Сказочный лес

«Где же те липы, под которыми прошло мое детство?» — спрашивает у Помяловского мещанин Молотов и отвечает с грустью: «Нет тех лип, да и не было никогда».

Детство Шекспира протекло под липами и вековыми дубами исторического Шервудского леса, раскинувшегося по северу Англии до границы Шотландии на протяжении восемнадцати тысяч гектаров. Давно уже порасчищенный топором культуры, а в те времена еще почти девственный Шервудский лес, прорезанный Трентом, Эвоном и другими быстрыми реками и живописными лесными озерами, поросший ковром обильных цветов и в удивительном изобилии белыми и красными розами, чаровал народное воображение, сделался колыбелью сказок и былин, преданий и песен, уступивших затем место высокохудожественной и совершенной поэзии.

Здесь, в чаще Тирвудского или Шервудского леса, «среди цветущих лилий» жил со своими «веселыми друзьями» и совершал свои подвиги «король Шервудского леса», легендарный разбойник конца XII века, герой народных песен, друг англо-саксонских крестьян и враг нормандских дворян-завоевателей, «грабивший только тех, кто живет за чужой счет, и никогда на обидевший пахаря», — отважный Робин-Гуд.

И, слагая песни про своего любимого героя, народнее творчество не жалело восторженных слов для его королевства — «веселого Шервудского леса».

Этот лес с его преданиями рассказал и Вальтер-Скотту один из его лучший романов «Айвенго», полный таких увлекательных, таких поэтических приключений и подвигов этого прекрасного рыцаря, брата по духу Робин-Гуду, и сделавшегося рядом с ним любимым народным героем. Да и в других романах этот романтический воскреситель истории не раз в блужданиях своей поэтической фантазии углубляется в этот лес и подолгу останавливается на описании его великолепных и сказочных красот.

Но этот лес связан в истории мировой литературы еще и с другим, еще более волнующим воспоминанием, прежде, чем мы узнали, что он был колыбелью Шекспира.

В его чаще в 1170 г. Генрих II основал и построил Ньюстэдское аббатство для августинских монахов-чернецов, а в 1540 г. здание аббатства, один из лучших образчиков древнеанглийской архитектуры, было приобретено и приспособлено для мирской семейной жизни сэром Джоном Байроном, предком титанического властителя дум первой половины прошлого века, вдохновителя и недосягаемого примера для лучших из современных ему поэтов, и в том числе наших Жуковского, Пушкина и Лермонтова, — автора «Чайльд-Гарольда» и «Дон Жуана», тоже борца за свободу, глубоко вырезавшего свое имя на гранитных скрижалях истории мировой поэзии, как на каменном столбе Шильонского замка.

Десятилетним мальчиком поселился лорд Байрон в дедовском замке-аббатстве среди Шервудского леса и провел здесь свои юные бурные годы, прежде чем пуститься в скитания как «гонимый миром странник», его поэт и герой. Здесь, на цветущих и тенистых тропинках, встретился он с Мери Чауорт. Здесь, подобно Робин-Гуду, проводил он бурные ночи в компании веселых друзей и пил вино из своего мрачного кубка — человеческого черепа в серебряной оправе. Здесь похоронил своего верного друга — собаку. Здесь написал он «Часы досуга» и «Английские барды». О нем, об его озерах так часто вспоминают в своих странствованиях и Чайльд-Гарольд и Лара. Здесь и был похоронен в небольшой лесной церкви в Гукналь-Торкарде.

Так, под сенью Шервудского леса покоятся два священнейших для мировой поэзии праха, и что стоит перед этим лесным мавзолеем Вестминстерское аббатство со всем его мрамором!

И вот, среди писем, найденных в архивах Бельвуара, есть одно, из которого мы узнаем об обстоятельстве, способном взволновать не только современных фанатиков евгеники: предок Лорда Байрона, первый владелец Ньюстэдского аббатства, был близким другом первого графа Ретлэнда Томаса Маннерса, прадеда Шекспира.

Такова роль в истории литературы этого сказочного Шервудского леса, послужившего колыбелью творчества Шекспира, особенно близко связанного с ним, так как он не только вырос в нем и провел много лет своей жизни, но и был управляющим лесом, — должность, которая была почти фамильной в роде Ретлэндов.

В этом лесу он ребенком ловил бабочек и птиц и собирал цветы, научившись, к удивлению современных лингвистов: называть столько их по имени. Здесь юношей предавался он смелой и поэтической забаве — охоте, оставившей такой след в его образах и его языке. Мы из истории нашей литературы знаем, какое влияние эта злая забава имела на поэтическое творчество Аксакова, Тургенева, Некрасова.

В этом лесу он думал свою мятежную думу, творя «Юлия Цезаря» и «цареубийственного», по выражению Бэкона, «Ричарда II». В его чаще пережил гибель надежды и своих товарищей-друзей, излив свое отчаяние в пессимистических, говорящих о самоубийстве, монологах Гамлета. Здесь был похоронен после пережитой жизненной «Бури».

Шервудский лес навеял ему «Венеру и Адониса», «Двенадцатую ночь», «Зимнюю сказку», «Цимбелина» и особенно «Сон в летнюю ночь», подобно тому, как он его другу Бен Джонсону навеял его «Меланхолического пастуха».

В Шервудском лесу, скрытом под конспиративным названием Арденского леса, в автобиографической, как и большинство его комедий, «Как вам угодно» живет в кругу веселых друзей, «подобно старому Робин-Гуду», старый герцог. И это упоминание о Робин-Гуде слишком прозрачно выдает, о каком лесе идет речь; Робин-Гуд жил слишком далеко от Арденн — в Шервудском «веселом лесу».

Впрочем в этой же пьесе он делает и еще один промах по части конспирации или нарочно, чтобы заставить улыбнуться посвященных в тайну, и в уверенности, что она недоступна для непосвященных. Выведя в этой пьесе самого себя под именем Жака и своего брата, он этого последнего так и называет его настоящим собственным именем: Оливер, а в списке действующих лиц называет их обоих сыновьями «сэра Роулэнда Лесного».