2. Перелетные птицы Уильяма Сесила

«При изучении истории английской секретной службы важно установить, в какой мере ее агентам удавалось проникнуть в тайное воинство Контрреформации, использовать промахи и некомпетентность, тщеславие и неоправданный оптимизм его эмиссаров, чтобы не только разоблачать чужие планы, но и направлять вражеские заговоры в русло интересов британского правительства. Одним из способов достижения этих целей были засылка провокаторов и превращение в шпионов-двойников некоторых из пойманных вражеских лазутчиков. На эти мысли наводят исследования иезуита Фрэнсиса Эдвардса, относящиеся к "заговору Ридольфи" <...> Эдвардс делает одно справедливое замечание: имея дело с источниками, освещающими историю английской разведки и тайной дипломатии XVI века, надо помнить, что авторы писем постоянно учитывали возможность перехвата их корреспонденции. Во множестве случаев эти письма сопровождаются одной и той же, хотя и по-разному редактируемой фразой о том, что одновременно с вручением депеши адресату привезший ее честный и верный человек сообщит то, что нельзя доверить бумаге. Кроме того, на письмах оставлялось специальное место — в нижнем правом углу, куда заносилась особо важная или опасная информация. Потом этот треугольник справа отрывался и уничтожался, даже когда остальная часть письма сохранялась. Иными словами, историку приходится в лучшем случае иметь дело с документами, из которых изъята наиболее важная часть информации. Нечего говорить о том, что угроза перехвата почты и вероятность того, что бумаги попадут в чужие руки, заведомо вынуждали сообщать в оставшейся части донесений ложные, сбивающие с толку известия».

Так пишет в книге «Вековые конфликты» Е.Б. Черняк; ему же принадлежит и исследование «Пять столетий тайной войны». Обе книги содержат немало информации по интересующему нас вопросу.

Мы ограничимся перечислением фактов участия в шпионаже шекспировских современников 70—80-х годов XVI века.

Начнем с Роберто Ридольфи, именем которого назван известнейший заговор. Флорентиец, выходец из банкирской семьи, он начал появляться в Англии после 1562 года. С 1566 — выполняет функции «тайного нунция» Римского Папы. Однако в 1570 году он попадает в лапы шефа английской разведки Уильяма Сесила — почти год он проводит под домашним арестом, притом не у себя, а в доме помощника Сесила — Фрэнсиса Уолсингема. В 1571-м он благополучно выезжает из Англии... с письмами в кармане от Марии Стюарт — она просит папу, короля Испании Филиппа, герцога Альбу о вторжении в Англию.

Специалисты по тайной войне считают, что Ридольфи был перевербован Сесилом и в дальнейшем вел двойную игру. Благодаря этой перевербовке Сесилу удалось выявить значительную часть католической резидентуры в Англии и поймать с поличным (которое он частично сфабриковал в свете сообщаемых ему сведений) потенциальных заговорщиков. В истории контрразведки эта операция расценивается как безусловно блестящая. Впрочем, выявленные заговорщики не были поголовно уничтожены — самые влиятельные и сговорчивые, как, например, шотландский епископ Росса Джон Лесли, уже в качестве английского осведомителя были отправлены на континент — там же оказался в качестве нового британского посла в Париже Фрэнсис Уолсингем.

В период подготовки «заговора Ридольфи» Сесил получал данные от своих европейских агентов — одним из них был Уильям Саттон: он следил на английскими эмигрантами во Фландрии.

Агент Екатерины Медичи Гвидо Кавальканти был, судя по всему, двойным агентом — исполнял поручения английской разведки.

На службе в ведомстве английской разведки служил и еще один персонаж «заговора Ридольфи» — Томас Кобгем, отпрыск знатного рода, брат влиятельного дипломата, ставшего губернатором южных портов. Вместе с ним участвовал в разработке «Ридольфи» и некий Фрэнсис Берти, состоявший в свите епископа Лесли, которому и подбрасывались сфабрикованные письма.

Шпионы Уильяма Сесила были везде — один, присвоивший себе имя Герли, в виде монаха добывал компромат из уст брошенных в Тауэр. Представляясь родственником жертвы-католика, он вел доверительные беседы и брался передавать на волю записки к сообщникам арестантов — следует ли говорить, что эти записки могли дополняться нужными для Сесила фактами и замыслами?

Добросовестного флорентийского банкира Ридольфи, беспрепятственно возящего по Европе письма Марии Стюарт с просьбой о вторжении в Англию — принимали и Папа Римский, и испанский король Филипп. Филипп даже подозревал Ридольфи в шпионаже, тем более что держать с Ридольфи ухо востро ему советовали и герцог Альба, и испанский посол в Риме Хуано Суннита.

Ридольфи знал о том, что герцог Альба считает необходимым устранение Елизаветы — и флорентиец соглашался даже на это, предлагая и кандидатуру исполнителя — офицера испанской армии в Нидерландах маркиза Вителли. Есть основания думать, что эта кандидатура указана Сесилом — маркиз был тоже английский агент.

К сказанному следует добавить, что маркиз Вителли в это же время прибыл в Англию и был любезно принят при дворе.

Участники «заговора Ридольфи» — Мария Стюарт, герцог Норфолк, епископ Лесли и испанский посол Деспес — были обложены Сесилом со всех сторон. Их якобы тайная переписка контролировалась. Связным выступал и бывший секретарь Норфолка Уильям Баркер (агент Сесила) — недаром на судебном процессе он был приговорен к смерти и буквально сразу же получил королевское прощение. Сесил берег своих агентов! Он делал все, чтобы они имели возможность и дальше ссылаться в своих действиях на то, что «пострадали от режима», то есть являются его врагами. Впрочем, Норфолк прямо называл на суде Баркера предателем.

Природная скрытность англичан, юридическая грамотность и дальновидность вкупе с мыслью о том, что должно остаться для истории, а что нет, — заставляли фабриковать «дело» максимально правдоподобно. Но, как пишет Е.Б. Черняк, «ряд протоколов следствия был явно подделан, допросы велись так, чтобы совершенно замаскировать возможную полицейскую провокацию».

Заговорщики были казнены, а Роберто Ридольфи продолжил свою «банкирскую» деятельность — впоследствии он выполнял дипломатические поучения герцога Тосканского, был его послом в Риме, Мадриде, Лиссабоне.

Е.Б. Черняк в заключение пишет: «Подход Елизаветы к межгосударственным отношениям как в первую очередь к чисто мирскому делу, к которому следует примешивать религиозный фактор только по политическим мотивам, не вполне разделялся ее советниками. Это особенно относится к сочувствовавшему пуританам Фрэнсису Уолсингему, сменившему в 1573 году Сесила на посту главного министра королевы (общее руководство политикой сохранил, однако, в своих руках Уильям Сесил, получивший титул лорда Берли)».

Напомним, что как раз в это время Эдуард де Вер, которому 23 года, расстался со своей женой, дочерью Уильяма Сесила — и родившегося ребенка своим не признал. Филип Сидни, в это время еще не достигший 20-летия, учится.

Но вернемся чуть ранее.

В июне 1572 года Берли составил меморандум, в котором предусматривалась засылка агентов во Флессинген и Бриль для выяснения настроений населения и обследования оборонных сооружений, направление доверенных лиц к графу Людвигу Насаускому и в Кельн — для определения намерений немецких князей. Кроме того, выяснялось, может ли герцог Альба отстоять фландрские порты от вторжения французов.

А в августе во Франции разразилась Варфоломеевская ночь.

Шла война и на море — Англия нашла дешевый способ отъема денег у испанских грабителей, плывущих из Вест-Индии, — английские пираты экспроприировали испанское золото в английскую казну. Испания искала пути разрешения кризиса. Было заключено соглашение, Нименгенская конвенция, герцог Альба в 1573 году был заменен более осторожным Рекесенсом. В 1574 году в Англию прибыл посланец доброй воли испанский дипломат Бернардино де Мендоса — принимали его пышно, одарили золотыми цепями, лошадьми, охотничьими собаками.

Но тайная война не прекращалась. Лорд Берли, несмотря на обострившуюся подагру, лично руководил английскими разведчиками, посланными за рубеж. Один из них — Джон Ли, эмигрировавший в Антверпен католик. В 1572 году он был схвачен, но усилиями высокопоставленных англичан освобожден... «Не исключено, что в последующие годы Ли фигурировал в секретных бумагах под вымышленным именем».

Там же, в Голландии, оказался и «тюремный шпион» Уильям Герли, сменивший шкуру провокатора на имидж дипломатического деятеля — он стал курьером между Вильгельмом Оранским и лордом Берли. «Одним из активных агентов Берли в лагере повстанцев в 1574 году был некий капитан Честер, который ранее командовал группой английских волонтеров».

Это было время непреходящей ненависти Ватикана к английской королеве. Еще в 1570 папа Пий обнародовал буллу об отлучении Елизаветы от католической церкви. В 1580 папа Григорий XIII объявил, что всякий, кто убьет Елизавету, заслуживает одобрения.

В 1583 году лорд Берли опубликовал памфлет «Осуществление правосудия в Англии, карающего не за религию, а за измену». В нем доказывалось, что Англия борется не с католицизмом, а с притязаниями папы на власть над светскими государствами.

В ответ в 1584 году глава английских эмигрантов У. Аллен опубликовал памфлет «Истинная, искренняя и умеренная защита английских католиков».

Уяснить, кто был инициатором тайных сражений в 1580-е, невозможно, если не понимать политическую обстановку — в Нидерландах чаша весов склонилась к испанцам. В Париже дон Мендоса вместе с Гизами планировал соединить усилия для возведения на трон Марии Стюарт — и Англия превратилась бы в вассала Испании. «Составленный в 1583 году меморандум, авторство которого приписывали кардиналу Алену, рисовал Англию страной, где две трети населения открыто или тайно симпатизируют католикам и только и ждут удобного момента, чтобы сбросить ненавистное имя еретиков», пишет Е. Черняк.

К числу руководителей заговоров принадлежал и уэльский дворянин Хью Оуэн. Он организовал в Брюсселе шпионский центр. В самой Англии руководил координацией действий заговорщиков французский посол Кастельно де Мовиссьер — о его действиях сообщил шотландский агент Марии Стюарт Джордж Дуглас. После чего разведчик Генри Фагот поступил в штат французского посольства и даже подкупил секретаря посла Шереля. Общее руководство планируемым заговором было поручено Фрэнсису Трокмортону.

О действиях дона Мендосы, идейного вдохновителя заговоров, Уолсингему докладывал секретарь посла Боргезе и врач Родриго Лопес.

В 1584 и 1585 году в английском парламенте, обсуждая билль против иезуитов и других агентов международной Контрреформации, называли их «адскими псами».

Мария Стюарт, которая после убийства своего мужа (отца будущего короля Якова) попросила убежища в Англии и на которую делали ставку объединенные силы Контрреформации, была зависима от своих агентов: Томаса Моргана в Париже и Джилберта Джифорда в Англии («двойной» агент, через которого удалось сфабриковать «заговор Бабингтона»). Джиффорд, закончивший иезуитскую семинарию в Реймсе, готовившую разведчиков для осуществления планов Контрреформации, был изначально агентом Уолсингема и активно предлагал свои услуги французскому послу в Лондоне — в посольство приходила ему корреспонденция на имя Николаса Корнелиуса.

Шпионажем занимались и люди, оставшиеся неизвестными, — в документах они обозначены как «слуга лорда», «честный человек» и т. п.

В результате многоходовой комбинации заговор был раскрыт и Мария Стюарт казнена. Однако еще раньше она сообщила испанскому королю Филиппу, что она лишила права наследовать престол своего сына Якова и передала это право Филиппу.

Кроме тех «заговоров», которые были инсценированы английской контрразведкой, существовали и подлинные злоумышленники. Нити от них тянулись не только к испанским посольствам, но и в иезуитские семинарии Бельгии или Италии, где обучались английские эмигранты-католики. Агенты главы английских иезуитов отца Парсонса активно подвизались в Амстердаме, Копенгагене, Стокгольме, Варшаве.

В 1584 году был раскрыт «заговор Фрэнсиса Трокмортона». Испанский посол дон Мендоса был объявлен персоной нон грата и покинул британскую землю. Он перебрался в Париж, где к нему, разумеется тайно, поступил на службу... его главный противник — английский посол сэр Эдвард Стаффорд. А уже с весны 1587 года Стаффорд стал «двойным агентом» — продавал испанцу секретную информацию. Испанский король Филипп выделил на подкуп «2 тыс. крон или брильянты». Факт этот установлен, однако историки до сих пор спорят, делал ли это Стаффорд по собственной инициативе или по поручению своего шефа Уолсингема?

Испания начала готовить вторжение в Англию.

В июле 1586 года Стаффорд писал в Лондон: «Испанская партия здесь хвастает, что в течение трех месяцев Ее Величество подвергнется нападению в ее собственном королевстве и что для этого подготовлена большая армия».

Не доверяя Стаффорду, Уолсингем установил за послом слежку — некий Роджерс выяснил, что посол связан с видным католиком-эмигрантом Чарльзом Пейджетом.

Насаждал свою агентуру в Англии и испанский наместник в Нидерландах (с 1578 г.) Александр Пармский. Но и здесь Сесил не дремал — он пользовался услугами купца Вэйхенхерде, который был поставщиком для армии Александра хлеба, вина и сукна. Находясь якобы под прикрытием испанцев, торговец незаслуженно страдал от неосведомленных англичан (их гарнизон стоял в Остенде) и французов (гугенотской цитадели Ла-Рошель).

Используя купеческие силы, Англия вела и финансовую войну — добивалась прекращения или оттягивания финансирования возможных захватнических проектов.

Уолсингем получал сведения не только из дипломатических кругов (к перечисленным добавим посла Венеции, осведомителя в Генуе, тосканского посла в Париже Джузеппе или Джованни Фильяцци), но также имел агентов в портовых городах Руане, Нанте, Гавре, Дьеппе, засылал лазутчиков в испанские порты. Был наблюдатель в Кракове. В Польше резидентом Уолсингема был королевский астролог Джон Ди (сотрудничавший с неким Франческо Пуччи, специализировавшимся на перехвате переписки папы).

Использовал Уолсингем и купцов, торговавших с Испанией, — один из них, Роджер Боуденхем, жил в Севилье, по крайней мере, с 1579 по 1585 г.

В Италии агентом Уолсингема был Энтони Станден — жил он там под именем Помпео Пеллегрини; — он тоже засылал своих людей в Испанию.

Все усилия Уолсингема были вознаграждены. Накануне отплытия Непобедимой армады Уолсингем получил копию отчета, составленного для Филиппа.

Не забывал Уолсингем и о контрпропаганде — дезинформацией для него занимались специально обученные люди. Проникая в Испанию как тайные сторонники Марии Стюарт, они не только разведывали данные о снаряжении армады, но и дезинформировали испанскую сторону о положении дел в Англии.

Непобедимая армада была обречена. 800 кораблей не дошли до Англии — флот был разгромлен бурей.

Вскоре после этого умер Уолсингем. А затем и лорд Берли (1598) — следующие двадцать с лишним лет английскую разведку возглавлял младший сын Берли — Роберт Сесил, позднее лорд Солсбери.

(В этот период, в значительной мере связанный с разворачиванием Шекспировского проекта, и уже преимущественно при другом монархе — Якове! — вакханалия заговоров продолжалась, и среди многочисленных сесиловских агентов нет-нет да и мелькнут имена поэтов, оплакивавших Феникса и Голубя. Один из них — Бен Джонсон, который патронировал проект и был дружен с семейством Сидни-Пембруков.)

Но эпоха Роберта Сесила — это уже совсем иная эпоха, в которую мы погружаться не будем. Для нас достаточно в общих чертах обрисовать ту атмосферу всеобщей тайной войны, которая велась непримиримыми врагами Реформации и Контрреформации, сторонниками национальной независимости и сторонниками имперской (Римской) власти.

На этом фоне развивалась жизнь наших героев, и общий контекст событий говорит нам о том, что и они должны были быть вовлечены в борьбу. Это были «дети государства», выпускники Кембриджа, подвизавшиеся в Падуанском университете, колесившие по Европе в качестве путешественников или дипломатов.

Имея скуднейшие данные о жизни Филипа Сидни и Эдуарда де Вера, мы видим их, однако, в самых странных местах. И внезапный отход от дел обоих (смерть и затворничество) говорит скорее в пользу того, что они были причастны к ведомству внешней разведки и смогли исполнить главные роли в разработке тайных замыслов — они не были рядовыми исполнителями, курьерами, солдатами тайной разведки... Скорее всего, они находились на более высоких должностях и имели дело с более ценными источниками информации. Использовать их вторично, в других проектах, уже не представлялось возможным. Таким образом, почти одновременно оба оказались в метрополии и в 1586 году сошли с политической сцены. Эдуард де Вер попытался уже в другой личине явиться миру, но и в свободной республике Святого Марка ему не удалось под именем Джордано Бруно оказаться в безопасности — Венеция выдала его Риму.

Именно тогда, думаем мы, в 1592 году измученный завистниками Феникс при помощи некоей Венеры явился к Юпитеру—Иегове. Само имя верховного правителя, который определял судьбу Феникса в честеровской поэме, говорит о том, что он совмещал в себе высшую духовную и светскую власть (в XVI веке, когда еще только создавалась светская история в нашем понимании, уже существовала ее предшественница — мифология, которая, собственно, и рассказывала о предшествующей европейской борьбе за власть). Мы не будем искать прототип Венеры — для нас это неважно. Вполне возможно, что ею была одна из высокопоставленных бенедиктинок, возможно, одна из внебрачных дочерей папы — ведь Венера и является дочерью Юпитера.

Однако при всем уважении к мольбам Венеры и при всем понимании корпоративной солидарности, папа Климент мало что мог сделать для спасения еретика. Он мог объявить его находящимся под следствием (в связи с обвинением и приговором доминиканцев), затем мог распространить слух о его сожжении... Но наилучшим выходом для всех было исчезновение того, кто уже не мог участвовать открыто в политической игре. Поэтому решение Юпитера—Иеговы таким и было — выслать на остров Пафос, где уже томится один такой же отшельник, засланный туда Сикстом V.

Почему же рыцарь Контрреформации не счел нужным уничтожить злостного еретика — в назидание другим? Думается, кроме вышеперечисленных, были у него и другие мотивы. Он не желал быть убийцей того человека, который прославил римскую литературу и создал национальный эпос «Энеида»... Именно поэтому в официальной истории, написанной усилиями Контрреформации, Вергилий сидит в своем имении и творит — едва ли не до самой смерти. Заметим, смерти естественной. Кроме того, думаем, папа был прекрасно осведомлен о высоком происхождении «просителя-поэта», и сожжение человека такого ранга неминуемо повлекло бы за собой ответные меры с английской стороны — там было немало иезуитов-агентов да и вовлеченных в заговоры католиков высокого ранга, которые могли пострадать и ослабить папские позиции...

Таким образом, наш Феникс оказался в укромном уголке, на острове Пафос, где уже был один больной затворник Голубь — записанный в Книгу Смерти Филип Сидни.

Оба были прекрасно знакомы с Мишелем Монтенем, высокопоставленным французским терциарием, который доживал свои последние дни, если во второй раз не инсценировал свою смерть, подозрительно совпавшую с возведением на папский престол Климента, осведомленного, думаем, и о создании философом еретической книги «О природе вещей» под латинским псевдонимом Лукреций. Имеющий «опыт умирания» в своей латинской ипостаси и являющий собой живой пример воскрешения в облике национального философа, Монтень мог быть идейным вдохновителем Шекспировского проекта. «Гораций» и «Вергилий», пройдя сквозь жертвенный огонь Аполлону, воскресли под единым именем национального гения Уильяма Шекспира.

Это было закономерное решение, и мы не сомневаемся, что именно в национальных литературах XVI века будущие исследователи найдут воскресших «Овидиев», «Катуллов» и «Ювеналов».