Счетчики






Яндекс.Метрика

Глава первая. В поисках Уильяма Шекспира

До того, как в 1839 году Ричард Плантагенет Темпл Ньюгент Бриджи Чандос Гренвилль, второй герцог Букингемский и Чандосский1, разбогател, он жил довольно скромно и однообразно.

Он обзавелся в Италии внебрачным ребенком, иногда выступал в парламенте против отмены хлебных законов2 и неожиданно заинтересовался водопроводом (в его поместье в Стоу, в Букингемшире, были построены первые в Англии девять сливных туалетов), а в остальном не отличался ничем выдающимся, разве что радужными проектами и большим количеством имен. Но унаследовав свои титулы и одно из богатейших поместий, он поразил своих близких — и самого себя — тем, что за какие-то девять лет умудрился потерять до последнего пенса все состояние, вкладывая капитал в ошеломительно невыгодные предприятия.

Разорившийся и униженный, летом 1848 года он перебрался во Францию, бросив Стоу вместе с его содержимым на растерзание кредиторам. Последовавший вскоре после этого аукцион стал одним из самых крупных событий в английском обществе того времени. Мебель и прочие предметы интерьера в Стоу были столь дорогими и многочисленными, что аукционеры, приглашенные из лондонской фирмы «Кристи и Мэнсон», трудились сорок дней, чтобы оценить все это богатство.

В числе предметов, не обративших на себя особое внимание потенциальных покупателей, был темный овальный портрет, двадцать два дюйма в длину и восемнадцать в ширину, который купил за 355 гиней3 граф Элсмер, и с той поры он называется Чандосским портретом4. Он был сильно потрачен временем, потемнел, и многие детали на нем стерлись (так и поныне). На нем изображен лысоватый, но не лишенный привлекательности мужчина лет сорока с аккуратной бородой. В левом ухе — золотая серьга. Выражение лица — самоуверенное, спокойное, выдает любителя женского пола. Такому не доверишь с легкой душой жену или взрослую дочь.

Хотя достоверно ничего не известно о происхождении портрета или о том, где он находился до того, как попал к герцогам Чандосским в 1747 году, долгое время считалось, что это портрет Уильяма Шекспира. Конечно, мужчина похож на Уильяма Шекспира — он должен быть на него похож, потому как портрет этот — один из трех, на которых запечатлен похожий на Шекспира человек, и, сообразуясь с этими портретами, художники писали другие.

В 1856 году, незадолго до своей кончины, лорд Элсмер передал портрет в дар во вновь открытую Национальную портретную галерею в Лондоне, в ее основной фонд находок. Картина была первым приобретением галереи, а потому к ней стали относиться с почтительной нежностью, хотя почти сразу же — с недоверием к ее подлинности. Многие критики сочли героя слишком темнокожим и слишком смахивающим на чужеземца — на итальянца или еврея, чтобы считать его английским поэтом, не говоря уж о великом поэте. Кое-кого, по словам Сэмюеля Шенбаума5, раздражали его «распутный» вид и «похотливые» губы. (Один критик выдвинул предположение, что художник решил написать его в гриме, может, в гриме Шейлока.)

— Портрет относится к тому самому периоду, это мы можем утверждать с уверенностью, — сказала профессор Тарня Купер, куратор экспозиции портретов шестнадцатого века, когда я вознамерился понять, что мы знаем и что вправе предполагать о самой почитаемой личности английской культуры. — Фасон его воротника был в моде с 1590 по 1610 годы, именно тогда слава Шекспира достигла апогея, и он согласился позировать художнику. Можно сказать, что вид позировавшего несколько богемный, что всегда отличало людей театра, при этом видно, что он человек, по меньшей мере, благополучный, а Шекспир в тот период ни в чем не нуждался.

Я поинтересовался, на чем строятся ее доводы.

— Серьга говорит нам, что он принадлежал к богеме, — пояснила она. — Серьга помогала понять, что ее обладатель не отставал от моды, чем отличался от обычных людей, в наши дни это тот же самый знак. Дрейка6 и Рейли7 тоже рисовали с серьгой. Тем самым они заявляли миру, что они люди смелые, авантюрные. Те, кто носил много драгоценностей на себе, в те дни обычно зашивал их в одежду. Получается, что наш герой или человек скромный, или не очень богатый. Я склоняюсь ко второму объяснению. С другой стороны, мы можем утверждать, что он принадлежал к числу состоятельных людей — или хотел, чтобы мы так думали, потому что он одет во все черное.

Она улыбнулась, заметив мое недоумение.

— Чтобы ткань была сочного черного цвета, требовалось много краски. Гораздо дешевле было красить ее в желтовато-коричневый, бежевый или еще какой-нибудь светлый тон. Так что черный цвет в шестнадцатом веке служил знаком благосостояния хозяина.

Она оценивающим взглядом изучала портрет.

— Это неплохая живопись, но и не самого высокого класса, — продолжала она. — Художник умел грамотно загрунтовать холст, значит, где-то учился, но картина, в принципе, весьма стандартная, к тому же не очень хорошо освещена. Самое главное — если это Шекспир, то это его единственный прижизненный портрет, а следовательно, именно таким был Уильям Шекспир — повторюсь, если это Уильям Шекспир.

— А какова вероятность, что это он?

— Без документов об истории его происхождения мы никогда ни в чем не сможем убедиться, а теперь, по прошествии стольких лет, мало надежды, что они появятся.

— А если не он, то кто?

Она улыбнулась.

— Кто знает.

Если Чандосский портрет не подлинный, то нам остается сравнить два других его портрета, чтобы понять, какой была внешность Уильяма Шекспира. Первый — гравюра на меди, помещенная на фронтисписе собрания сочинений Шекспира 1623 года, — на знаменитом Первом фолио. Гравюра Дройсхута (ее так называют по имени ее автора Мартина Дройсхута8) поразительно, даже можно сказать, потрясающе заурядная работа. Почти все в ней — сплошные ошибки. Один глаз больше другого. Рот не на месте. Волосы с одной стороны длиннее, чем с другой, голова по отношению ко всему телу неправильной пропорции, кажется, что она плавает над плечами, как шар. И уж совсем из рук вон плохо то, что персонаж на гравюре выглядит робким, неуверенным, почти испуганным — ничего похожего на смелого, уверенного в себе человека, автора его пьес.

О Дройсхуте (или Дроссерте, или Друссойте, как порой его величали в то время) обычно пишут как о художнике, принадлежащем к семейству фламандских живописцев, хотя к моменту появления на свет Мартина три поколения Дройсхутов прожили в Англии шестьдесят лет. Питер У.М. Блейни, ведущий специалист и авторитет по Первому фолио, выдвинул предположение, что Дройсхут получил этот заказ не благодаря своему мастерству (тогда ему было не больше двадцати лет, и у него не было особого опыта), а благодаря тому, что у него был прокатный пресс, который использовался для медных гравюр. В 1620-е годы он был у считанного числа художников.

Несмотря на многочисленные недостатки, гравюра получила одобрение Бена Джонсона9, написавшего несколько поэтических строк в своем посвящении Шекспиру в Первом фолио:

Здесь на гравюре видишь ты
Шекспира внешние черты.
Художник, сколько мог, старался,
С природою он состязался.
О, если б удалось ему
Черты, присущие уму,
На меди вырезать, как лик,
Он стал бы истинно велик.
Но он не смог, и мой совет:
Смотрите книгу, не портрет.

Критики предположили потом — и не без основания, — что Джонсон не видел гравюры Дройсхута до того, как написал свои великодушные строки. Одно можно утверждать с уверенностью: Дройсхут писал свой портрет не с живой натуры, потому что Шекспир умер за семь лет до появления Первого фолио.

Таким образом, у нас остался последний вариант возможного подлинного портрета: выкрашенная статуя Шекспира — центральная часть памятника над его могилой в церкви Святой Троицы в Стратфорде-на-Эйвоне. С художественной точки зрения эта работа, как и гравюра Дройсхута, не имеет особой ценности, ее достоинство заключается в том, что ее видели те, кто знал Шекспира лично, и она получила, скорее всего, их удовлетворительный отзыв. Она выполнена скульптором Герартом Янссеном10 и установлена в нише церкви в 1623 году — в том же году, когда Дройсхут написал портрет Шекспира. Янссен жил и работал около театра «Глобус»11 в Саутварке в Лондоне, а значит, мог видеть Шекспира, хотя хочется надеяться, что не видел, потому что его Шекспир — толстощекий, самоуверенный тип, как написал Марк Твен, с «глубоко, глубоко притаившимся, едва уловимым выражением пустомели».

Мы точно не знаем, как статуя выглядела в самом начале, потому что в 1749 году неизвестный «освежил» краску — из благих намерений, естественно. Через двадцать четыре года специалист по Шекспиру Эдмунд Мэлоун12 пришел в церковь и ужаснулся, увидев разукрашенную статую. Он потребовал от служителей церкви, чтобы памятник Шекспиру побелили известкой (таким его представлял себе Мэлоун). Несколько лет спустя Шекспира снова выкрасили, хотя ни одна душа не знала, в какой цвет его следует красить.

Дело в том, что краска определяла не только цвет, но и каждую деталь, ведь многое в статуе не было высечено резцом, а просто нарисовано кистью. Под слоем белил он выглядел как безликий манекен, которых обычно выставляли в витринах шляпных магазинов.

Словом, мы оказались в забавном положении с Уильямом Шекспиром: сохранилось три изображения, сообразуясь с которыми, потом стали писать все последующие портреты; два из которых не очень-то удачные, к тому же они были написаны спустя несколько лет после кончины поэта, и третье изображение — оно имеет больше двух других основание считаться подлинным изображением, но и на нем вполне мог быть запечатлен кто-то другой. Парадокс заключается в том, что все мы видим сходство с Шекспиром, когда смотрим на любое из трех, но при этом не знаем, как же он выглядел на самом деле. Почти так же и с любым аспектом его жизни и личности: он самая известная фигура, о которой никто ничего не знает.

Более двухсот лет тому назад историк Джордж Стивенс13 высказал мысль, которую частенько теперь повторяют многие: все, что нам известно об Уильяме Шекспире, умещается в жалком списке — родился в Стратфорде, обзавелся там семьей, переехал в Лондон, стал актером и писателем, вернулся в Стратфорд, написал завещание и умер. Не совсем, конечно, так — ни в те времена, ни в наши, — но мы не очень погрешили против истины.

После 400 лет самоотверженной охоты исследователи обнаружили около сотни документов, касающихся Уильяма Шекспира и непосредственно его семьи, — записи о крещении, документы на право собственности, налоговые квитанции, акты о регистрации брака, повестки в суд, выписки из судебных постановлений (многие — относительно срока давности) и т. д. Внушительное количество, в сущности. Но акты, квитанции, повестки — всего лишь бумажки. Они могут многое рассказать о деловой жизни человека, но практически ничего — о его чувствах и переживаниях.

Вот и получается, что очень многое об Уильяме Шекспире сокрыто от нас, причем многое — основное для него и о нем. К примеру, мы не знаем точно, сколько он написал пьес и их хронологию. Мы можем проследить, что он читал, но не знаем, где он брал эти книги и что он делал с ними потом, прочитав их.

Хотя он оставил нам более миллиона слов своего текста, в нашем распоряжении всего лишь четырнадцать слов, написанных им от руки, — шесть раз его подпись и слова «Настоящим подтверждаю» на завещании. Ни одной записки, или письма, или странички рукописи не сохранилось. (Некоторые авторитетные ученые убеждены, что сохранился отрывок пьесы «Сэр Томас Мор», написанный его рукой, но доказательств тому нет). У нас нет письменных описаний его личности, оставленных его современниками. Первое письменное свидетельство: «Он обладал привлекательной внешностью, хорошим телосложением, был интересным собеседником, отличался очень быстрым, легким умом», — оставил спустя шестьдесят четыре года после его смерти Джон Обри, который к тому же родился через десять лет после его смерти.

Шекспир вроде был тихоней, а при этом в самом раннем письменном свидетельстве о нем, дошедшем до нас, его друг отзывается о нем весьма нелестно. Биографы отмечают, что он отказался от своей жены: в завещании отписал ей всего лишь старую кровать, да и то в последних строках, а ведь никто не достигал его высот в строках о любви, не писал таких нежных, таких чистых слов о любви и единении родственных душ!

Мы не знаем, как правильно писать его фамилию, и, судя по всему, ни одна из известных нам не была его фамилией, потому что ни один из вариантов его подписи, дошедших до нас, не повторялся дважды. (Среди них — Willm Shaksp — Уилм Шаксп, William Shakespe — Уильям Шакспе, Wm Shakspe — Ум Шакспе, William Shakspere — Уильям Шекспер, Willm Shakspere — Уилм Шекспер, William Shakspeare — Уильям Шекспер. Интересно, что вариант, который он ни разу не использовал, как раз тот, который по отношению к нему в наше время употребляют.) Мы точно так же не знаем, как правильно произносить его фамилию. Хельге Кекериц, автор серьезного труда «Как произносить фамилию Шекспира», считает, что сам поэт произносил краткое «Е» в первом слоге, как в слове «shack». В Стратфорде ее могли произносить не так, как в Лондоне, словом, вариантов произношения, как и написания, — много.

Мы не знаем, выезжал ли он когда-нибудь за пределы Англии. Не знаем его близких друзей и как он проводил свободное время. Его эротические увлечения — неразрешимая, полная противоречий загадка. Лишь касательно нескольких дней мы можем с уверенностью сказать, где он был. У нас нет никаких сведений, где он был в те решающие для него восемь лет, когда он бросил жену с тремя маленькими детьми в Стратфорде и фантастически быстро стал успешным драматургом в Лондоне. А когда в 1592 году о нем как о драматурге впервые появилось сообщение в прессе, он прожил большую часть жизни.

И в остальном он своего рода литературный эквивалент электрона — всегда где-то и всегда не там.

Чтобы понять, почему мы так мало знаем о жизни Шекспира и есть ли какая-то надежда узнать больше, я отправился однажды в государственный архив (нынче его называют Национальным архивом), — в Кью, в Вест-Лондон. Там я познакомился с Дэвидом Томасом, массивным, седовласым, веселым златоустом, старшим архивариусом. Когда я приехал, Томас принес огромную, неаккуратно перевязанную пачку документов — казначейские записи за зиму (начиная с Рождества) 1570 года — и положил на длинный стол у себя в кабинете. Тысяча страниц пергамента из овечьей шкуры, свободно скрепленных, причем все листы были разных размеров, словом, весьма громоздкий груз, который ему пришлось нести двумя руками.

— В каком-то плане эти записи превосходны, — сказал мне Томас, — овечья шкура — отменный материал и долго хранится, но обращаться с ним надо осторожно. Чернила пропитывают обыкновенную бумагу, а на шкуре они остаются на поверхности, почти как мел на классной доске, поэтому их легко стереть.

— Бумага в шестнадцатом веке была отличного качества, — продолжат он. — Ее делали из обрезков ткани, в ней не было кислоты, поэтому она тоже хранилась долго.

На мой неопытный взгляд, тем не менее, чернила поблекли и превратились в неразборчивые водяные следы, а потому прочитать написанное мне не представлялось возможным. Более того, текст на листах был написан без соблюдения каких бы то ни было правил, которые помогали бы его читать. Между абзацами не было отступов, просто никаких не было абзацев. Там, где заканчивалась одна статья, тут же начиналась другая, без даты или названия, которые отделяли бы их друг от друга, благодаря чему можно было бы понять содержание. Трудно представить себе более неразборчивый текст. Чтобы определить, к какому лицу или событию относится тот или иной объем текста, приходилось прочитать буквально каждое слово, что было занятием нелегким даже для такого специалиста, как Томас, потому что почерк писца постоянно менялся.

Елизаветинцы очень вольно обращались со своим почерком, равно как и с грамматикой. Ученику предлагали до двадцати разных — часто очень разных — вариантов написания букв. В соответствии со вкусом писца, к примеру, буква «D» могла быть написана как «8», как ромб с хвостиком, как круг с завитушкой и еще 15 способами. «A» как «h», «e» как «o», «f» как «l» — по сути, любая буква могла быть похожей на любую другую. Усложняло дело и то, что судебные акты записывались особым методом — lingua franca.

— Это lingua franca, язык, придуманный протестантами, латиница, которую не мог разобрать ни один католик, — сказал мне, улыбаясь, Томас. — Соблюдался порядок слов английского языка, но в него вводились зашифрованные слова и идиосинкратические сокращения. Даже судебным клеркам было трудно с ним справиться, и когда судебные разбирательства были сложными или запутанными, они переходили на английский.

Хотя Томас знал, какую ему надо найти страницу, и изучал папку много раз, он потратил уйму времени, пока нашел строку, относящуюся к «Джону Шапперу, то есть Шекспиру» из «Стратфорда-на-Эйвоне», где он обвинялся в ростовщичестве. Документ этот представляет большое значение для ученых, занимающихся изучением Шекспира, ибо он помогает уяснить, почему в 1576 году, когда Уильяму было двенадцать лет, его отец ушел со службы и стал вести замкнутый образ жизни (о чем мы напишем позднее). Но документ был найден только в 1983 году ученой Венди Голдсмит.

В Национальном архиве более сотни миль записей такого рода, почти десять миллионов документов — в Лондоне и в хранилище, находящемся в старой соляной копи в Чешире; не все они относятся к тому периоду, но их вполне достаточно, чтобы кропотливый исследователь потратил на них несколько десятилетий.

Единственно верный путь найти что-нибудь важное — прочитать все документы. В начале 1900-х годов пара пожилых американцев, Чарльз и Гульда Уоллес, решились на это. Чарльз был преподавателем английского языка в университете в Небраске, а в начале века но никому не известной причине решил выяснить подробности биографии Шекспира. В 1906 году они с Гульдой отправились в первую поездку в Лондон, чтобы изучать архивные записи. Потом они ездили туда еще несколько раз. В конце концов, они поселились в Англии навсегда. Работая по восемнадцать часов в день, в основном в архиве на Ченсери-лейн, где он тогда размещался, они проштудировали сотни тысяч самых разных документов (Уоллес утверждал, что пять миллионов*) — казначейские записи, документы на право собственности, документы на поместья, финансовые отчеты казначейства, судебные реестры, прошения, дарственные договоры о передаче имущества и прочие запылившиеся богатства законопослушного Лондона шестнадцатого — начала семнадцатого веков.

Они были убеждены, что Шекспир, будучи активным человеком и гражданином, должен фигурировать в этих документах. Теория вполне верная, но перед ними были сотни тысяч записей без примечаний и указателей, каждая из которых в принципе могла касаться любого из двухсот тысяч граждан, и даже если им попадалась на глаза фамилия Шекспира, она могла быть написана 80 способами, или же зашифрована в аббревиатуре. И не было оснований полагать, что он был замечен в Лондоне в каком-нибудь событии, как то: был арестован, вступал в брак, участвовал в прениях и тому подобное, что сделало бы его действующим лицом соответствующих записей гражданских состояний, так что целеустремленность Уоллесов была поистине героической.

Легко вообразить себе сдавленный крик восторга, когда в 1909 году они стали изучать папку судебных процессов, поступившую из апелляционного суда в Лондоне, которая состояла из 26 документов, известных как Дело Белотта — Маунтджоя (или Маунтжуа). Они все относились к тяжбе в 1612 году между Кристофером Маунтджоем, беженцем-гугенотом, делавшим на заказ парики, и его зятем Стивеном Белоттом из-за брачного контракта. Белотт утверждал, что тесть не передал ему обещанного в приданое за его дочерью, и подал на него в суд.

Выяснилось, что в этом деле был замешан Шекспир, потому как был жильцом Маунтджоя в Крипплгейте в 1604 году, как раз, когда эта ссора вспыхнула. Спустя восемь лет его вызвали в суд для дачи свидетельских показаний, и он заявил — не без резона — что ничего не помнит о тех договоренностях, что были между его хозяином и его зятем.

В бумагах было 24 упоминания о Шекспире и самое ценное — его подпись, шестая и самая последняя из всех найденных. Более того — это самая четкая подпись из сохранившихся до наших дней. У Шекспира было достаточно места на листе, чтобы оставить четкий автограф, к тому же рука у него не дрожала. Но все-таки он по привычке подписался сокращенно — Willm Shaksp. Возле подписи огромная клякса, наверно, виной тому — низкий сорт бумаги. И хотя это было всего лишь свидетельское показание, перед нами уникальный документ, зафиксировавший подпись Шекспира.

Находка Уоллесов, как об этом сообщил на следующий год журнал «Ученые записки университета в Небраске» (причем мы полагаем, что эта заметка и по сей день остается самой сенсационной публикацией в журнале), была очень важной еще по двум причинам. Из нее становится ясно, где жил Шекспир в расцвете своей карьеры; в доме на углу Силвер-стрит и Монксвелл-стрит возле Сент-Олдерменбери-стрит в Сити. А также день, в который он давал показания, — 11 мая 1612 года; эта дата одна из немногих, о которой мы можем говорить с полной уверенностью, где конкретно в тот день он был.

Документы о Белотте — Маунтджое — лишь часть находок Уоллесов за многолетние поиски. Они нашли еще документы, свидетельствующие о его финансовом участии в театрах «Глобус» и «Блэкфрайерс»14, о покупке домика привратника у театра «Блэкфрайерс» в 1613 году, за три года до смерти. Еще они нашли документ судебного иска, по которому дочь Джона Хемингса, одного из ближайших друзей Шекспира, отсудила у отца какую-то фамильную собственность в 1615 году. Для специалистов по Шекспиру эти находки имели величайшую ценность.

К сожалению, со временем Чарльз Уоллес стал немного странным. Он взялся писать экстравагантные панегирики в свой адрес, упоминая о собственной персоне в третьем лице единственного числа. («До его открытий, — читаем мы в одном из них, — почти пятьдесят лет считалось, что о Шекспире все уже досконально известно. Его удивительные открытия изменили эту картину... и принесли непреходящую славу американской науке».) Он стал страдать от параноидальных идей. Считал, что другие ученые платят архивариусам взятки, чтобы узнать, какие папки он заказал на просмотр. В конце концов, он решил, что английское правительство тайно наняло целый отряд студентов, чтобы те искали записи, касающиеся Шекспира, опережая его, и писал об этом в американских литературных журналах, приводя своими публикациями ученых по обе стороны Атлантики в смятение.

Им с Гульдой не хватало средств, от них отвернулось академическое сообщество, в результате они перестали заниматься Шекспиром и англичанами и перекочевали назад в Соединенные Штаты. В те годы в Техасе начался нефтяной бум, и у Уоллеса возникла новая навязчивая идея: он решил, что способен на глаз отличать хороший сорт нефти от плохого. Повинуясь этому тайному убеждению, он угрохал все оставшиеся деньги в ферму, занимавшую 160 акров у водопада Вичита в Техасе. Там было найдено самое богатое на то время нефтяное месторождение. Он умер в 1932 году очень богатым, но не очень счастливым.

В распоряжении студентов, изучающих Шекспира, очень мало проверенных фактов, поэтому у них всего три возможности: подробно изучать юридические документы, как это делали супруги Уоллесы; выдвигать предположения («Каждая биография Шекспира на 5% состоит из фактов, а на 95% — из догадок», — поделился со мной однажды один специалист из США, может, конечно, он шутил); или же убедить себя, что они знают больше, чем это было на самом деле. Даже очень осторожные биографы порой позволяют себе выдвигать самые разнообразные предположения: Шекспир был католиком, или был счастлив в браке, или любил деревенскую жизнь, или питал теплые чувства к животным — и на протяжении одной-двух страниц эта гипотеза становится достоверностью. Стремление переделать сослагательное наклонение в изъявительное, перефразируя Алистера Фаулера, всегда было могучим фактором.

Другие просто идут на поводу у собственного воображения. Одна уважаемая и весьма уравновешенная академическая дама, профессор университета Лондона Каролайн Сперджен15, в середине тридцатых годов двадцатого века убедила себя, что внешность Шекспира можно определить, внимательно читая его текст, и доверительно сообщила нам в своем труде «Образы в произведениях Шекспира и то, о чем они нам говорят», что он был «плотного телосложения, фигура у него была красивая, хотя и склонная к полноте, у него были поразительно слаженные движения, быстрый, цепкий взгляд, он был очень подвижен. Думаю, что он был светлокожим, с хорошим цветом лица, в юности он часто краснел, не умел скрывать свои чувства».

Популярный историк Айвор Браун недавно сделал неожиданный вывод: в пьесах Шекспира часто упоминаются нарывы и сыпь, а все потому, что в 1600 году он переболел «тяжелейшей формой стафилококковой инфекции», и потом «на теле его постоянно появлялись нарывы».

Другие читатели-буквалисты в сонетах Шекспира (конкретно — в 37 и 89 сонетах) обратили внимание на то, что он дважды упоминает хромоту:

Сонет 37

Не хил, не беден я, и хромота
Моя исчезла — нет причин казниться...

Перевод И. Фрадкина16

Сонет 89

Чтобы оправдать разрыв, ты оболги.
Найди во мне изъян — я подыграю:
Скажи, мол, хром на обе я ноги,
Безропотно я тут же захромаю.

Перевод С. Степанова17

И делают вывод, что он хромал.

На самом деле не следует слишком концентрироваться на том, что нам ничего не осталось — ни словечка, ни обрывка записки, — что помогло бы нам узнать чувства и взгляды Шекспира-человека. Мы знаем только его творения, но никогда не узнаем, что служило ему пищей для вдохновения.

Дэвида Томаса вовсе не смущает, что Шекспир — темная лошадка.

— Бумаги, связанные с Уильямом Шекспиром, точно отражают суть положения человека в его время, — говорит он. — Нам кажется, что их очень мало, потому как к Шекспиру огромный интерес. А в действительности мы знаем о нем гораздо больше, чем о любом другом драматурге — его современнике.

В биографии почти всех представителей той эпохи существуют зияющие провалы. Томас Деккер18 был одним из ведущих драматургов своего времени, но мы очень мало о нем знаем, разве только то, что он родился в Лондоне, написал много пьес и жил вечно в долгах. Бен Джонсон был гораздо более известен, но многие подробности его жизни остаются сокрытыми от нас — например, год и место рождения, кто были его родители, сколько у него было детей — эти факты до сих пор или неизвестны, или неточны. Мы очень мало знаем о первых тридцати годах жизни Иниго Джонса19, великого архитектора и театрального художника, понимаем только, что он наверняка должен был где-то обретаться.

Факты удивительно ненадежная материя, и за четыреста лет многие просто исчезли. Одной из самых популярных пьес того времени была «Арден из Фавершема», но никто не знает, кто ее автор. Если мы знаем личность автора, это знание часто носит поразительно случайный характер. Томас Кид20 написал пьесу, пользовавшуюся огромным успехом, — «Испанскую трагедию», но установили это только благодаря ссылкам на его авторство в документах, написанных двадцать лет спустя после его смерти (а потом потерянных почти на двести лет).

Что нам удалось сделать по отношению к Шекспиру, так это сохранить его пьесы — все, кроме двух, благодаря, главным образом, усилиям его коллег Генри Конделла и Джона Хемингса, которые собрали практически полное собрание его сочинений после его смерти, Первое фолио, пользующееся заслуженным уважением. Не будет преувеличением сказать, что мы счастливы, что у нас так много творений Шекспира, потому что, как правило, пьесы, написанные в XVI и в начале XVII века, потеряны. Сохранилось лишь считанное число рукописей драматургов разного уровня, и даже опубликованные пьесы гораздо чаще теряются и не доходят до нас. Из почти трех тысяч пьес, поставленных в Лондоне со дня рождения Шекспира до 1642 года21, когда пуритане, охваченные эпидемией мизантропии, закрыли театры, 80% известны нам лишь по их названиям. Со времен Шекспира сохранилось всего 230 пьес, среди них 3 8 принадлежат Шекспиру, то есть около 15% от общего числа — поразительная пропорция.

Мы обладаем богатым творческим наследием Шекспира, поэтому можем сопоставить и понять, как мало мы знаем о его личности. Если бы сохранились только его комедии, мы бы считали его легкомысленным парнем. Если бы только сонеты, он казался бы нам человеком, которого обуревали мрачнейшие страсти. А знакомясь с другими его творениями, мы бы считали его изысканным, умным метафизиком, меланхоликом, Макиавелли, неврастеником, беспечным, любящим и так далее. Шекспир-писатель обладал всеми этими качествами. Но вряд ли мы знаем, каким он был человеком.

Оттого что ученые располагают обширным текстом, но скудным контекстом, они, как одержимые, концентрируются на том, что им удалось узнать. Они сосчитали каждое слово, которое он написал, зафиксировали каждую мелочь. Они могут сообщить нам (и уже это сделали), что в работах Шекспира 138 198 запятых, 26 794 двоеточий и 15 785 вопросительных знаков, что об ушах он писал 401 раз, что 10 раз встречается слово «навозная куча» и дважды — «тупица», что его герои говорят о любви 2259 раз, а о ненависти — 183, слово «проклятый» он употребил 105 раз, «кровавый» — 226, а вот слово «кровожадный» только дважды; он написал слово hath (архаичная форма has) 2069 раз, а has всего лишь 409 раз. Он подарил нам 884 647 слов, 31 959 реплик, 118 406 строк.

Они могут сказать нам не только, что Шекспир написал, но и что он прочитал. Джеффри Буллоу посвятил почти всю жизнь изучению источников того, о чем Шекспир упоминал, издал восьмитомный труд, открывающий перед нами не только копилку знаний Шекспира, но и их источник. Другой ученый, Чарлтон Хинмен, сумел расшифровать всех наборщиков текстов пьес Шекспира. Сравнивая особенности «почерка» — набирал наборщик go или goe, chok'd или choakte, lantern или lentom, set, sett или sette и так далее — и сравнивая эти особенности с особенностями стиля, пунктуации, употребления прописных букв, выключки строк и так далее, он с коллегами идентифицировал девять человек, набиравших Первое фолио. Его современники вполне серьезно решили, что благодаря детективному расследованию Хинмена мы знаем гораздо больше о том, кто что делал в типографии Исаака Джаггарда, чем сам владелец22.

Шекспир, похоже, не столько историческая фигура, сколько предмет одержимости ученых умов. Достаточно взглянуть на указатели многих научных журналов, посвященных ему и его эпохе, чтобы обнаружить в них такие скрупулезные исследования, как «Лингвистическая и информационная энтропия в "Отелло"», «Болезнь уха и убийство в "Гамлете"», «Использование яда в сонетах Шекспира», «Шекспир и народ Квебека», «Гамлет был мужчиной или женщиной?» и прочие подобные изобретательные темы.

Количество чернил, потраченных на труды о Шекспире, просто смехотворно огромно. В каталоге Британской библиотеки на рубрикации «Шекспир — автор» вы найдете 13 858 опций (тогда как на Марло23 — 455), а на рубрикации «Личность Шекспира» — еще 16 092. В Библиотеке Конгресса в Вашингтоне около 7000 работ о Шекспире — придется потратить двадцать лет, чтобы прочитать их, но при условии, что ежедневно вы одолеете одну книгу, — и если судить по этому каталогу, количество книг постоянно растет. Ежеквартальный журнал «Шекспир», самый солидный из всех библиографических указателей, ежегодно публикует указания на 4000 новых серьезных работ о нем — книг, монографий, статей.

Отвечу на естественный для будущего читателя вопрос: моя книга написана не столько потому, что мир ждет еще один опус о Шекспире, и в силу этой причины включена в серию «Выдающиеся личности». Моя идея проста: я решил разобраться, сколько мы можем узнать и действительно знаем о Шекспире, изучая архивные документы.

Впрочем, это одна из причин, и весьма несущественная.

Примечания

*. Это явное преувеличение. Если бы Уоллесы тратили на каждый документ по пять минут, им пришлось бы потратить 416 666 часов на чтение пяти миллионов страниц. Даже если бы они трудились по 24 часа в сутки, они должны были бы провести там 47,5 лет (Прим. автора).

1. Ричард Плантагенет Темпл Ньюгент Бриджи Чандос Гренвилль, второй герцог Букингемский и Чандосский — Плантагенеты — династия английских королей, правившая Англией с 1154-го по 1399 годы. Родоначальником династии Плантагенетов был Готфрид Красивый, граф Анжуйский, прозванный Плантагенетом от обыкновения украшать свой шлем веткой дрока (plantagenista). Генрих I Английский отдал свою дочь Матильду замуж за Готфрида. От этого брака родился в 1133 году Генрих, ставший после смерти Стефана английским королем, основателем династии Плантагенетов. Она дала Англии восемь королей: Генриха II (1154—1189), Ричарда I (1189—1199), Иоанна Безземельного (1199—1216), Генриха III (1216—1272), Эдуарда I (1272—1307), Эдуарда II (1307—1327), Эдуарда III (1327—1377) и Ричарда II (1377—1399). Последовавшая за Плантагенетами Ланкастерская династия была ветвью того же дома; отец первого короля из этой династии, Генриха IV — Иоанн Гентский — был третьим сыном Эдуарда III, но ближайшее право на престол имел Эдмонд Мортимер, потомок Лионеля Кларенского, второго сына Эдуарда III. Точно так же принадлежала к роду Плантагенетов и династия Йоркская, происходившая по мужской линии от четвертого сына Эдуарда III, Эдмунда.

Прадед Ричарда — сэр Джон Чандос (John Chandos; погиб в 1369 году), виконт Сен-Совер-ле-Виконт в Котантен, констебль Аквитании, сенешаль Пуатье, кавалер Ордена Подвязки (1348), прославленный средневековый английский рыцарь, полководец и придворный. Был описан Артуром Конан Дойлем в романах «Сэр Найджел Лоринг» и «Белый отряд». Был близким другом Черного Принца. Чандос был вдохновителем трех наиболее важных английских побед Столетней войны: в битвах при Кресси, Пуатье и Оре.

2. Хлебные законы в Великобритании, общее название законов, регулировавших в XV—XIX вв. ввоз и вывоз зерна и других продуктов земледелия (в основном путем введения высоких ввозных и низких вывозных пошлин). В совокупности Хлебные законы вели к сокращению сельскохозяйственных продуктов на внутреннем рынке и повышению цен на них, что отвечало интересам крупных землевладельцев и содействовало сохранению системы лендлордизма.

3. Гинея (Guinea) — монета, бывшая в употреблении в Великобритании; выплавлялась из золота, ввозимого из Гвинеи. Она имела разные стоимости с момента ее выпуска в 1663 году; на протяжении почти всего XVIII века гинея равнялась 21 шиллингу. Монета сохранилась и после того, как в 1817 году ее заменил соверен, но не как монета, а как стоимость 21 шиллинга для оплаты за некоторые профессиональные услуги до 1971 года, когда начался переход к десятичной денежной системе.

4. Чандосский портрет Шекспира создан в начале XVII века. Считается, что его первым владельцем был Уильям Давенант, затем Томас Беттертон, впоследствии портрет принадлежал герцогам Чандосским. Возможно, это подлинное изображение Шекспира.

5. Шенбаум Сэмюель (Schoenbaum Samuel; 1927—1996) — автор всеобъемлющего исследования материалов о жизни и творчестве Шекспира — «Биография Шекспира» и «Уильям Шекспир: Жизнеописание в документах».

6. Дрейк Фрэнсис (Drake Francis; около 1540—1596) — первый британский кругосветный мореплаватель, один из пиратов королевы Елизаветы (с 1572 года), сэр (1580), член английского парламента (1583), вице-адмирал (1588), национальный герой Великобритании. В конце 1577 года на 5 кораблях отплыл к западному берегу Южной Америки грабить испанские галионы и портовые города. В Тихий океан вышел через Магелланов пролив (сентябрь 1578 года). Шторм, раскидавший суда, отбросил флагман «Золотая лань» далеко к Югу, в результате Дрейк открыл (вторично — после испанца Ф. Осеса) пролив Дрейка. В сентябре 1580 года завершил кругосветное плавание (второе — после Ф. Магеллана) и стал первым в мире капитаном, обогнувшим Землю за один непрерывный морской поход. В 1588 году командовал эскадрой объединенного англо-голландского флота, разгромившего Непобедимую Армаду.

7. Рэли (Рейли) Уолтер (Raleigh Walter; около 1552—1618) — английский мореплаватель, организатор пиратских экспедиций, поэт, драматург, историк. В 80-е годы XVI века — фаворит королевы Елизаветы I, безуспешно пытался основать английскую колонию в Северной Америке. Один из руководителей разгрома испанской Непобедимой Армады (1588). Обвиненный в заговоре против Иакова I, заключен в Тауэр (1604—1616). Казнен после неудачной экспедиции в Северную Америку.

8. Дройсхут Мартин (Droeshout Martin; около 1601—1650) — автор гравированного портрета Шекспира. Ему было всего пятнадцать лет, когда умер Шекспир, поэтому, скорее всего, гравюра была сделана с неизвестного рисунка. Тем не менее, помимо бюста на монументе, это единственное изображение Шекспира, которое имеет право считаться подлинным.

9. Джонсон Бен (Jonson Ben, полное имя — Benjamin; около 1573—1637) — английский поэт и один из трех крупнейших — наряду с Шекспиром и Марло — драматургов елизаветинской эпохи. Родился предположительно 11 июня 1573 года в Лондоне или Вестминстере, однако записей о его рождении и крещении не сохранилось. Окончив Вестминстерскую школу, Джонсон сменил профессии каменщика, солдата и актера и, естественно, занялся сочинением пьес. Не очень много известно и о его актерской деятельности. Считается, что он не имел успеха, но это мнение основано лишь на том, что он вскоре перестал играть и начал писать для театра. Самым богатым событиями в биографии Джонсона и едва не стоившим ему жизни стал 1598 год. В конце 1597-го или начале 1598 года была поставлена первая из его сохранившихся пьес — «Обстоятельства переменились». За ней последовала комедия «Всяк в своем нраве». Это была первая из девяти пьес Джонсона, поставленных труппой лорда-камергера (впоследствии — труппой «Слуги Его Величества короля»). В главных ролях были заняты Р. Бербедж (около 1567—1619) и У. Шекспир. 22 сентября Джонсон убил рапирой Г. Спенсера, вместе с которым годом раньше сидел в тюрьме за «Собачий остров». В архиве Мидлсекской тюрьмы за октябрь 1598 года есть запись о том, что Джонсону выжгли клеймо «Тайберн Т.» («Тайбернское дерево»; Тайберн — место публичной казни в Лондоне). Вслед за Д. Драйденом принято считать, что после «Варфоломеевской ярмарки» начался закат драматического таланта Джонсона, но этого нельзя сказать о его поэтическом даре, раскрывающемся в полную силу в стихотворном панегирике «Памяти любимого друга, сочинителя Уильяма Шекспира», который был включен в изданное в 1623 году при участии Джонсона Первое фолио Шекспира. Со смертью короля Якова в 1625 году в жизни Джонсона начался долгий период лишений: его осаждали кредиторы, к тому же разбил паралич; король Карл был к нему равнодушен. Умер Джонсон 6 августа 1637 года, похоронен на Вестминстерском кладбище; надпись на могиле гласит: «О, несравненный Бен Джонсон».

10. Янссен Герарт (Gheerart Janssen; 1600—1623) — сын голландского скульптора, эмигрировавшего из Амстердама в Лондон около 1567 года. Семье принадлежала мастерская в лондонском районе Саутварк, где Герарт изваял монумент Шекспира.

11. Название театра «Глобус» (The Globe [Theatre]), как правило, связывают с одним из трех театров в Лондоне. Первоначальный театр «Глобус» был построен в 1599 году с использованием деревянных конструкций более раннего театра (первого общедоступного лондонского театра), называвшегося просто «Театр», который был построен отцом Ричарда Бербеджа, Джеймсом Бербеджем, в Шордиче в 1576 году. Бербеджи первоначально арендовали место, на котором был построен «Театр», на 21 год. В 1598 году владелец земли, на которой располагался «Театр», повысил арендную плату. Бербеджи демонтировали «Театр» балка за балкой и перевезли его к Темзе, и там он был собран вновь уже как «Глобус». В июле 1613 года театр «Глобус» сгорел во время спектакля «Генрих VIII». Был восстановлен в июне 1614 года (когда Шекспир уже уехал из Лондона в Стратфорд) и просуществовал до 1642 года. Современное (воссозданное по описаниям и найденным при раскопках остаткам фундамента) здание театра «Глобус» открыто в 1997 году. Здание восстановлено на расстоянии около 200 метров от места первоначального расположения театра.

12. Мэлоун Эдмунд (Malone Edmond, 1741—1812) — ирландский ученый, составитель сочинений Шекспира.

13. Стивенс Джордж (Steevens George; 1736—1800) — английский исследователь, выпустивший собрание двадцати пьес Шекспира в 1766 году, а также Полное собрание сочинений, в основу которого легло издание доктора Джонсона. Это собрание сочинений, снабженное собственными комментариями Стивенса, вышло в 1773 году (переиздано в 1778 году и затем Исааком Ридом в 1785 году). В 1793 году Стивенс издал заключительное собрание сочинений Шекспира вскоре после выхода в свет издания Мэлоуна. Исследователь ценил значение изданий ин-кварто и был редким знатоком елизаветинской литературы.

14. Театр «Блэкфрайерс» — заброшенный монастырь в лондонском районе Блэкфрайерс, время от времени служивший театральной площадкой для детских трупп. В 1608 году приобретен для «Слуг короля» (бывших «Слуг лорда-камергера»), которые использовали его для зимнего помещения. Это был крытый частный театр.

15. Сперджен Каролайн (Spurgeon Caroline; 1869—1941), автор книги «Образы Шекспира, и что они нам говорят» (1935), предприняла свое исследование с целью выявить посредством образов, применяемых поэтом, характер его личности, симпатии и антипатии, круг знаний, — словом, все то, что вольно или невольно выдавало индивидуальные особенности Шекспира. Собрав и классифицировав все образы в произведениях Шекспира, Сперджен пришла к выводам, которые были гораздо шире первоначальной задачи. Как раз то, что она пытается выдать за черты личности Шекспира, более всего может подвергнуться сомнению, но то, что Сперджен открыла в строе образов, является бесспорным. Предварительные результаты своих исследований Сперджен изложила в двух лекциях — «Лейтмотивы в образах трагедий Шекспира» (1930) и «Повторяющиеся образы у Шекспира» (1931).

16. Уильям Шекспир. Сонет 37. Перевод И. Фрадкина // Сонеты. Санкт-Петербург: Азбука-Классика, 2004. С. 129.

17. Уильям Шекспир. Сонет 89. Перевод С. Степанова // Сонеты. Санкт-Петербург: Азбука-Классика, 2004. С. 239.

18. Деккер Томас (Dekker Thomas; около 1572 — около 1632) — английский драматург, памфлетист, лирический поэт. О происхождении Деккера ничего не известно. Как драматург он впервые упоминается в 1598 году в связи с труппой «Слуги лорда-адмирала». Работал обычно в соавторстве с другими драматургами; большинство его пьес утрачено. Три наиболее известные драмы Деккера относятся к раннему периоду — фольклорно-лирическая пьеса «Старый Фортунат», «Праздник башмачника», принесшая ему самый крупный успех, и «Бич сатирика», веселая сатира на Б. Джонсона, которую ставили во время «войны театров».

19. Джонс Иниго (Jones Inigo; 1573—1652) — английский архитектор. Изучал архитектуру в Италии и Франции, в 1615—1643 годы — главный смотритель королевских зданий. Последователь Палладио, составил комментарии к его трактату (изданы в 1715 году). Джонс стремился освободить английскую архитектуру от средневековых пережитков и утвердить в ней принципы классического зодчества — ясность композиции и благородство пропорций. Составил проект ансамбля дворца Уайтхолл в Лондоне (осуществлен только Банкетный зал), построил виллу королевы в Гринвиче (1616—1635), центральную часть дворца Кобем-холл (Кент, 1620), выполнил интерьеры дворца Уилтонхаус (Уилтшир, около 1649—1652). Работал также как театральный художник.

20. Кид Томас (Kyd Thomas; 1558—1594) — английский драматург. В 1580-е годы начал переводить пьесы и писать собственные. В 1587—1593 годах состоял на службе у некоего аристократа, в 1591 году снимал квартиру на паях с Кристофером Марло. Двумя годами позднее знакомство с Марло обернулось для Кида серьезными неприятностями. По подозрению в антигосударственной деятельности, к которому затем добавилось обвинение в атеизме, Кид был арестован и подвергнут пыткам. Вскоре он вышел на свободу, но, лишившийся состояния и сломленный духовно, прожил после этого не более года. Большая часть сочинений Кида утрачена или не поддается атрибуции.

21. 1642 год — начало Гражданской войны в Англии.

22. Джаггард Уильям (Jaggard William, 1569—1623) — книгопечатник; совместно с сыном Айзеком (Исааком) (1595—1627) издал Первое фолио сочинений Шекспира (1623), а также (самостоятельно) «Страстного пилигрима» (1599). В 1619 году вместе с Томасом Пэвьером (Thomas Pavier) выпустил сборник из десяти шекспировских и псевдошекспировских пьес. Когда пьесы начали выходить в свет, лорд-камергер повелел Гильдии книгопечатников и издателей не перепечатывать пьесы труппы «Слуги короля» без разрешения актеров. Вероятно, по этой причине некоторые издания ложно датированы 1600 годом.

23. Марло Кристофер (Marlowe Christopher; 1564—1593) — английский поэт и крупнейший после Шекспира драматург елизаветинской эпохи. Родился в феврале 1564 года в Кентербери (графство Кент). Его отец, Джон Марло, по профессии сапожник, был почетным гражданином города. Получив степень магистра в кентерберийской Королевской школе, Марло почти сразу отправился в Лондон, где вошел в первую в истории английской литературы группу профессиональных драматургов, за которыми закрепилось название «университетские умы» (Д. Лили, Т. Нэш, Р. Грин, Дж. Пил и Т. Лодж). Он привез в Лондон рукопись первой части трагедии «Тамерлан», написанной, вероятно, еще в Кембридже. Бурная личная жизнь Марло отразилась и в его произведениях. Несдержанный на язык, он нажил себе немало врагов. 30 мая 1593 года Марло был убит в драке в дептфордской таверне «Дейм Элеанор Булл» близ Лондона. Перед этим у него возникли неприятности с властями — его даже вызывали в Тайный совет. Возможно, причиной убийства послужила некая интрига, связанная с его секретной службой. Марло похоронен в дептфордской церкви Святого Николая. Самая известная, хотя и не лучшая, пьеса Марло «Тамерлан» (часть 1 — 1587, часть 2 — 1588) посвящена истории безвестного скифского пастуха, ставшего властелином мира. Первая английская трагедия, написанная блестящим, виртуозным белым стихом, «Тамерлан» ознаменовал начало нового периода в английской драме. Благодаря мощному драматизму, звучности стиха, поэтической изысканности пьеса имела оглушительный успех; поток цитат, подражаний и пародий не иссякал многие годы. Лучшим произведением Марло большинство критиков считает «Доктора Фауста». Это первая из двух великих драм, основанных на истории реального лица — доктора Иоганна Фауста из Гейдельберга (в архивах Гейдельбергского университета есть запись о присуждении ему степени бакалавра в 1509 году), который, как гласит легенда, продал душу дьяволу. Источником пьесы Марло послужило народное немецкое произведение — «Книга о Фаусте», английский перевод которой вышел в 1592 году. Впрочем, некоторые данные свидетельствуют о том, что пьеса написана в 1588—1589 годах. В таком случае не знавшему немецкого Марло был доступен более ранний, не дошедший до нас перевод «Книги о Фаусте». И.В. Гете, использовавший тот же сюжет в своей трагедии «Фауст», очень высоко ставил пьесу своего английского предшественника. Влияние Марло на Шекспира уже давно не вызывает сомнений; подражания и реминисценции из его сочинений отмечены примерно в половине пьес и поэм Шекспира.