Вступление

Старые книги для новых читателей берегут рассказ о том, как в древние времена, возможно — в конце первой половины XI века, ютландский принц, нам известный под именем Гамлет, прикинулся сумасшедшим, чтобы сжить со свету дядю, убившего его отца, женившегося на матери и захватившего престол. Хитростью и везучестью этот принц превзошел все, что считалось возможным. Он осуществил свой план, получил королевство и явил бы пример человека, награжденного судьбой за заслуги, не доверяй он слишком своей удаче и не вздумай одновременно сожительствовать с двумя супругами, одна из которых его и погубила.

Во времена менее древние, а именно — 25 октября 1415 года, в день святых Криспина и Криспиана, покровителей башмачников — английское войско под командованием короля Генриха V разбило численно превосходящее французское войско на французской земле в битве у деревни Азинкур. Молодой король Англии был умен и отважен, умел брать сердца, умел вести людей за собой; когда считал нужным, он не останавливался перед жестокостью. О нем рассказывали, что в юности он был беспутнейшим гулякой, покровителем повес и даже разбойников, но, взойдя на престол, вдруг изменился.

Прошло еще время, и пришел тот человек. А он был хитрец. Он был лицедей и волшебник, и сказочник.

Он был поэтом, а не мудрецом, но, так как он владел словом, к нему стали приходить и за мудростью, за нечаянной мудростью поэтов. Он знал несколько простых вещей, которые действовали на старые истории, как соль на мясо. Многие известные старые сказки и истории он будил к новой жизни, как жених спящую невесту, и они пробуждались похорошевшими и более без возраста.

Он был поэт, умел играть словами и смотреть на них со стороны и знал, что слова могут значить много и ничего. Он был драматург и чувствовал могущество времени, бранил его, воздавал ему должное, шутил над ним и тягался с ним, утверждая, что сохранит в стихах от разрушений временем то, что ему дорого. Он также знал, что жизнь состоит из противоречий, чувствовал их, как врач пульс, и не уставал на них указывать. Он умел остро шутить, не заботясь о приличиях, и знал, каким лезвием становится шутка, если на сердце тяжело. Он пытался призывать к милосердию, но не боялся показать жестокость, изобретательность зла и несправедливость, чтобы заставить своих зрителей испытать отвращение к ним и сострадание к их жертве. Еще он знал, как сильно люди любят играть, и надевать личину, и ею обманываться, и радоваться, когда она спадает, и как интересно людям смотреть не на поверхность, а сквозь. Весь мир он объяснял с помощью театра, и объяснение это оказалось живо востребованным. Что мир — сцена, где играют люди, он не только заявил, но и показал это так, что ему захотели верить и именно за ним — повторять. Таким, по крайней мере, видит его мое воображение.

В числе прочих он пересказал (и не первый) для сцены историю принца, а затем короля Генриха, ставшего героем своей страны, и историю принца Гамлета. О первом получилось три пьесы в жанре «исторические хроники», о втором — одна трагедия. Над ней он потрудился особенно хорошо, так как герой был почти тезкой его умершего сына.

Принц, притворяющийся шалопаем, и другой принц, притворяющийся помешанным, входят в большую международную и межвременную компанию легендарных героев, где вместе с ними Одиссей и Тристан, царь Давид и третий сын Иванушка, «странный человек» и «смешной человек». Велико множество мудрецов и хитрецов, до времени признаваемых дурачками; кто-то притворяется по своему почину, а кого-то принимают за дурачка просто так за то только, что слишком уж непохож обсуждаемый на своих проницательных судей. Как бы не сложилась судьба каждого из этих героев, будь он честен или коварен, все они — напоминание признанным мудрецам, что их зоркость относительна и не всякое суждение бесспорно, а потому не должно презирать ни «меньшого», ни «странного». Но, кроме этого, цикл пьес о Генрихе стал у того самого волшебника историей о настоящем короле, а пьеса о Гамлете — историей о настоящем человеке.

Вновь утверждая свою любимую идею, каждого из принцев он изобразил лицедействующим. В данном случае это два королевича, временно безумствующих и принимающих на себя роль шута, — но не одного и того же шута, не в одних обстоятельствах и с разными целями. А еще автор использовал в двух историях общий прием, но использовал неодинаково: парой каждого из героев он сделал смешного человека, помогающего зрителю лучше узнать, что представляет собою герой.

Уже две эти параллели позволяют сравнивать хроники Шекспира о принце Гарри, затем короле Генрихе V, и трагедию о Гамлете. Но и помимо них можно отыскать немало мотивов и моментов, перекликающихся между собой в этих произведениях, и не раз случалось, что роли Генриха V и Гамлета были в одной актерской карьере.

В этой работе я попытаюсь сравнить двух этих героев и литературные миры, где они живут, чтобы увидеть, как развивается в каждом случае общая тема «шута и королевича»¹.

Примечания

1. Цитаты из хроник «Генрих IV» (часть I) и «Генрих IV» (часть II) по умолчанию в переводе Б. Пастернака, из хроники «Генрих V» в переводе Е. Бируковой; цитаты из «Гамлета» по умолчанию в переводе Б. Пастернака и в оговоренных случаях — в переводе М. Лозинского. При цитировании других произведений автор перевода указывается в каждом случае.