16. Богоподобный и божественная

Он стал придворным в двадцать два года, королева его уважала. Хотя он не обладал опытом дипломатической работы, Елизавета доверила ему (1576) важную политическую миссию в Испанию — выяснить наличие военных планов в отношении Англии.

Отчет был настолько же оптимистичным, насколько диаметрально противоположным истинному положению. Королеве пришлось направлять других послов, которые привезли неприятные вести: Испания действительно готовится к войне с Англией.

Поэт есть поэт, какой из него дипломат? Но хотя на государственной службе Сидни так и не отличился, королева продолжала давать ему ответственные поручения. В частности, когда принц Казимир был возведен в достоинство рыцаря Ордена Подвязки, он не смог приехать в Англию на церемонию посвящения. Было решено, что его будет представлять Филип Сидни. Правда, была неувязка: Сидни сам не был пожалован в рыцари. Но королева решила вопрос просто: Филип Сидни в одночасье стал сэром Филипом. Это произошло в период, когда родилась его дочь (1585) — та самая будущая графиня Рэтленд, крестить которую соблаговолила сама королева.

Наш комментарий: «Дипломатические поручения», которыми продолжала обременять Сидни Елизавета, видимо, были ни чем иным, как пребыванием при европейских царских дворах — разумеется, под вымышленным именем. Это означало и возможность получения дополнительной информации относительно замыслов врагов. При римском, французском, венецианском и прочих дворах Филипа принимали как «Герцога Икс», и, видимо, он мог быть в непосредственной близости от источников вражеских замыслов.

Напомним, что эта его деятельность происходила в период папства свирепого Григория XIII, который особенно злоумышлял против Англии. В таком случае молва о том, что елизаветинские шпионы находятся даже у подножия Святейшего престола, уже не кажется чем-то фантастическим.

...Нет объяснения тому факту, что Филипа Сидни хоронили как национального героя в главном соборе страны за счет казны. Ведь как поэт он такой чести не заслужил, тем более на момент гибели. Он стал национальным поэтом уже после смерти, когда его произведения были наконец впервые изданы. Вопреки его воле, кстати сказать. А до смерти его как поэта знал лишь весьма ограниченный круг лиц.

Наш комментарий: действительно, обнаруживается явная странность в помпезности «похорон» Филипа за счет казны. Но если он имел королевское происхождение и должен был «исчезнуть» в результате предательства, то есть оказался изобличенным благодаря предоставлению неопровержимых документов, то картина приобретает осмысленность.

Если Филип Сидни пребывал в 70—80-е годы при европейских дворах под именем «Герцога Икс», то, естественно, он не мог публиковать свои стихи под своим собственным именем. Слава ему была ни к чему.

...Он погиб во Фландрии, при стычке с испанцами. Один из поэтов написал по этому случаю, что испанцу было бы стыдно, если бы он узнал, кого убил. Что бы это значило? Снова недомолвка, намек на что-то...

И послом в Испанию с очень деликатной миссией королева почему-то направила именно его, молодого и неопытного. В чем дело?.. И почему его, сына нищего дворянина, который даже вынужден был отказаться от баронского титула, крестил сам король Испании и обеих Индий Филип II? Который дал ему свое имя?..

Почему?..

Известны данные, которые Джон Обри оставил истории относительно истинного отцовства одного из сыновей Мэри Сидни-Генри, графини Пембрук. Того самого графа, которому было посвящено «Большое Фолио» произведений Шекспира. Если сопоставить приведенные выше данные биографии Филипа Сидни — от крещения и до беспрецедентных по пышности похорон в главном соборе Англии, то, возможно, тема инцеста (сожительства Филипа Сидни с сестрой, которой он посвятил «Аркадию») отпадет сама собой.

Наш комментарий: Итак, мы получаем косвенные подтверждения нашим построениям. В имении Пензхёрст, пожалованном когда-то семейству Сидни королем Эдуардом, жил нищий дворянин Сидни, который даже вынужден был отказаться от баронского титула. Однако он не отказался принять в свою семью внебрачного ребенка испанского короля Филипа II и тогда еще не королевы, а лишь младшей сестры королевы Марии — Елизаветы.

Ясно, что испанский король, дожидающийся смерти своей бесплодной жены Марии, планировал жениться на Елизавете и таким образом иметь в составе своей империи и Англию — сценарий бескровного захвата власти был очень соблазнителен, и залогом его успеха и мог быть рожденный от связи ребенок — Филип, помещенный в семью Сидни. Приемыш со временем вырос и узнал тайну своего рождения. Однако «королева-девственница» увлеклась другим — Робертом Дадли, и сколько царственный испанец ни просил руки бывшей свояченицы, восшедшей на английский престол, согласия он так и не получил.

А вот то обстоятельство, что посмертный сборник «Гнездо Феникса» (1593) посвящен памяти не Филипа Сидни, а Роберта Дадли, может кому-то показаться более чем странным. По крайней мере, с точки зрения «ортодоксальной» доктрины о происхождении Шекспира. Устоявшееся сочетание слов «гнездо Феникса», которое не могло не вызывать у читателей той эпохи непосредственных ассоциаций с именами Сидни и Дадли, включено непосредственно в текст центрального по значению стихотворения честеровского сборника.

Как-то слишком уж часто связанные с Пензхерстом, этим «гнездом Фениксов» — внешне ничем не примечательным домом семьи Сидни, такие рядовые события, как рождение или смерть, вдруг обретают какую-то помпезность и таинственность.

...То, что матерью Филипа Сидни была не сестра Дадли, а сама королева Елизавета, уже стали догадываться и в Америке (правда, пока только в частной переписке). Филип Сидни никак не мог быть зачат в Тауэре, где Елизавета и Дадли вместе проводили время по случаю обвинения их в государственной измене. Царствующая сестрица (Кровавая Мэри) бросила будущую королеву в Тауэр за восемь месяцев до официальной даты рождения Филипа Сидни.

Похоже, Елизавета прибыла в Тауэр, уже вынашивая под своим сердцем будущего национального поэта Англии. Считаю вопрос отцовства Филипа Сидни риторическим: знать крестила, как правило, только своих собственных, но неофициальных деток. То, что Филипп II содействовал освобождению из Тауэра свояченицы, которой грозила верная смерть на плахе, известно. Как и то, что никто иной, как тот же Филипп II, вывез Елизавету из места домашнего ареста, где ей велено было находиться после Тауэра, поселил в королевском дворце, и после серии неудачных попыток уговорил-таки свою женушку простить Елизавету и принять ее.

Собственно, непричастность Елизаветы к заговору была доказана. Женщины... Впрочем, у королевы Мэри были все основания как огня бояться связи Елизаветы с Филиппом II: он был настолько непопулярен в Англии, что его даже не решились венчать на правление, и он так и остался консортом при своей жене. Вопрос его статуса мог решиться только в том случае, если бы у него от брака с королевой Англии был сын, но Мэри была заведомо обречена на бездетность. А тут сестрица, следующая в очереди на престол и здоровая, как раз спуталась с амбициозным муженьком... Ну как тут не бросить ее в Тауэр?..

И это — тот самый Филипп II, который как истый католик должен был лютой ненавистью ненавидеть Елизавету, родившуюся от связи Анны Болейн на стороне, — ведь ни для кого не было секретом, что Елизавета не была «генетической» дочерью Генриха VIII; и ведь также прекрасно всем было известно, что Генрих VIII, а вместе с ним и вся Англия, порвал с католицизмом не по собственной воле, а под нажимом со стороны той же Анны Болейн... И в инсинуациях в отношении нелегитимности Елизаветы как наследницы престола больше всех преуспела именно католическая Испания. Ведь Филипп II не мог не знать того факта, что после венчания его жены-католички на английский трон неплохие отношения между сестрами совсем расстроились по той причине, что королева стала настойчиво приглашать свою сестрицу Елизавету к совместной мессе, от чего та как протестантка упорно уклонялась...

...У короля прокатолической Испании Филиппа II не было совершенно никаких оснований жаловать свою свояченицу-протестантку, спасать ее от верной смерти, добиваться ее примирения со своей женой. За исключением одного основания — Филип Сидни, будущий национальный поэт Англии, был его сыном. Как знать — не этим ли в первую очередь объясняется та настойчивость, с которой король Испании добивался руки Елизаветы после смерти Мэри Тюдор?

Не исключено, что именно происхождением Филипа Сидни объясняется и тот факт, что Роберт Дадли, который добивался официального признания своего брака с королевой и который стал, таким образом, соперником грозного испанца, даже вел переговоры по этому поводу с Филиппом II (пишут, что эти переговоры с участием Елизаветы состоялись на каком-то корабле). Ведь с учетом огромного влияния Испании, в том числе и на Святой Престол, от Филиппа II в значительной степени зависело признание легитимности брака между королевой Елизаветой и Дадли. Но в таком случае не мог не возникнуть неизбежный вопрос о будущем статусе Филипа Сидни как сына королевы — во всяком случае, он был большой, неудобной помехой для Дадли, даже (скорее — «тем более») если бы брак последнего с королевой был признан монархиями Европы.

...Филип Сидни погиб во Фландрии. Во время стычки с испанцами он был ранен из мушкета в бедро, и это ранение так и вошло в историю как причина смерти. Но меня смутило даже не то обстоятельство, что этот элемент закрепился в истории на основании текста письма Роберта Дадли из Фландрии; удивил тон этого письма — холодный и беспристрастный, как если бы речь шла не о родном любимом племяннике, Фениксе по духу и крови, а о совершенно постороннем человеке. Возникло подозрение, что родственные отношения между Робертом Дадли и Филипом Сидни носили характер, не вписывающийся в формулу «дядюшка—племянник».

...Оказалось, что Филип Сидни служил во Фландрии под началом Роберта Дадли; что полученная им рана была вовсе не смертельной. Сидни не только прожил еще месяц, но состояние его улучшилось до такой степени, что при посещении его супругой между ними состоялись «плотские отношения». Нет, причиной смерти вряд ли было то ранение...

Если Филип Сидни действительно был сыном королевы Елизаветы и Филиппа II, то он не мог не служить серьезной помехой для своего фактического отчима Роберта Дадли на его пути к безраздельной власти.

...Отчим — муж королевы — убивает ее сына, своего пасынка-племянника... Знакомая тема — не она ли обыгрывается в фабуле «Гамлета» Шекспира?..

...Убив пасынка-племянника, муж королевы погибает сам... Вскоре после смерти Филипа Сидни умирает и Роберт Дадли. От яда. Который якобы приготовил для своей жены, но та, приняв его за лекарство, тоже якобы дала этот яд ему самому... Нет, у Филипа Сидни за морем был свой Фортинбрас, более близкий по крови, чем Роберт Дадли; он не мог не отомстить убийце — что, собственно, и описано в финале «Гамлета». Кстати, прошу обратить внимание: по фабуле, прибывший из-за моря Фортинбрас распоряжается захоронить как воина, со всеми почестями, только Гамлета. Похороны Филипа Сидни стали в истории Англии беспрецедентным событием, равным которому по своему масштабу оказались только похороны У. Черчилля и принцессы Дианы.

С самого момента своего рождения дочь Филипа Сидни осыпалась посвященными ей стихами других поэтов. Тоже не совсем обычно. И, хотя с момента рождения ее отца власть в стране переменилась, ее крестной матерью тоже становится правящий монарх — королева Елизавета! Действительно, какое-то заколдованное место эта ставшая «Гнездом Феникса» пожалованная королем-подростком Эдвардом VI усадьба семьи Сидни...

Но заколдованность не только в этом. А в самых, казалось бы, рядовых вещах. Известны упоминания некоторых историков о том, что Филип Сидни умер бездетным. Ведь дата рождения его дочери Елизаветы так и осталась неизвестной — некоторые пишут «1585», некоторые — «1584», но большинство все же скромно ставят знак вопроса. Крестины с участием самой королевы были, стихи сложили, а вот когда и где это произошло, никто не знает. Это тем более удивительно, что, кажется, практически каждый шаг королевы Елизаветы известен и подробно описан. А вот такое событие как-то осталось в тени...

Наш комментарий: таинственность появления на свет «дочери» Филипа Сидни и необычно невоздержанные восторги в адрес малышки, разумеется, логичней всего трактовать как появление на свет еще одного внебрачного ребенка королевы Елизаветы.

Видимо, все, что касается семейства захудалого дворянина Сидни, именно из-за наличия в семье Филипа, имеющего королевское происхождение, оказывалось под пристальным вниманием английской короны. В 1586 году, когда «умер» Филип Сидни, его жене было 16 лет. Через четыре года она вышла замуж за графа Эссекса, очередного фаворита королевы. Но считать дочь Филипа Сидни внебрачным ребенком королевы Елизаветы нельзя по многим причинам. О них мы расскажем позже.

Посмотрим, что известно о Елизавете Сидни-Мэннерс, графине Рэтленд — особе с весьма интересной и не менее загадочной биографией.

То, что Джонсон из всех выдающихся поэтов особо выделял Елизавету Сидни-Мэннерс, графиню Рэтленд, просматривается довольно четко. Но только ли об этих достоинствах идет речь в данном случае?

О Фениксе и Голубе: «Они явно занимали очень высокое положение (говоря о них, авторы прибегают к таким эпитетам, как "царственный", "божественный", "благороднейший", "сиятельный", "совершенный"), но по какой-то причине вся жизнь этой четы, их поэтические занятия держатся в строгом секрете, окружены тайной, недоступной для непосвященных».

...Уж не королевское ли происхождение было причиной той тайны, которая характеризовала не только ее образ жизни (графини Рэтленд), но даже обстоятельства таинственной смерти?

«Пеликан говорит о мужестве, с которым Голубь встретил смерть, потом рассказывает, как Феникс ("удочеренное дитя Природы") храбро последовала за своим другом, и оба сгорели в пламени Аполлона».

Наш комментарии: напоминаем, что честеровский сборник ясно указывает на то, что очередность вхождения в преобразующий огонь была прямо противоположной!Сначала сгорел Феникс, а за ним — Голубь!

«Дитя Природы»... В то время в Англии бытовало похожее определение: «дитя государства» — когда речь шла о незаконнорожденных детях монархов. Их уважали в обществе, они пользовались высоким статусом, обладали высокими титулами. Не о таком ли «удочерении» идет речь и в данном случае?

«Между Голубем и Фениксом существует согласие не только о возвышенной чистоте их отношений и совместном служении искусствам, но и о тайне, которая должна их окружать, хотя читателю трудно понять, почему такие благородные отношения и занятия должны сохраняться в секрете».

Пожалуй, трудно понять только читателю наших дней. А современникам этой пары, похоже, все было предельно ясно. Не поэтому ли «инстанции» так строго преследовали поэтов, которые отваживались слишком откровенно намекать на обстоятельства, связанные с этой парой?

Небольшая деталь. Сохранилось свидетельство, что у королевы Елизаветы было пятеро детей — четверо мальчиков и одна девочка. Кандидатуры на четыре «мужских» места как будто уже определились — с той или иной степенью вероятности. А вот попытаться установить личность дочери королевы почему-то никто не спешит.

Все дамы, которым адресованы посвящения «Царя Иудейского» (об этой книге позже. — Авт.), принадлежали к интеллектуальному кругу Роберта Дадли, неофициального мужа королевы Елизаветы. То есть к кругу Мэри Сидни, графини Пембрук. Сопоставьте этот факт с тем обстоятельством, что посвященное памяти Роберта Дадли «Гнездо Феникса» редактировалось и было издано именно этой особой, когда Елизавете Сидни было только восемь лет.

То, что такой акцией фигура Роберта Дадли посмертно ставилась как бы во главе «Гнезда Феникса» — факт большой значимости.

Наш комментарий: здесь мы прервем цитирование выдержек из работы независимого шекспироведа Альфреда Баркова «Шекспир. Загадка личности» (сам он с помощью цитат полемизирует с И. Гилиловым) — желающие могут ознакомиться с этим увлекательнейшим исследованием, как, впрочем, и с иными, на которые мы еще будем ссылаться, в Интернете.

Подведем некоторые итоги.

Мы видим, что в биографии Филипа Сидни есть немало фактов, которые подтверждают наши исходные точки опоры, позволяющие нам думать, что за фигурой Голубя, изображенного в честеровском сборнике, скрывался именно Филип Сидни. Это он несколько лет до встречи с Фениксом (1592) пребывал в Книге Смерти. Это он страдал от боевых ран. Это он был символом чистоты, верности, преданности. Если иметь в виду дело верности своей стране и королеве, если иметь в виду преданность шпионскому сообществу, что в елизаветинские времена не считалось таким несимпатичным делом, как в эпоху наших демократических ценностей.

Он достиг больших высот в поэтическом мастерстве. Близкие люди знали о созданных им произведениях. Но публиковать их он не хотел. Видимо, не мог. Их опубликовала только после его смерти Мэри Пембрук, которую когда-то в детстве он считал своей сестрой. Затем ему стало известно, что девушка эта — лишь видимость сестры. Он влюбился в нее — незамедлительно наступившая беременность стала причиной скоропалительного — в 15 лет — замужества Мэри. Грех прикрыл граф Пембрук, у которого, видимо, были свои причины для того, чтобы откликаться на такие просьбы-приказания королевы Елизаветы.

Что же касается происхождения самого Голубя, то нам не кажется случайным выбор семейства захудалого дворянина Сидни для официального прикрытия «испанского» греха королевы. Ведь официальный отец Филипа был женат на сестре Дадли, тайно повенчавшегося с Елизаветой. То есть ее ребенок был и под присмотром клана Дадли, его сестры, его самого... Осуществлялся контроль за внебрачным отпрыском испанского короля...

А многолетний тайный фаворит королевы Елизаветы приходился Мэри Пембрук просто-напросто дядей... И, видимо, именно от него исходила инициатива Шекспировского проекта, над которым впоследствии так напряженно и долго трудилось в полном составе семейство Пембруков-Сидни. Таким образом, изданное заботами Мэри в 1593 году «Гнездо Феникса» с посвящением Роберту Дадли получает свое логическое объяснение.

Однако появление в названии книги слова «Феникс», на наш взгляд, вряд ли исчерпывается теми смыслами, которые мог воспринимать обычный читатель. Ведь Фениксом называли в елизаветинское время многих — и королеву Елизавету, и самого Дадли, и Филипа Сидни...

К моменту выхода книги в свет Роберт Дадли был уже пять лет как мертв. Однако освященное его именем понятие «гнездо Феникса», говорящее о том, что преобразующий огонь привел к возрождению фантастической птицы и прямо указывающее на точку отчета Шекспировского проекта, заставляет нас думать, что к истинному (честеровскому) Фениксу, не отделяемому от истинного Голубя, имел отношение какой-то другой человек.

Кто же он? И как он связан с Фениксом—Дадли?

Об этом знала Мэри Пембрук-Сидни.

Поэтому, прежде чем высказать свою версию, мы должны внимательней присмотреться к фигуре этой замечательной женщины, видимо, любившей своего Голубя — Филипа—Сидни всю жизнь, стоявшей у истоков Шекспировского проекта и завершившей этот проект составлением «Великого Фолио» Уильяма Шекспира.

Издавали «Фолио» уже другие люди, и, видимо, среди них были и те, кто не только из любви к искусству утверждал в истории имя Великого Барда — Голубя и Феникса, скрывшихся под одной маской.

Но о них — рассказ впереди.