3. «Король Генрих VIII»

Правление Генриха VIII было для елизаветинских драматургов сравнительно недавним прошлым. В нескольких драмах изображена жизнь кардинала Вулси, Томаса Кромвеля, а в драме «Сэр Томас Мор», которая сохранилась в рукописи, кроме судьбы Томаса Мора, показано трагическое событие — мятеж лондонских ремесленников против «иноземцев». В источнике в разделе «Хроник» Холиншеда подробно описан мятеж против нового налога: по всей стране начался плач, многие отказывались платить. Король, узнав о мятеже, собрал в полном составе королевский совет и приказал отменить налог и простить всех, кто отказался его вносить.

Исторический Генрих VIII жестоко расправлялся с неугодными вельможами, но умел уступать, когда возникала опасность народного мятежа, — и Шекспир в самом начале драмы показал эту особенность политики короля. В драме показан критический момент в истории Англии, когда Генрих VIII начал реформацию. Вначале кардинал Вулси просил римского папу разрешить развод, поскольку собирался ради политических целей женить короля на французской принцессе. Однако, узнав, что Генрих влюбился на балу в «еретичку» Анну Болейн, фрейлину королевы Екатерины, Вулси отправил послание в Рим с просьбой запретить развод, — этот шаг был роковым и привел к падению всесильного кардинала.

Шекспир в полном соответствии с историческим источником раскрыл сословные причины ненависти лордов к Вулси: кардинал «сломал хребты знати» поборами, он не имел знатных предков, а обязан возвышением личным заслугам. После его падения они глумились над врагом, который долго держал их в страхе. Это глумление вызывает негодование лорда-камергера, и Шекспир явно разделяет это негодование. Незаурядные дипломатические способности Вулси раскрыты в нескольких эпизодах, а причины падения и в источнике и в драме не определены — ни Холиншед, ни Шекспир не дают понять, каким образом Генрих VIII узнал о письме Вулси в Рим и о несметных богатствах кардинала. Кто-то подсунул эти документы в пакет, отправленный королю. Пакет передал Генриху Томас Кромвель, человек, всем обязанный кардиналу, человек, которому Вулси доверял. Никто из персонажей не говорит о предательстве Кромвеля, и все же эта мысль может возникнуть. Бэкингем перед казнью предупреждал, как опасно доверять слугам, ведь и его предал один из слуг. Он вспоминает, что и отец его герцог Бэкингем погиб из-за предательства слуг. Эти предостережения настораживают. Прощальные наставления Вулси Томасу Кромвелю еще раз подчеркивают доверие к нему кардинала. Шекспир сообщает, что вскоре после падения Вулси Томас Кромвель стал любимцем короля, который ввел его в королевский совет.

Исторические источники дают весьма нелестную оценку Томасу Кромвелю. Историки называют Кромвеля «макиавеллистом». Он был орудием падения Томаса Мора, он ввел «шесть статей» — так называемые «кровавые статуты», по которым достаточно было показаний двух свидетелей, чтобы любого человека обвинить в ереси и отправить на эшафот. Холиншед рассказывает, что эти кровавые законы привели к бесконечным казням. Страницы хроники Холиншеда, посвященные правлению Кромвеля, заполнены десятками имен казненных. Наконец, Холиншед приводит речь Кромвеля перед казнью, в которой он винит себя во многих грехах. Такой человек вполне мог выдать Вулси королю.

Судьба персонажей драмы приводит к мысли о том, что любая близость к политике и власти опасна. Только после падения прозревает кардинал Вулси:

Как жалок и несчастен тот бедняк,
Кто от монарших милостей зависит...

(III, 2, 366—367)

Рано или поздно люди, участвующие в государственной политике, погибают — одни в борьбе за власть, другие — как жертвы чужих эгоистических интересов.

Исследователи часто высказывают недоумение, почему Шекспир изобразил католичку Екатерину с такой симпатией, в то время как большинство зрителей ненавидело «папистов». Нетрудно заметить, что о католицизме Екатерины почти ничего не говорится в пьесе. Шекспир создал по-человечески привлекательный образ верной, доброй и смелой женщины. У Холиншеда нет сведений о том, что королева заступалась за народ. Шекспир создает превосходную сцену, где королева обвиняет кардинала и защищает коммонеров: ваши подданные в великой нужде, новые налоги вызывают недовольство, говорит она королю.

Ф. Шаль пишет о Екатерине с той симпатией, с какой она изображена Шекспиром: «Как голос угнетенной Англии она приносит грозному властителю жалобы его королевства. Женщина чистая и робкая приходит пред лицо самого короля, ужасного народу, им ограбленному, ужасного любимцам, облитым его золотом. Она пришла просить за бедствующих подданных; она всем жертвует, и все у нее отнимается: любовь, супруг, венец, спокойствие, жизнь!»¹ В этих словах верно передано главное в характере королевы Екатерины. Шекспир, отступив от Холиншеда, представил ее заступницей за бедные общины, за людей, которым грозит казнь, за своих слуг, которые не покинули ее в ее несчастьях.

Слова «налоги», «изъятия», «голод» (taxation, exactions, hunger) постоянно повторяются в этой сцене. Королева и Норфольк говорят об опасности народного мятежа: налоги вызывают недовольство (ремесленники угрожают мятежом). Король изумлен. Возможно, что он действительно не знал о введенных кардиналом налогах, но возможно, что его удивление не более чем притворство:

Налоги?
Какие же? На что? — Лорд-кардинал!
Вы тот, кого бранят со мною вместе,
Вы знаете о них?

(I, 2, 37—40)

Хитрый кардинал уверяет, что он осведомлен о государственных делах не более других. Король требует пояснений: «Но в чем их суть? Какого рода, в общем, налоги эти?» Королева рассказывает о новых указах:

Народа недовольство
Вполне понятно. Ведь указ был издан
Шестую часть имущества внести
Немедленно в казну, и называют
Причиной вашу с Францией войну.

Она говорит о том, что налоги развязали языки недовольным, их долг, покорность, верность сменяются яростью, их молитвы — проклятиями. «Сейчас важнее дела нет», — говорит она королю (I, 2, 56—67). Король клянется жизнью, что все совершено против его желания, Вулси ссылается на государственную необходимость:

Нельзя же нам от дел необходимых
Отказываться только из боязни,
Что будут нас жестоко осуждать...

(I, 2, 76—78)

Общественное мнение не может направлять политику, убеждает Вулси короля. Однако Генрих проявляет заботу о под данных и о безопасности страны. «Есть ли прецеденты?» — спрашивает он кардинала и возмущается:

Шестая часть? Тут просто в дрожь бросает!
Ведь если мы с деревьев обдерем
Кору да крону, часть ствола и ветви,
То даже если корни мы оставим,
То воздух выпьет соки из калек.

(I, 2, 94—98)

Образное сравнение в речи короля как нельзя лучше символизирует положение его подданных. В этой же сцене показана гибкость и хитрость короля. Трудно предполагать, что король ничего не знал о налогах, но он сумел выказать милосердие и успокоить народ. Вероятно, именно эта гибкость позволила историкам утверждать, что Генрих, несмотря на его жестокость и деспотизм, не вызывал к себе ненависти народа.

В хронике «Генрих VIII» пышные придворные церемонии занимают больше места, чем в какой-либо другой драме Шекспира. Рассказ о празднествах во Франции, бал во дворце Вулси, коронация Анны, крестины Елизаветы — все эти сцены, возможно, связаны с изменением вкусов публики: театр во времена правления Якова становится придворным развлекательным зрелищем. Однако первые сцены драмы, наполненные жалобами на разорительные налоги, создают весьма мрачный фон для пышных и веселых процессий. За все это платит народ. Политика, и внешняя и внутренняя, прежде всего пожирает народные доходы. Вулси считает налоги государственной необходимостью, королева Екатерина сочувствует коммонерам, а народ то угрожает мятежом, то глазеет на крестины принцессы, развлекаясь потасовками с охраной. Даже в наиболее торжественных сценах характеристика народной толпы, данная в словах привратника и его помощника (V, 4), вносит весьма заметный диссонанс в последующие восхваления царствующих особ и новорожденной принцессы. Народ привлечен редким зрелищем и обещанием даровых угощений.

Изображение суда над Кранмером дает представление о связи реформации с народным движением. В сочинениях отцов церкви часто говорилось об опасности ересей для государства. В драме об этой опасности напоминает епископ Гардинер: если мы из жалости к одному человеку запустим эту заразную болезнь, она станет опасной для государства. Гардинер требует крайних мер и напоминает членам королевского совета о Крестьянской войне в Верхней Германии:

И если мы дадим из добродушья
И глупой жалости к каким-то лицам
Свирепствовать опаснейшей заразе,
Тогда к чему лекарство? Что тогда?
Начнется смута, бунт... Над государством
Нависнет беспрестанная угроза.
Недавно нам немецкие соседи
Напомнили об этом очень ясно.

(V, 3, 24—30)

В хронике Холиншеда Гардинер назван виновником бесконечных казней по обвинению в ереси, поэтому Шекспир имел основания изобразить епископа Винчестерского противником реформации. Религиозные разногласия скрывают в одних случаях личную вражду и борьбу за власть, а в других — более глубокие социальные конфликты в государстве.

Появление короля прерывает споры в совете. Король одергивает Гардинера: «Ты жаждешь крови, человек жестокий», и бранит членов совета: «Я думал, что со смыслом и умом в моем совете люди, но их нет» (V, 3, 135—136). И король предлагает Кранмеру быть крестным отцом его дочери. С самого начала и до последних сцен король Генрих представлен всесильным деспотом, который не считается ни с кем и следует своим желаниям и капризам².

При сопоставлении драмы «Король Генрих VIII» с «Хрониками» Холиншеда можно прийти к выводу, что Шекспир намеренно вывел исторических лиц, которые в то или иное время стали жертвами деспотизма Генриха VIII. Правда, Шекспир выбрал лишь немногие трагические события: казнь Бэкингема, суд над королевой Екатериной, падение и смерть Вулси. Однако зритель, знакомый с историей, легко мог вспомнить, что королева Анна Болейн была казнена Генрихом через несколько лет, что любимый народом канцлер Томас Мор погиб на эшафоте, что впоследствии был казнен и Томас Кромвель, а незадолго до своей смерти Генрих заключил в тюрьму герцога Норфолька и казнил герцога Серрея.

Несмотря на это, Генрих ни разу не назван тираном, все его жертвы прощают ему свою смерть и падение. Может быть, это сделано из «цензурных» соображений, а может быть, Шекспир просто сохранял верность источнику, ибо приведенные у Холиншеда речи казненных содержат признание вины и покорность закону и королю. Характеристика Генриха в драме свидетельствует не столько об осторожности драматурга, сколько о его таланте психолога и историка. Генрих привел парламент в состояние рабской покорности, однако он сохранил видимость парламентских свобод, и эту особенность правления Генриха показал Шекспир.

Генрих смело назначал на государственные должности незнатных, но ученых и наделенных способностями к государственной деятельности людей. Об этом свидетельствует карьера Вулси и Кромвеля. Наконец, он жестоко расправлялся с лучшими и умнейшими людьми, если они осмеливались ему в чем-либо перечить, и эта жестокость капризного деспота, прикрытая маской совестливого, доброго и благородного государя, показана в драме Шекспира. Изобличение деспотизма заключено именно в той позиции Шекспира, которая дала основание критикам упрекать его в непоследовательности. Шекспир, напротив, весьма последователен в своем сочувствии всем жертвам деспотизма Генриха, независимо от их религиозных взглядов.

Бэкингем обвинен в измене по доносу управителя, которого он уволил. Управитель передает мятежные речи Бэкингема, якобы замышлявшего убийство кардинала и короля. Проверить истинность слов доносчика невозможно, но король как будто искренне убежден в предательстве Бэкингема. Однако Шекспир показывает истинные причины, побудившие короля расправиться с Бэкингемом. Многочисленные дарования Бэкингема: его ученость, ораторское искусство, воспитание, по мнению короля, опасны, так как при ложном направлении ума принимают порочные и уродливые формы. Речь Бэкингема перед казнью основана на источниках, но Шекспир придает ей гораздо большую эмоциональность. Бэкингем прощает своих судей, благословляет короля и молится за его счастье и долгую жизнь. Он вспоминает о судьбе своего отца, которого подло предал один из слуг, и Ричард III казнил его без суда.

Авторы современных Шекспиру пьес стремились очернить кардинала Вулси, хотя у Холиншеда создан сложный характер. В хронике Холиншеда необычайно подробно, на нескольких страницах описана болезнь Вулси и его путешествие в Лондон по вызову короля. Все эти подробности Шекспир опускает, усиливая психологическую характеристику. После своего падения Вулси произносит монолог о тщетности власти и славы:

...Да, я дерзнул
На пузырях поплыть, как мальчуган,
Плыл много лет по океану славы,
Но я заплыл далеко за черту:
Спесь лопнула, раздувшись подо мною,
И вот уж я, усталый, одряхлевший,
Судьбою предоставлен воле волн,
Которые меня навеки скроют.
Я проклял вас, весь блеск земной и слава!

(III, 2, 356—364)

После смерти Вулси королева вспоминает о его дурных качествах:

Стремился он страну держать в узде,
Твердил, что симония допустима,
А мнение свое считал законом.
Способен был порою лгать в глаза
И быть двуличным и в словах и в мыслях.

(IV, 2, 35—39)

Гриффит возражает ей: «Дела дурные мы чеканим в бронзе, а добрые мы пишем на воде» и восхваляет кардинала за ученость, мудрость, щедрость и доброту к друзьям. Вулси покровительствовал ученым и основал университеты в Ипсвиче и Оксфорде. Королева соглашается с оценкой, которую дает Гриффит, и в этом можно усмотреть авторскую тенденцию.

Судьба Екатерины вызывает еще большее сочувствие, чем судьба Вулси. Симпатии зрителя с самого начала до конца пьесы принадлежат несчастной королеве. Если в хронике Холиншеда королева призывает проклятие папы на голову Генриха, то в драме Шекспира она прощает Генриха и посылает ему в час смерти свое благословение. Королева скорбит не об утрате власти, хотя ей тяжко переносить свое падение. Ее скорбь и горе — это скорбь верной жены, горе любящей женщины, утратившей мужа, потрясенной его несправедливостью. Вызванная на суд, она обращается к мужу с мольбой о справедливости, напоминает, что она была верной и смиренной женой, покорной его взгляду. Вулси убеждает королеву, что хочет ей помочь, но она не видит средства вернуть мужа:

Увы, уж я отлучена от ложа,
А от любви — давно! Да, я стара,
И связывает ныне с ним меня
Одна покорность. Что случиться хуже
Со мною может?

(III, 1, 119—123)

Для Вулси, римского папы, испанского короля разрыв Генриха с Екатериной прежде всего вопрос политики и религии, для нее в этом разрыве — горькая утрата, позор, несправедливость, глубокая личная трагедия.

В драме упоминается еще одна жертва Генриха VIII — Томас Мор. Когда Вулси узнает, что на его место канцлером назначен Томас Мор, он высказывает пожелание, которое воспринимается как высокая оценка нравственных достоинств Томаса Мора и содержит косвенный упрек деспоту, казнившему столь достойного и ученого человека:

Но он — ученый муж. Да будет долго
Он в милости и пусть добро творит
Всегда в ладу и с совестью и с правдой.
Свой путь свершив, пусть мирно он почиет
В безмолвном склепе из сиротских слез.

(III, 2, 395—399)

Авторское отношение к Анне Болейн, Томасу Кромвелю и Кранмеру слабо ощутимо. Анна действует и говорит слишком мало, чтобы можно было судить о ее личности. Разговор с фрейлиной, ответ посланному короля, опасения перед будущим — все это свидетельствует о ее уме. Незадолго до того, как Анна получает известие, что король пожаловал ей титул маркизы Пемброк и тысячу фунтов в год, дается диалог Анны и старой фрейлины: когда Анна клянется, что не хотела бы быть королевой, фрейлина упрекает ее в лицемерии:

Я девственность за это отдала бы.
И вы бы, лицемерка, с ней расстались.
Вы женской прелестью одарены,
Но женское и сердце вам дано.
Его прельщают власть, богатство, сан,
Все эти блага, данные судьбою,
И как вы там притворно не жеманьтесь,
Вы в замшевую совесть их впихнете,
Чуть растянув ее.

(II, 3, 25—33)

Вполне возможно, что именно в этих иронических рассуждениях скрыта этическая оценка поведения Анны.

Внимательный зритель и читатель может уловить в словах Анны неискренность, в поведении Кромвеля — неблагодарность и даже предательство, ведь он не вступается за своего друга и благодетеля, а, напротив, после падения Вулси с непонятной быстротой входит в милость к королю; наконец, и в речах Кранмера легко увидеть неприкрытую лесть и угодничество перед деспотом. Однако на первый план выдвинуты прославление Анны, любовь и доверие кардинала к Кромвелю, любовь Генриха к «доброму» и «верному» Кранмеру. Чем объяснить такое отношение к историческим личностям? Ведь в более ранних исторических драмах даже второстепенные персонажи получают исторически верные и психологически глубокие характеристики.

Выше уже было отмечено, что в драме действуют главным образом исторические персонажи, которые рано или поздно оказались жертвами деспотизма. Даже Кранмер, правда уже после смерти Генриха, в царствование Марии Кровавой, был сожжен на костре. Вполне возможно, что Шекспир сознательно приглушил отрицательные черты характера тех, кто погиб на плахе или был сожжен на костре. Их политические и религиозные воззрения отходят на второй план и не влияют на отношение к ним зрителя. В обстановке религиозных преследований подобная позиция говорит о гуманизме Шекспира. В абсолютистском государстве жизнь любого человека зависит от прихоти короля. Ни религиозные воззрения, ни личные достоинства или недостатки определяют не судьбу героев, а всего лишь отношение к ним единовластного монарха.

Власть Генриха VIII беспредельна, и все-таки его правление не названо в драме тиранией. Шекспир тонко передал действительный характер государственной власти при Генрихе VIII. Генрих умеет искусно оправдать все свои капризы и придать самым беззаконным поступкам видимость законности и заботы о государстве. Это умная, хитрая, прикрытая возвышенными рассуждениями тирания. Лесть и покорность создают деспоту ореол доброго и милосердного государя. Генрих умеет вовремя выказать сочувствие страданиям народа, уменьшить налоги, развлечь народ пышными зрелищами и убедить парламент в том, что король превыше всего ставит интересы государства. Своеобразие абсолютизма Генриха VIII передано исторически верно, и в то же время внимательный зритель мог увидеть подлинную природу жестокого деспота. Шекспир ослабил религиозные конфликты, чтобы показать политические основы трагического положения личности в абсолютистском государстве.

В исторических драмах Шекспира и его современников, написанных в 1601—1613 гг., столкновение героя с государственной властью всегда заканчивается трагически, но только в драмах Шекспира судьба героя определяется сложными, неразрешимыми социальными противоречиями, и потому гибель героя становится исторически неизбежной и закономерной.

Примечания

1. См.: «Московский наблюдатель», 1837. Т. 12. С. 234—235.

2. Сцена суда над Кранмером, предъявленные ему обвинения и вмешательство Генриха VIII целиком основаны на источниках. В Арденнском издании в подробных лингвистических и исторических комментариях упоминаются главные источники — Р. Холиншед и Джон Фокс, а в приложении приведены отрывки из «Хроник» Холиншеда, использованные Шекспиром при создании многих сцен: King Henry VIII. Ed. by R.A. Foakes. London, [1968] (The Arden ed. 3 d. ed. rev. and reset.)