Идеальный человек возрождения

В пьесах Шекспира есть такая особенность: каков бы ни был отрезок времени, когда происходит действие, в течение его человек проходит свой жизненный путь. Жизнь героев шекспировских трагедий начинается с того момента, когда они оказываются вовлеченными в драматический конфликт. И действительно, человеческая личность раскрывает себя полностью, когда вольно или невольно вовлекается в борьбу, исход которой оказывается иногда для нее трагическим.

Перед нами прошла вся жизнь Гамлета. Да, именно так. Хотя действие трагедии охватывает всего несколько месяцев, но они и были периодом подлинной жизни героя. Правда, Шекспир не оставляет нас в неведении, каким был герой до того, как возникли роковые обстоятельства. Несколькими штрихами автор дает понять, какою была жизнь Гамлета до гибели его отца. Но всё предшествующее трагедии имеет мало значения, потому что нравственные качества и характер героя выявляются в процессе жизненной борьбы. Конечно, не безразлично, каким был датский принц до событий, с которых начинается трагедия, нам он открывается уже тогда, когда жизненные потрясения вызвали перемены в его взглядах и поведении.

Двумя средствами знакомит нас Шекспир с прошлым Гамлета: его собственными речами и мнением о нем других.

Из слов Гамлета «я утратил свою веселость, забросил все привычные занятия» (II, 2, 306—307) легко сделать вывод о душевном состоянии Гамлета-студента. Он жил в мире интеллектуальных интересов. Не случайно Шекспир-художник избрал именно Виттенбергский университет для своего героя. Слава этого города основывалась на том, что именно здесь Мартин Лютер 31 октября 1517 года прибил к дверям собора свои 95 тезисов, направленных против римско-католической церкви. Когда в специальной булле папа римский осудил его, Лютер сжег в 1520 году этот документ. Виттенберг стал, благодаря этому, синонимом духовной реформации XVI века, символом свободной мысли. Не принцы, не придворные составляли круг, в котором вращался Гамлет, а его товарищи по университету. При всей экономии, необходимой для драмы, Шекспир ввел в число действующих лиц трех однокашников Гамлета по университету — Горацио, Розенкранца и Гильденстерна. От этих последних мы узнаем, что Гамлет был любителем театра. При этом он не ограничивался посещением спектаклей, но был вхож за кулисы, лично знал актеров. Нам известно также, что Гамлет не только читал книги, но и сам писал стихи. Этому обучали в тогдашних университетах. В трагедии есть даже два образца литературного письма Гамлета: любовный стишок, адресованный Офелии, и шестнадцать стихотворных строк, вставленных им в текст трагедии «Убийство Гонзаго».

Автором подчеркнута интеллектуальность Гамлета, его широкий интерес к культуре и особенно к искусству (литература, театр). Но это далеко не весь Гамлет. Шекспир представил его типичным «универсальным человеком» эпохи Возрождения. Именно таким рисует его Офелия в уже цитированных словах, жалея, что, лишившись рассудка, Гамлет утратил свои прежние качества:

О, что за гордый ум сражен! Вельможи,
Бойца, ученого — взор, меч, язык;
Цвет и надежда радостной державы,
Чекан изящества, зерцало вкуса,
Пример примерных...
        III, 1, 18—162

В подлиннике слову «вельможа» соответствует (courtier) придворный. Чтобы понять смысл этого определения, надо отвлечься от обычного понятия, связанного с этим словом, — человек, служащий при дворе царственных лиц. Одним из важнейших теоретических документов итальянского гуманизма было сочинение Бальдассаро Кастильоне «Придворный» (1528). В нем в форме диалога обсуждаются качества, необходимые идеальному дворянину. Он должен быть всесторонне развитым человеком, способным проявить себя наилучшим образом в любом виде жизнедеятельности. Книга Кастильоне стала своего рода библией европейского гуманизма. В 1561 году Томас Хоби перевел ее, и английские гуманисты приняли изложенный там кодекс правил поведения как закон, которому должен следовать каждый, кто хочет достигнуть вершин человеческой культуры. Именно в этом смысле Офелия и называет Гамлета «придворным».

Она называет его также воином (soldier). Как истинный «придворный», Гамлет владеет и мечом. Он опытный фехтовальщик, постоянно упражняется в этом искусстве и демонстрирует его в роковом поединке, завершающем трагедию.

Слово «ученый» (scholar) здесь означает высокообразованного человека, а не научного деятеля.

В Гамлете также видели человека, способного управлять государством, недаром он — «цвет и надежда радостной державы». Благодаря его высокой культуре, от него многого ожидали, когда он унаследует престол.

Все внутренние совершенства Гамлета отражались и в его внешнем облике, обхождении, изяществе поведения.

Таким виделся Гамлет Офелии до того, как в нем произошла разительная перемена. Речь любящей женщины является вместе с тем и объективной характеристикой Гамлета. В общении с нею, однако, он этих качеств на протяжении трагедии уже не проявляет. Поэтому она видит лишь утрату их принцем: «пал, пал, до конца» (III, 1, 162). Но таким Гамлет остается в сущности и тогда, когда стал представляться сумасшедшим.

Шутливые беседы с Розенкранцем и Гильденстерном дают понятие о присущей Гамлету светскости. Его интерес к театру отражает пристрастие к искусству. Россыпи мысли, наполняющие речи принца, говорят о его уме, наблюдательности, умении остро сформулировать мысль. Боевой дух он проявляет в столкновении с пиратами.

А как можем мы судить, насколько права Офелия, утверждая, что в нем видели надежду для всей Дании получить мудрого и справедливого монарха? Для этого достаточно вспомнить ту часть монолога «Быть иль не быть», где Гамлет осуждает «судей медливость, заносчивость властей и оскорбленья, чинимые безропотной заслуге» (III, 1, 72—74). В числе бедствий жизни он называет не просто «гнев сильного», а несправедливость угнетателя (oppressor's wrong), под «насмешкой гордеца» подразумевается высокомерие знати по отношению к простым людям.

Гамлет изображен последователем принципов гуманизма. Как сын своего отца, он должен отомстить его убийце и полон ненависти к Клавдию. Более того, как человек широкомыслящий, Гамлет сознает, что Клавдий не только сам злодей, но и рассадник зла в стране. Он совратил не только мать принца, но и всех вокруг, заставлял служить ему, вовлекая в общую пучину зла. Это изображено в трагедии весьма наглядно. Пособниками Клавдия становятся Полоний, Розенкранц и Гильденстерн, Лаэрт и даже Офелия.

В сознании Гамлета возникает глубочайшее противоречие. Отомстить за отца его священный долг, уничтожить Клавдия необходимо, ибо он сеет повсюду зло. Но осуществить стоящую перед ним задачу Гамлет может только убийством, то есть должен совершить то самое зло, которое вызвало его глубокое возмущение.

За этим противоречием кроется другое. Будь зло воплощено в одном Клавдии, решение задачи было бы просто. Но Гамлет видит, что злу подвержены и другие люди. Ради кого очищать мир от зла? Ради Гертруды, Полония, Розенкранца, Гильденстерна, Озрика?

Вот противоречия, гнетущие сознание Гамлета.

Мы видели, он ведет борьбу, морально уничтожает тех, кто предает человеческое достоинство, наконец, пускает в ход и оружие. Гамлет хотел бы исправить мир, но не знает как! Он сознает, что простым кинжалом, убив себя, не уничтожишь зла. А можно ли его уничтожить, убив другого?

Известно, что одним из кардинальных вопросов гамлетовской критики является медлительность принца. Из произведенного нами анализа поведения Гамлета нельзя вывести, что он медлит, ибо, так или иначе, он действует все время. Подлинная проблема состоит не в том, почему медлит Гамлет, а в том, чего он может добиться, действуя. Не просто осуществить задачу личной мести, а вправить вывихнувшийся сустав Времени (I, 5, 189—190). Гамлет не лжет, когда восклицает:

Зачем живу, твердя: «Так надо сделать»,
Раз есть причина, воля, мощь и средства
Чтоб это сделать.
        IV, 4, 44—46

Он смел, без страха бросается на призыв Призрака и следует за ним, вопреки опасливым предупреждениям Горацио. Разве не чувствуется сила его духа в словах:

      Мой рок взывает,
И это тело в каждой малой жилке
Полно отваги, как Немейский лев.
        I, 4, 81—83

Гамлет способен быстро принимать решения и действовать, как тогда, когда он услышал за занавесом крик Полония.

Хотя мысли о смерти часто волнуют Гамлета, он ее не боится: «Мне жизнь моя дешевле, чем булавка...» (I, 4, 65).

Это сказано в начале трагедии и повторено незадолго до ее конца: «его не страшат предвестия <...>; не все ли равно — расстаться рано? Пусть будет» (V, 2, 230, 234—235). А еще раньше, отправив Розенкранца и Гильденстерна на верную смерть, Гамлет с горькой иронией замечает: «Жизнь человека — это молвить: «Раз» (V, 2, 74). Вывод подсказан всем предшествующим опытом героя...