5. О чем умолчал «посвященный» автор «Гамлета»?

Независимый шекспировед Альфред Барков написал ряд интереснейших работ на тему «Гамлета», в которых убедительно показал, что шекспировская трагедия представляет собой ничто иное, как сатирическую мениппею — литературную форму повышенной сложности, законы которой ныне современными литераторами (за редчайшими исключениями) не используются. А следовательно, выйдя из широкого употребления, этот уникальный по сложности жанр стал недоступен для прочтения обычному читателю. Именно потому, что язык мениппейной тайнописи утрачен, даже самые искусные, самые дотошные и въедливые исследователи не могут дать убедительных ответов на те вопросы, которые задает трагедия. Не могут внятно объяснить те несуразности и нестыковки, которые в пьесе обнаруживаются даже простодушным, но внимательным читателем.

Например, почему, несмотря на «единство времени», в одном месте Гамлету двадцать лет, а в другом — тридцать?

Почему Гамлет встречает Горацио так, как будто они давно не виделись, тогда как за два месяца до этого — то есть в момент убийства короля — Гамлет находился в Виттенберге, где должен был быть и Горацио.

Как Горацио, прибывший на похороны короля и находившийся все время в Эльсиноре, за два месяца ни разу не встретился с Гамлетом?

Как получилось, что они не виделись на похоронах короля?

К этим недоуменным вопросам можно было бы присовокупить еще немало других. Но мы не будем этого делать.

Заинтересованного читателя мы отсылаем к исследованию А. Баркова «Гамлет»: трагедия ошибок или трагическая судьба автора? — это увлекательнейшее чтение, настоящее детективное повествование, в результате которого вскрывается — в общих чертах — тайный смысл, заложенный автором трагедии и тщательно скрытый от непосвященных.

А для тех, кто не имеет возможности насладиться этим расследованием, изложим вкратце те парадоксальные выводы, к которым пришел автор.

Ибо во многом они не противоречат тем посылкам, которые мы положили в основу нашего расследования.

Итак, первое. Король Дании Гамлет не умер, отравленный братом, и не превратился в Призрак. Король Дании (под именем Клавдия) продолжает жить консортом при своей жене-королеве. Двух королей-братьев и братоубийства не было.

Следовательно, в реальности не было тех похорон, на которых должны бы присутствовать Горацио и Гамлет.

Второе. Королева Гертруда до брака с королем (под именем Клавдий) была женой Фортинбраса, норвежского короля. Следовательно, Гамлет — сын покойного Фортинбраса.

Третье. Дочь Полония Офелия, которую кто-то, но не Гамлет, обесчестил, не была самоубийцей — ее убили, о чем свидетельствует обряд похорон.

Четвертое. Горацио является сыном короля (Гамлета—Клавдия), но родился он до того, как король женился на Гертруде. Поэтому Горацио претендовать на датский престол не может, он — что скрывается в пьесе! — пасынок королевы.

А. Барков делает вывод:

«Гамлет» — мениппея, в ней три автора: Шекспир, Гамлет и Горацио. Гамлет создает вставную пьесу «Мышеловка», как сатиру на Горацио. Горацио — рассказчик романа Шекспира и «Мышеловки» Гамлета.

Пятое. Горацио, который всегда, так сказать, в минуты роковые, оказывается рядом с роковыми событиями, не является «истинным другом» Гамлета. Он, Горацио, убивает Полония кинжалом. Он, Горацио, лишает жизни соблазненную им Офелию. Он, Горацио, пасынок королевы и добрачный сын короля, решает устранить главное препятствие к своему наследованию трона — Гамлета. Овладев королевской печатью, подменяет письмо короля и обрекает Гамлета на верную смерть в морском путешествии-ссылке в Англию.

И Горацио удаются все его злокозненные планы — путь к трону свободен. Однако на нем оказывается младший Фортинбрас... Погибшему Гамлету воздаются воинские почести. А Горацио вынужден пообещать рассказать о произошедших событиях правду...

Исследователь, выводы которого мы конспективно пересказали, анализирует прозаические и стихотворные фрагменты трагедии и приходит к выводу, что истинно-исторические события искажены рассказчиком-Горацио.

А. Барков пишет: «Теперь мы уже знаем, что Горацио выгораживает себя перед читателями; что, совмещая фабулы двух произведений, он грубо перевирает "действительные" факты. Используя характеристики Гамлета в отношении конкретных лиц, он скрывает от нас, читателей, что все они поданы с его, Горацио, позиции и что их следует воспринимать с осторожностью... Но такое возможно только в единственном случае: если "жизненных" прототипов всех персонажей, которых он грубо извратил, либо уже нет в живых, либо они за пределами страны; то есть если уже некому поймать его за руку и уличить во лжи. Значит, нет ни Гамлета, ни Полония, ни Лаэрта, ни Розенкранца с Гильденстерном, и только поэтому Горацио имеет возможность печатно изгаляться в их адрес».

Остановимся здесь и сразу подчеркнем — это вовсе не единственное объяснение возможной позиции автора-злодея Горацио. Тем более что с его злодейством мы не согласны.

Не сомневаясь в важности и ценности выводов, полученных А. Барковым, все же позволим себе заметить некоторые противоречия в этой трактовке.

С самого начала исследователь недвусмысленно заявляет, что Горацио не повезло, так как при любом раскладе прав на датский престол ему его не видать — так, собственно, и получается; власть и королевство захватывает Фортинбрас. Следовательно, в трактовке исследователя Горацио превращается в бездумного маньяка, бессмысленно истребляющего королевскую фамилию и придворных... Зачем же он это делает? Ведь ему все равно не сесть на трон? Остается только допустить, что Горацио действовал как агент Фортинбраса, что вполне могло бы быть. Эта версия изложена, в частности, в «Гамлете» Б. Акунина¹.

Однако ни «Мышеловка», ни вся трагедия, якобы извращающая правду о событиях, не дает ни единого намека на то, что Фортинбрас-младший осуществил с помощью Горацио грандиозный замысел по истреблению родственной династии. На то, что Горацио мечтал стать королем, якобы дает, а на истину — нет...

Исследователь заявляет, что некто под именем Шекспир, приписав авторство рассказа о событиях Горацио, на самом деле взял два разных повествования — гамлетовскую-стихотворную версию и горациевскую-прозаическую — и при помощи ножниц и клея смонтировал лживый текст — выгородив себя в этой истории.

То есть непосвященным он, римлянин, рассказал «басню», но в то же время посвященные могли, убрав следы ножниц и клея, прочитать истинную историю.

В чем же заключается истинная суть событий? В том, что, Горацио действовал, бессмысленно умерщвляя окружающих, с целью самому взойти на заведомо недоступный трон? Повторяем, посвященные, владеющие тайнами мениппеи, никак не могли вычитать из текста трагедии, что Горацио действовал как киллер по заказу Фортинбраса. Но они неизбежно должны были вычитать, что он совершал бессмысленные преступления.

Так он исповедуется в грехах или выгораживает себя таким странным образом?

Кроме того, выводы о том, что Горацио мог быть причастен к утоплению Офелии, тоже покоятся на весьма зыбких основаниях.

Напомним момент последнего появления Офелии на сцене.

Горацио приходит к королеве (пасынок к мачехе) и говорит, что Офелия помешалась, шумит, надо бы с ней побеседовать. Королева сначала не желает, но потом уступает просьбе пасынка.

Заметим, что Горацио как бы не боится того, что обезумевшая соблазненная девушка откроет его тайну королеве — что причина ее бесчестья именно он, Горацио. И действительно, в адрес Горацио не звучит ни одного упрека. Впрочем, и он молчит, наблюдая. Офелия весьма нелюбезно отвечает королеве, произносит бессмысленные тексты. Некоторый смысл приобретают ее речи лишь при появлении короля... И видимо, по неадекватным репликам короля можно сделать вывод, что обесчестил девушку именно он, король. Эту ли тайную вину желала узнать королева? Офелия поет прощальную песенку, закачивающуюся словами «Fare you well, my dove!» («Прощай, мой голубок!»²).

Все без исключения шекспировцы считают, что это — последнее «мысленное» воззвание к Гамлету!

Но Гамлет в этой сцене отсутствует. И, исходя изсмысла происходящего, мы можем сделать совершенно неожиданный вывод.

Вряд ли эти слова обращены к Гамлету. Тем более, вряд ли этими словами Офелия прощается с якобы соблазнившим ее Королем. И с Королем и с Королевой она говорит безумными намеками... Единственный, кому она доверяет — это Горацио. Ведь именно Горацио, беспокоясь о ней, и привел ее к Королеве — и она пошла с ним и ни разу не задела его в своих речах и песнях...

Уходя от Короля с Королевой, Офелия именно к Горацио обратилась со словами «Прощай, мой Голубь!»

И этот момент весьма сильно меняет всю картину происходящего в датском королевстве. Тем более что в пятом акте Горацио, называя себя древним римлянином, уже является нам как некий «посвященный», который и напишет впоследствии трагедию «Гамлет» (это — часть вставной пьесы «Мышеловка», где, следовательно, Горацио — это сценическое имя героя, иными словами — латинский псевдоним).

А если это так, то мы должны посмотреть, как события этой трагедии преломляются в судьбе нашего честеровского Голубя — Филипа Сидни.

Проанализировав судьбы героев в трагедии и во вставной пьесе «Мышеловка», Альфред Барков пришел к выводу, что Гамлет погибает только в «Мышеловке», то есть на сцене, сыгранной приезжим актером. В действительности, в жизни, Гамлет вместе с Горацио остаются живы. И что-то в этой драматургическом решении нам подсказывает, что написанное можно прочитать и метафорическим образом.

А именно: пройдя через вымышленную (инсценированную) смерть, Гамлет, в прямом и переносном смысле побывавший в могиле (смерть от отравленной шпаги и сцена на кладбище), воскрес для жизни подобно Фениксу. А это уже, согласитесь, заставляет нас вспомнить и честеровский сборник «Жертва любви».

И мы имеем полное право спросить самих себя и читателей — не означает ли это как раз то, о чем мы писали прежде? Что автор трагедии «Гамлет» если и пользовался ножницами и клеем, то не для того, чтобы выгородить себя, совершившего неблаговидные поступки и преступления, а для того, чтобы скрыть как раз именно это — он не умер, он остался жив, а смерть его была искусно разыгранным спектаклем?

Попробуем прочитать смыслы трагедии «Гамлет» применительно к известным нам фактам из судьбы честеровского Голубя — Филипа Сидни, то есть Горация.

Королева Гертруда (Елизавета) родила принца Гамлета (Филипа Сидни) еще до замужества (за Дадли). Настоящим отцом Гамлета (Филипа Сидни) был норвежский король Фортинбрас (испанский король Филипп II).

Король Клавдий (Дадли) имел до брака с Гертрудой (Елизаветой) сына Горацио(?). Горацио(?) заведомо не имел прав на датский (английский) престол.

Зачем же Шекспир ввел в пьесу «двойничество» Короля? Зачем же он приписал нынешнему королю отравление предыдущего?

Только для того, чтобы смертью первого-несуществовавшего прикрыть смерть второго-реального. То есть смерть отца Горацио. То есть Дадли, тайного супруга Елизаветы Английской. (Ведь отца Гамлета, испанского короля Филиппа, никто не травил, он продолжал жить!)

Описывая убийство отца Гамлета (отца Филипа Сидни), вымышленное полностью, автор пытался скрыть главное — убийство отца Горацио, лорда Дадли, произошедшее в 1588 году при таинственных обстоятельствах, убийство с помощью яда. (Из вставной пьесы следует, что I совершил его племянник Дадли — об этом прямо говорит сам Гамлет, комментируя итальянский сюжет убийства Гонзаго.)

Но если принцип сокрытия одной информации в другой, как учит нас стеганография, выдержан последовательно до конца, тогда мы должны предположить аналогичный «обмен» и на других уровнях. То есть тот, кто является Гамлетом сценическим, вымышленным, — Горацио подлинный, то есть Филип Сидни, Голубь, а тот, кто Гамлет реальный — Горацио вымышленный, сценический, пасынок королевы, внебрачный сын Дадли, Эдуард де Вер, граф Оксфорд, Феникс.

Что же еще скрыто в трагедии «Гамлет»?

В трагедии скрыта истина о том, кто обесчестил дочь царедворца Полония — Офелию. И обесчещена ли она?

Трагедия написана так, чтобы мы думали, что это мог быть Гамлет, то есть в нашей трактовке — Эдуард де Вер, граф Оксфорд. Была ли в его жизни такая коллизия? Была. Мы уже знаем, что он женился на дочери царедворца Уильяма Сесила, однако, вернувшись с континента, ребенка Анны своим не признал. Последовал развод.

Кто же обесчестил жену графа и дочь царедворца Полония—Сесила? Трагедия нам намекает на то, что соблазнителем был Дадли... «Король-консорт» при королеве Елизавете, ее многолетний тайный, но законный супруг. Происходило это, как мы помним из биографии Эдуарда де Вера, в 1571—72 годах. Однако Эдуард де Вер не убивал кинжалом своего всемогущего тестя, хотя, может быть, как следует из «Гамлета», подозревал его в том, что тот действовал как сутенер — предлагал свою дочь некоронованному королю Дадли... (Впрочем, замечает А. Барков, из анализа мениппейной тайнописи «Гамлета» следует, что и Полоний остался жив).

Из того же «Гамлета» мы понимаем, почему герой считал Горацио своим другом — Эдуард де Вер, конечно же, не подозревал своего друга Филипа Сидни в соблазнении своей жены.

Впрочем, возможно, «соблазнение Офелии» — лишь фантом, заблуждение героя. Обернувшееся трагедией. И вполне возможно, что на самом деле Офелию—Анну Сесил никто не соблазнял. Обвинение было фальшивым. И подобно еще одной шекспировской героине Дездемоне, Анна пострадала ни за что — обвинение было ложным. То есть подстроенным.

На самом деле наш герой-автор Эдуард де Вер напрасно отказался от ребенка, родившегося у Анны в 1572 году. Это был его ребенок. И может быть, именно для него и писалась вся эта трагическая история — отец оправдывался перед сыном за то, что отрекся от него и показывал, в результате каких событий это произошло.

Разумеется, в реальной жизни, в реальной истории многие события «Гамлета» были разнесены во времени, но закон драматургии требовал единства места и единства действия... И в рамках этого требования нам было сказано все, чтобы мы могли реконструировать подлинный ход событий и причины трагедии.

Не забывая о принципах стеганографии, дополним сказанное еще одним соображением. Если мы наблюдаем в трагедии систему «перевертышей» и «обмена масками», то мы должны сделать и еще одно логичное предположение.

Если в трагедии Горацио — старший друг Гамлета, то в действительности Горацио должен быть младше Гамлета. Собственно говоря, накладывая этот вывод на наших претендентов, мы получаем полное соответствие.

Гамлет (датский псевдоним Эдуарда де Вера) родился в 1550 году.

Горацио (латинский псевдоним Филипа Сидни) родился в 1554 году.

А поскольку мы уже знаем, что авторство повествования о трагических событиях в датском королевстве отдано сценическому Горацио (в реальности Гамлету, то есть графу Оксфорду — напомним, еще живому в 1603 и 1604 году!), видимо, подлинное латинское имя Гамлета мы можем раскрыть только с помощью «ключа», которым является «Горацио», то есть Филип Сидни—Голубь. И здесь мы должны вспомнить, что имя древнего римлянина (заметьте, так же как и в случае с Марцеллом (Marcellus) — Марциалом (Martialis)) — незначительно отличающееся от имени персонажа на бумаге и практически одинаковое с ним по звучанию!) — нам уже встречалось в предшествующих размышлениях.

Во-первых, имя Горация мы видели в честеровском сборнике. Именно оно было помещено на шмуцтитуле «Жертвы любви» — следом за многозначительной цитатой «Мужу хвалы достойному муза не даст умереть». Речь шла о благодарности в адрес Джона Солсбери. В лондонском экземпляре, напомним, имя Солсбери исчезло вместе с титулом, на котором были помещены имена Роберта Честера, Торквато Челиано и Марциала — однако на шмуцтитуле оно осталось, как и горациевская цитата. Шмуцтитул, напомним, отделял «Песни Голубя» от посвященных двум великим творцам стихотворений, подписанных в том числе и латинскими псевдонимами.

Имя Горация мы невольно вспоминали и тогда, когда говорили о псевдошекспировской поэме «Феникс и Голубь» из того же нестеровского сборника. Там в церемонии похорон Феникса и Голубя принимали участие члены некоего птичьего сообщества. А руководил церемонией священник в белом стихаре Лебедь — именно у римлянина Горация мы обнаружили стихотворение о том, как он превращается в Лебедя.

О Горации мы вспоминали и тогда, когда говорили о «Фолио-16» Бена Джонсона — там, в разделе «Лес», он поместил свое стихотворение «Эпос» из нестеровского сборника, правда, почему-то переименовав его в «Эподу» (излюбленная форма римлянина Горация). Следом за «Эподой» Бен Джонсон поместил под номером XII «Послание к Елизавете Рэтленд» (четыре года назад якобы скончавшейся согласно всеобщей молве).

Можно, конечно же, рассматривать эти редкие упоминания и ассоциации как незначительные и ничего не значащие факты, но в свете той закамуфлированной роли, в которой Горацио появляется в трагедии «Гамлет», думается, есть смысл пристальней вглядеться в эти блестки. Тем более что если ключом к честеровскому Голубю может стать гамлетовский Гораций—Голубь (блеснувший и у Честера), то ключом к честеровскому Фениксу — гамлетовский Гамлет быть не может (этого имени у Честера нет).

Значит, мы должны сделать вывод, что Гамлет — это датский псевдоним, помещенный в текст только потому, что латинский псевдоним поместить было нельзя (и в честеровском сборнике его нет!)

Таким образом, продолжая идти путем стеганографии, мы должны прийти к выводу, что ключ к подлинному имени Гамлета—Феникса нам должен дать именно Голубь—Гораций...

Поэтому скажем несколько слов о древнем римлянине, имя которого зачем-то понадобилось создателям Шекспировского проекта. О великом латинском поэте, который, только слегка изменив латинское имя (с Horatius на Horatio, в английском варианте Гораций — Horace³), стал рассказчиком трагедии «Гамлет».

Примечания

1. Новый мир. — № 6. — 2002.

2. В переводе Пастернака.

3. Возможно, это современный вариант написания. Во всяком случае, понятно, что во времена Шекспира латинский Horatius был предпочтительнее английского Horace.