология» (1597) и приказал сжечь сочинение вольнодумца. Взойдя на английский престол, Джеймз усиленно занялся охотой на ведьм (в буквальном смысле).

Как ни парадоксально, но именно гуманизм содействовал введению в драму эпохи Возрождения призраков и духов. Когда деятели гуманистической культуры стали внедрять в драму образцы античной трагедии, то в первую очередь они обратили внимание на трагедии древнеримского писателя Сенеки. Его влияние вообще было велико в эпоху Возрождения. Первые английские трагедии были созданы в подражание его произведениям. Все трагедии Сенеки были переведены на английский язык. В школах их даже читали по-латыни.

Частым персонажем трагедий Сенеки был призрак какого-нибудь мертвеца, появлявшийся в начале трагедии, требуя возмездия своему убийце. Эта фигура вошла в обиход английской ренессансной трагедии. Такой призрак появляется в начале «Испанской трагедии» предшественника Шекспира — Томаса Кида. Если допустить, что именно Кид создал дошекспировскую трагедию о «Гамлете», то ему же принадлежит и честь введения в историю датского принца фигуры призрака. По свидетельству современника, в ранней трагедии о Гамлете был призрак, жалобно взывавший о мести. Заметим, что ни в датской саге об Амлете, ни в ее французском пересказе у Бельфоре никакого призрака нет. Он появился тогда, когда автор первой трагедии о Гамлете решил написать пьесу с использованием драматургических приемов Сенеки.

Шекспир, как известно, сохранил фигуру призрака. Однако он сделал ее органической частью трагедии, У Сенеки призраки просто появлялись в начале трагедии, чтобы рассказать о событиях, предшествующих действию пьесы. У Шекспира появление призрака подготовлено e тонким психологическим расчетом. Сначала мы видим стражников, в страхе обсуждающих странное появление выходца с того света, потом он безмолвно выходит в ночное время. О сходстве призрака с покойным королем рассказывают принцу, который решает пойти и увидеть его. Лишь в четвертой сцене трагедии происходит встреча Гамлета с призраком его покойного отца, и последний рассказывает о причинах своей гибели, требуя от сына мести убийце.

Отношение Гамлета к призраку двойственно. Его внешний вид и сходство с покойным отцом вызывает у принца скорбное доверие. Речь призрака, обличающего Клавдия, тоже находит у Гамлета отклик, — он и сам подозревал что-то нечистое в ранней смерти отца и смутно чувствовал, кто мог быть виновником ее. Во всем этом Гамлет как бы следует античной вере в призраков, правдивость которых не подвергалась сомнению. Но Гамлет Шекспира — также наследник средневековых христианских поверий, а согласно им дьявол может принимать форму дорогих и приятных людей для тех, кому он является, чтобы совратить их с пути истины.

      Может статься,
Тот дух был дьявол. Дьявол мог принять
Любимый образ. Может быть, лукавый
Расчел, как я устал и удручен,
И пользуется этим мне на гибель.

(II, 2, 627. БП)

Как видим, среди сомнений, терзающих Гамлета, есть и такое. Поэтому для него недостаточно слов призрака. Гамлет устраивает театральное представление, чтоб «заарканить совесть короля» (МЛ). А когда это удалось, Гамлет говорит своему другу: «О Горацио! Тысячу фунтов за каждое слово призрака» (III, 1, 297).

Призрак появится в трагедии еще раз в сцене объяснения Гамлета с матерью. Любопытно то, что только Гамлет будет видеть его, а для королевы он останется невидимым. В связи с этим исследователь сверхъестественного в пьесах Шекспира Кэмберленд Кларк заметил, что у Шекспира есть два рода призраков: объективные, которых видят все, и субъективные, видимые только одному персонажу. Так, хотя призрак окровавленного Банко появляется в пиршественном зале, где собрались все шотландские таны, его видит только один Макбет. Точно так же призрак Юлия Цезаря видит лишь Брут, а находящиеся тут же, в палатке, Люций и Варрон мирно спят, не слыша их диалога. В «Ричарде III» призраки убитых им жертв тревожат сон жестокого короля накануне решающей битвы, суля ему гибель. Заметим, однако, что Ричарда III это не смущает. Он все равно идет в бой и находит свою смерть. Как и многое другое в «Гамлете», призрак там тоже двойственный: вначале — объективный, в сцене с матерью — субъективный.

Сверхъестественные персонажи у Шекспира нередки, но решающего влияния на судьбы героев они не имеют. Особенно показательно это в «Макбете». Три ведьмы, предсказывающие герою его судьбу, выражают лишь то, что созрело в тайниках души шотландского тана, издавна питавшего честолюбивые замыслы. Не только в этой трагедии, но и в других пьесах существа потустороннего мира лишь сопровождают действие, но развивается оно в силу вполне реальных жизненных факторов — в первую очередь стремлений и страстей шекспировских героев.

Напомним также, что в пьесах Шекспира часто встречаются предсказания о будущем, которые осуществляются по ходу действия.

Таким образом, и в отношении к сверхъестественному проявляется переходный характер творчества Шекспира, сохраняющего значительные черты древних поверий и заблуждений, которые уживаются в его пьесах с вполне реальным ходом событий.

Сейчас подошло время задаться вопросом, как согласуется принцип шекспировской трагедии с тем, что говорилось выше об отношении героев к сверхъестественным и космическим силам? Может быть, все же здесь содержится связь трагического у Шекспира с тем или иным видом религиозного сознания?

Мир природы и космические силы сопереживают трагическое вместе с героями. Но в отличие от античной трагедии космические силы не являются источником трагического конфликта. При всеобщей связи вещей не обязательно, чтобы нарушение мирового порядка возникало в высших сферах, как это происходит, например, в греческой трагедии, где люди становятся жертвами соперничества богов. У Шекспира герои могут думать, что они страдают из-за гнева или ради потехи богов, но в действии это никак не подтверждается. Обстоятельства, создающие трагический конфликт, имеют вполне земное происхождение. При этом причина может быть самой малой, но ее достаточно, чтобы вызвать беспорядок в гармоническом строе мира. Этим трагедия эпохи Возрождения отличается от древнегреческой. В трагедиях Шекспира не отрицается существование божественных сил, стоящих над миром. Но боги являются не более чем свидетелями человеческих трагедий. Им, может быть, даже нравится зрелище беспомощности и страданий человека. Глостер жалуется в «Короле Лире»:

Мы для богов — что мухи для мальчишек:
Им наша смерть забава.

(IV, 1, 38. ТЩК)

Пусть здесь речь идет не о едином христианском боге, а о богах, что как бы переносит трагедию во времена языческого многобожия, — самая идея отчужденности божественных сил от человека не могла прийти в голову религиозно мыслившему художнику.

Сверхъестественное, находящееся вне человека, само по себе не является у Шекспира источником трагического. Корни трагизма в человеке и в жизненных условиях. Эти последние Шекспир иногда обозначает как Время, возлагая на него вину за многие бедствия жизни. Но не воля небес, а люди создают трагедии жизни. Началом трагедии являются действия самих людей, которые побуждаемы желаниями и страстями. Забота о своем благе или о благе государства в равной степени может быть источником трагического. Эгоистические стремления личности — вот что в первую очередь нарушает строй жизни. Но иногда случаются ошибки, вызываемые благородными побуждениями.

Властолюбие Клавдия и Макбета, гордость Кориолана, зависть Яго; страсть Антония к Клеопатре — таковы движущие пружины трагического в «Гамлете», «Макбете», «Кориолане», «Отелло», «Антонии и Клеопатре». Но причина трагедии не всегда совпадает с сущностью трагического. В «Макбете», «Кориолане», «Антонии и Клеопатре» те, кто приводит в действие трагический ход обстоятельств, сами и несут бремя душевных страданий. В «Гамлете» и «Отелло» предпосылки трагедии созданы злодеями, но сама трагедия состоит в страдании других персонажей, которые и являются трагическими героями.

Так или иначе, но в трагедиях Шекспира не происходит столкновения сил, стоящих над жизнью. Конфликты в них имеют вполне жизненное содержание, однако фоном для конфликтов служит вся мировая природа, что придает величественные масштабы трагедиям отдельных лиц.