Первые шаги — первые совпадения

20 февраля 1595 г. Роджер Рэтленд окончил курс Кембриджского университета и получил звание magister artium — магистра искусств.

По традиции английские аристократы продолжали образование в Европе, куда родственники поспешили отправить и Рэтленда. Впрочем, опекун лорд Сесил в письме к его матери высказывал опасения, что молодой граф еще недостаточно усвоил у себя дома многое из того, что необходимо для его высокого положения, и потому серьезного Бэкона попросили написать для него «Полезные наставления» — вроде руководства в свете и среди чужих людей, которое и было вручено юноше вместе с деньгами на дорогу и родительским благословением.

Надо полагать, Шекспир перечитал «инструкцию» для развлечения компании друзей при прощании в таверне, и когда в «Гамлете» ему пришлось снаряжать в такую же дорогу юного Лаэрта, брата прекрасной Офелии, он остроумно вложил спародированную мудрость «Полезных наставлений» в уста его отца, лукавого царедворца Полония.

В начале 1596 г. Рэтленд садится на корабль в Плимуте и, вероятно, через Остенде и Фландрию направляется в Париж, где и делает первую остановку.

Жизнь при тамошнем дворе замерла, потому что король Генрих IV Наваррский ушел на войну с испанцами, но это не помешало Шекспиру внимательно присмотреться к столичным обычаям и нравам и тотчас же изобразить их в начатой им первой комедии «Напрасные усилия любви», где действие происходит при Наваррском дворе.

Так начинается поразительная цепочка совпадений местопребывания Рэтленда с местом действия пьес Уильяма Шекспира.

В «Напрасных усилиях любви» молодой поэт спешил излить свежие воспоминания о покинутой родине и легкой ране в его сердце, нанесенной ему девушкой-подростком, Елизаветой Сидни, туманный образ которой он пытается набросать в Розалине, а самого себя изображает впервые под именем Бирона, в Лонгвиле — Эссекса, в Дюмэне — Саутгемтона, а в Голоферне знакомого нам Джона Флорио, автора «Мира слов», которого стратфордский Шакспер мог увидеть только лет через пять, когда тот в первый раз приехал в Лондон из Оксфорда.

В Париже молодой путешественник делает первые наброски других исторических драм и второй комедии, задуманной еще в школе при чтении Плавта, — «Комедии ошибок» (этот сюжет позже вдохновил и Мольера), но заканчивает ее уже по приезде в Падую, где находился один из древнейших и прославленный в Европе университет. Место действия в этой комедии происходит в Париже и Падуе, но впоследствии переместилось в Эфес, но намеки на Париж остались.

По дороге из Парижа в Падую Рэтленд проезжает Швейцарию и останавливается в Цюрихе, где настолько сдружился с ученым филологом, знатоком древнееврейского и греческого языков Гаспаром Базером, что тот дает ему рекомендательное письмо.

По-видимому, наш путешественник задержался в дороге дольше, чем предполагал: находившийся в Венеции доктор Хоукинс сообщает в феврале в письме другу Эссекса Энтони Бэкону, что Рэтленд еще не перебрался через Альпы.

Наконец, он в легендарной Падуе и сейчас же поступает студентом в тамошний знаменитый университет, «наук питомник», о чем свидетельствует сохранившийся в делах университета список студентов-иностранцев за 1596 г., где записан и Роджер Мэннерс Рэтленд.

А в этом списке мы находим вместе с Рэтлендом студентов-датчан: Розенкранца и Гильденштерна, которые потом появляются в «Гамлете»!

Возможно, что юный граф опять встретился с ними через семь лет, когда был послан Иаковом I в Данию, и там узнал их с дурной стороны. А быть может, они уже в Падуе заслужили то печальное бессмертие, на какое обрек их автор «Гамлета».

Падуанский климат оказался вреден англичанину из туманного Альбиона: тот же доктор Хоукинс в феврале сообщает Энтони Бэкону о тяжелой болезни, перенесенной в Падуе лордом Уиллоуби, а в письме от 5 июня пишет: «Рэтленд оправился от продолжительного и опасного рецидива и предполагает отправиться из Падуи в Рим».

Неизвестно, удалось ли Шекспиру побывать в вечном городе Юлия Цезаря, но зато он смог воспользоваться перерывами в припадках своей болезни для того, чтобы посетить города северной Италии — Верону и Венецию, пока болезнь не заставила его поспешить домой.

Подобно своему шервудскому земляку, лорду Байрону, Шекспир умел совмещать странствования с литературной работой, и год, проведенный в чужих странах, оказался особенно продуктивным. Здесь, в Италии: в Падуе, Вероне и Венеции, создает он, помимо «Комедии ошибок», пьесы «Два веронца», «Ромео и Джульетта», «Венецианский купец» и «Укрощение строптивой» — переработка ученической «Прирученной Мегеры». Вообще Италия оставила неизгладимый след и в последующих его произведениях, где использовано множество итальянских источников.

Помимо географических названий, в этих пьесах много автобиографического: Рэтленд последовательно изображает свои переживания и самого себя в Бироне «Напрасных усилий любви», в Бассанио «Венецианского купца», отчасти в Ромео, в Бенедикте «Много шума из-за пустяков» и, несомненно, в Жаке в «Как вам будет угодно», в Гамлете, Бруте и, наконец, в Проспере из «Бури».

Точно также он постоянно выводит в пьесах свою невесту, братьев, слуг, друзей, политических единомышленников и противников, в том числе и королеву Елизавету.

И в ранних его комедиях сюжет в большинстве случаев берется из жизни его близких. Намеки зачастую весьма прозрачны, а иногда понятны только близким, как будто пьесы предназначались только для домашнего театра и потому увидели свет лишь в посмертном издании 1623 г.

Так, в «Двух веронцах» весьма критически изображены недостойные похождения Протея-Саутгемптона, грешившего, как уже отмечалось, неверностью по отношению к своей Юлии — Елизавете Верной.

В «Ромео и Джульетте», где автор поделил себя между Ромео и Меркуцио, мы находим переделку на итальянский манер девичьей фамилии матери Саутгемптона Монтэгю — в Монтигль, и весьма недвусмысленный намек на увлечение Саутгемптона внучкой Уильяма Сесила и племянницей одного из злейших врагов графа Эссекса, горбуна Роберта Сесила, выведенного в образе Ричарда III.

К слову сказать, в Вероне не найдено никаких следов не только родовой вражды Монтекки и Капулетти, но и самого существования этих двух фамилий. Только впоследствии предприимчивые гиды и содержатели гостиниц отыскали для привлечения туристов старый дворец с изображением на фронтоне шляпы — cappelletto, а в глубине его двора растроганным путешественникам показывают мнимую гробницу Ромео и Джульетты и напоминают историю их любви, печальнее которой нет на свете.

В «Венецианском купце», одной из популярнейших и поныне пьес Шекспира, наряду с заимствованиями из «Мальтийского еврея» Марло мы находим намеки на испанского доктора-еврея Родриго Лопеса, проживавшего в Лондоне в качестве тайного агента испанского двора и выдавшего Елизавете замыслы Эссекса, который пытался заручиться для заговорщиков поддержкой короля Филиппа И. Мстительный Эссекс добился обвинения Лопеса в попытке отравить не только королеву с помощью необычайного яда, которым якобы тот смазывал мебель и одежду во дворце, но и себя самого и своего друга — испанского эмигранта Антонио Переса. Эссекс сам председательствовал в суде и вынес несчастному смертный приговор, который и был приведен в исполнение. Имя Антонио автор, как это часто с ним случалось, оставил без изменения.

Но его самого больше интересовала в пьесе не безжалостность Шейлока, а романическая история Бассанио и Порции, в которых он видел самого себя и свою невесту Елизавету Сидни.

К сожалению, многие интимные намеки в репликах действующих лиц в этих пьесах нам непонятны, потому что неясно многое в отношениях Рэтленда и его окружения. Но из пьес этого периода «Укрощение строптивой» представляет исключительный интерес, поскольку «шекспировский вопрос», с его водевильным «кви-про-кво», освещается здесь во всей его забавной анекдотичности.