Первые шаги — первые совпадения

20 февраля 1595 г. Роджер Ретлэнд окончил курс Кембриджского университета, который, как мы видели в главе «Фактические данные», долго не забывал, что он имел своим студентом Шекспира, и получил звание «магистра искусств» — magister artium.

Поэта, вырвавшегося из школы на свободу, потянуло в широкий мир — потянуло странствовать, видеть свет и людей, пополнить свое образование, набраться новых впечатлений.

Родные и опекун, которым очень не нравились лондонские увлечения их питомца тавернами, посещаемыми литературной богемой, и особенно театром, охотно пошли навстречу его желаниям и поспешили отправить его для продолжения образования в один из центров тогдашнего просвещения — в Падую.

Впрочем, опекун его, Уильям Сесиль, в письме к матери высказывал опасения, что молодой граф еще недостаточно усвоил у себя дома многое из того, что необходимо для той роли, какую ему предстоит играть в связи с его высоким положением. Бедный первый королевский министр не догадывался, какую роль предстоит сыграть его питомцу в истории Англии и человечества!

Чтобы не оставить молодого, не умудренного жизненным опытом, юношу без надлежащего руководства в свете, среди чужих людей, они попросили серьезного Бэкона написать для него «Полезные наставления», рукопись которых и была вручена юноше вместе с деньгами на дорогу и родительским благословением.

Надо полагать, Шекспир добросовестно и внимательно перечитал ее, быть может, несколько раз в компании друзей при прощании в таверне. По крайней мере, он так хорошо запомнил ее, что, когда впоследствии ему пришлось снаряжать в такую же дорогу юного Лаэрта, брата прекрасной Офелии, он вложил в уста лукавого царедворца Полония, дающего напутственные нравоучения сыну, остроумно пародируя ее, всю мудрость «Полезных наставлений».

В начале 1596 г. он садится на корабль в Плимуте и, вероятно, через Остенде и Фландрию, направляется во Францию, в Париж, где и делает первую остановку.

Здесь ему немного не повезло. Он был принят при дворе короля Генриха IV Наварского, но король сам в это время ушел на войну с Испанцами, и жизнь при дворе несколько замерла. Это не помешало, впрочем, Шекспиру внимательно присмотреться к французским придворным обычаям и нравам и сейчас же изобразить их в начатой им первой комедии: «Напрасные усилия любви», где действие происходит при Наварском дворе, в котором нетрудно было узнать парижский двор короля Генриха Наварского.

Так начинается поразительная на первых порах серия совпадений местопребывания Ретлэнда с местом действия написанных в то же время пьес Уильяма Шекспира.

В этой первой пьесе, написанной в пути, молодой поэт спешил излить свежие воспоминания, увезенные из покинутой родины, и легкую рану в его сердце, нанесенную ему девушкой-подростком, Елисаветой Сидней, чуть заметный образ которой он пытался набросать в Розалине, самого себя изобразив впервые (если не считать лирического намека в Адонисе), под именем Бирона, в Лонгвиле — Эссекса, в Дюмэне — Саутгемтона, а в Голоферне шекспироведы давно уже узнали знакомого нам Джона Флорио, автора «Мира слов», которого стрэтфордский Шакспер мог увидеть впервые только лет через пять, когда тот в первый раз приехал в Лондон из Оксфорда.

Здесь, в Париже, пользуясь вынужденным отдыхом от развлечений, молодой путешественник начинает и ряд других работ. Вероятно, делает наброски некоторых исторических драм и, вслед за «Напрасными усилиями любви», начинает Обрабатывать вторую свою комедию, задуманную еще в школе при чтении Плавта, вдохновившего тем же сюжетом немного спустя и Мольера, — «Комедию ошибок», но заканчивает ее уже по приезде на место назначения в Падую. И опять — местом действия и этой комедии являются города, где она была написана: Париж и Падуя. Впоследствии она была перенесена в Эфес, но все намеки на Париж остались.

По дороге из Парижа в Падую Ретлэнд проезжает Швейцарию и останавливается в Цюрихе, где знакомится близко с ученым филологом, профессором древнееврейского и греческого языков, Гаспаром Базером, в бумагах которого было найдено письмо из Лондона от некоего Цезаря Томана, сообщающего о рекомендательном письме Базера к Ретлэнду и о том внимании, с каким Шекспир отнесся к протеже своего цюрихского друга.

по-видимому, наш путешественник замешкался в дороге дольше, чем предполагал, так как уже в феврале находившийся в Венеции доктор Хаукинс сообщает в письме другу Эссекса — Антонию Бэкону, что Ретлэнд еще не перебрался через Альпы.

Наконец, он в Падуе и сейчас же поступает студентом в знаменитый в то время Падуанский университет. В сохранившихся делах университета за 1596 г. имеется список студентов-иностранцев, среди которых внесен и Роджер Маннерс Ретлэнд.

И в этом списке мы наталкиваемся на маленькое, но потрясающее «совпадение»: среди студентов-иностранцев, вместе с Ретлэндом, фигурируют два студента-датчанина: Розенкранц и Гильденштерн!

Весьма возможно, что он встретился с ними опять через семь лет, когда был послан Иаковом I в Данию, и там только узнал их с дурной стороны. А может быть, они уже и в Падуе заслужили то печальное бессмертие, какому обрек их автор «Гамлета».

Падуанский климат оказался неблагоприятным англичанам. Тот же доктор Хаукинс в феврале сообщает Ант. Бэкону о тяжелой болезни, перенесенной в Падуе лордом Виллуби, а в письме от 5 июня пишет:

«Ретлэнд снова поправился от продолжительного и опасного рецидива и предполагает отправиться из Падуи в Рим».

Неизвестно, удалось ли Шекспиру осуществить этот план и побывать в вечном городе Юлия Цезаря. Но зато он успел воспользоваться перерывами в припадках своей болезни, — вероятно, малярии, — для того, чтобы объехать города северной Италии: Верону и Венецию, пока болезнь не заставляет его окончательно спешить возвратиться домой.

Подобно своему Шервудскому земляку — лорду Байрону, Шекспир удивительно умеет совмещать странствования с литературной работой, и год, проведенный им в чужих странах, оказался особенно продуктивным. Здесь, в Италии, в Падуе, Вероне и Венеции, создаются им, кроме «Комедии ошибок», «Два веронских дворянина», «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец» и переработка школьной «Прирученной Мегеры» («Укрощение строптивой»). Вообще Италия оставила неизгладимый след и в последующих его произведениях, изобилующих итальянскими источниками и языком.

И еще, и еще раз в каждой из них приходится констатировать все те же географические совпадения. Но, помимо их, эти пьесы носят на себе целый ряд и других автобиографических отпечатков. Ведь, выше уже было отмечено единодушное утверждение всех шекспироведов, что его произведения дышат исключительной лиричностью и автобиографичностью. И Ретлэнд в своем творчестве последовательно изобразил нам свои переживания и самого себя в Бироне «Напрасных усилий любви», в Бассанио «Венецианского купца», отчасти в Ромео, в Бенедикте «Много шума из-за пустяков», и уже вполне определенно в Жаке в «Как вам будет угодно», в Гамлете, в Бруте и, наконец, в Проспере «Бури».

Точно также он постоянно выводил в пьесах свою невесту, братьев, слуг, друзей, впоследствии Политических единомышленников и противников, в том числе самое Елисавету.

В ранних же его комедиях и самый сюжет в большинстве случаев брался из интимной жизни его близких. Намеки бывали так прозрачны, а частью понятны только близким, что такие пьесы могли предназначаться только для домашнего интимного театра и увидели свет лишь в посмертном издании 1623 года.

Так, в «Двух веронцах» нашли свое критическое изображение похождения Протея-Саутгемптона, грешившего, как уже сообщалось выше, неверностью по отношению к своей Юлии — Елисавете Бернон.

В «Ромео и Джульетте», где автор поделил самого себя между Ромео и Меркуцио, мы находим италианизированную переделку девичьей фамилии матери Саутгемптона Монтэгю-Монтигль и весьма недвусмысленный намек на увлечение Саутгемптона внучкой Уильяма Сесиля и племянницей одного из злейших врагов группы Эссекса, Роберта Сесиля, заклейменного в образе Ричарда III.

К слову сказать, в Вероне нет никаких следов не только родовой вражды Капулетти и Монтекки, но и самого существования этих двух фамилий. Только впоследствии предприимчивые гиды и содержатели гостиниц отыскали для привлечения туристов старый дворец с изображением на фронтоне шляпы — cappelletto, а в глубине его двора гробницу, над которой умиленные путешественники с грустью вспоминают повесть, печальнее которой нет на свете: о любви Ромео и Джульетты, — и только ради этой гробницы посещают Верону.

Так в начале прошлого века сентиментальные москвичи совершали прогулки пешком в Симонов монастырь, чтобы на деревьях, окаймляющих мелкий высыхающий пруд, вырезать имена карамзиновских Лизы и Эраста. Так творимая поэтом легенда превращается в исторический факт.

В «Венецианском купце», одной из популярнейших и поныне пьес Шекспира, наряду с позаимствованием из «Мальтийского еврея» Марло мы находим намеки на испанского доктора-еврея Родриго Лопеца, проживавшего в Лондоне в качестве тайного агента Испании и выдавшего Елисавете замыслы Эссекса, старавшегося подготовить себе поддержку со стороны Испании. Мстительный Эссекс добился обвинения Лопеца в попытках отравить с помощью какого-то необычайного яда, которым смазывалась мебель и одежда, королеву, самого Эссекса и его друга — испанского эмигранта «Антонио» Переца. Эссекс сам председательствовал в суде и вынес несчастному смертный приговор, который и был приведен в исполнение. Имя Антонио автор, как это часто с ним случалось, оставил без изменения.

Но его самого интересовала больше в пьесе не безжалостность Шейлока, а романическая история Бассанио и Порции, в которых он видел самого себя и свою невесту Елисавету Сидней.

К сожалению, подавляющее большинство интимных намеков, явно скрывающихся в некоторых репликах действующих лиц этих пьес, требуют еще расшифровки путем более детального изучения по письмам и документам биографии Шекспира и взаимоотношений его самого и его близких между собою. Но из пьес этого периода одна представляет исключительный и неожиданный интерес, освещая весь «Шекспировский вопрос» во всей его забавной анекдотичности, построенной, как было отмечено вначале, на водевильном «кви-про-кво».

Это — «Укрощение строптивой», так блестяще поставленное недавно у нас 1-й Студией Московского Художественного Театра.