Приложение 2. Биография Шекспира

Что же мы знаем о человеке, именуемом Уильям Шекспир (William Shackspeare)?

Как оказывается, почти ничего достоверного. И. Гарин отмечает:

«По сравнению с Данте Шекспир ближе к нам на три столетия, но достоверных сведений о его жизни, пожалуй, еще меньше. Если Боккаччо хотя бы оставил биографию Данте, то никто из идущих за Шекспиром не сделал и этого. Не сохранилось ни писем, ни дневников, ни воспоминаний близких или друзей. В биографии Великого Вила столько домыслов, что это дало основание Марку Твену пошутить: она напоминает скелет бронтозавра, восстановленный по одной кости. При том, что Шекспиру посвящается около трех тысяч работ в год, его жизнь целиком состоит из "белых пятен". Сохранившийся десяток бесспорных документов не намечает биографию Шекспира даже крупным пунктиром — в лучшем случае редкими вехами».

Георг Брандес пишет:

«В тот год, как в Риме умер Микеланджело, в Стратфорде-на-Эйвоне родился Вильям Шекспир. Величайший художник итальянского Возрождения, тот, чьей кисти принадлежат плафонные фрески в Сикстинской капелле, как бы нашел себе замену в величайшем художнике английского Возрождения, создавшем "Короля Лира".

Смерть сразила Шекспира в его родном городе в тот самый день, как в Мадриде умер Сервантес. Два величайших творца человеческих типов в эпоху испанского и английского Возрождения, создавшие Дон-Кихота и Гамлета, Санчо Пансу и Фальстафа, в один и тот же день покинули этот мир».

Известно, что родился он в семье торговца перчатками, богатого горожанина,, члена городского совета Стратфорда, который побывал констеблем, чиновником по сбору пошлины, а с 1562 года четыре года (случай беспрецедентный!) — казначеем. Впрочем, со временем его дела несколько пошатнулись, и он перестал посещать заседания городского совета, и в 1586 году был лишен статуса олдермена.

Кроме того, как пишет Шенбаум, «Осенью 1591 г. Тайный совет, подстрекаемый ревностным архиепископом Кентерберийским, начал одно из периодических расследований состояния духовного здравия подданных королевства. На сей раз Тайный совет приказал уполномоченным в каждом графстве сообщить о всех тех, кто предоставлял убежище священникам из римско-католических семинарий, иезуитам или "беглецам" и "всем тем, кто упорно отказывается обратиться к церкви". В Стратфорде примерно в марте следующего года осведомители (вероятно, церковные старосты) составили список "уклоняющихся", которые не посещали раз в месяц церковь, как того требуют законы ее величества, и в заключение добавляли: "Мы подозреваем, что поименованные ниже девять лиц отсутствуют на службах из боязни вызова в суд". Среди этих людей назван и Джон Шекспир (Shackspeare)¹. Во "втором свидетельстве" от 25 сентября следующего года уполномоченные — сэр Томас Люси и другие судьи — с удовлетворением сообщили имена католиков, которые в течение года подчинились или обещали подчиниться церкви. В том же самом свидетельстве уполномоченные повторили сказанное их осведомителями об этих девяти: "Говорят, что последние девять человек не ходят в церковь из страха перед вызовом в суд за долги".

Кое-кто рассматривает этот эпизод как свидетельство того, что трудное положение, в котором оказался Джон Шекспир, является следствием не столько его денежных затруднений, сколько его уклонения от официальной идеологии. Они видят в нем этакого нонконформистского мученика католической или пуританской веры, отважно или лукаво бросавшего вызов власти и принимавшего участие в отправлении запрещенных обрядов при безмолвной поддержке других "уклоняющихся" из городской корпорации, или же человека, телесно и духовно сломленного властью и потому удалившегося от общественной жизни. Такие толкования не лишены романтической привлекательности, однако Джон Шекспир был торговцем, а не мыслителем. Религиозные воззрения Джона (каковы бы они ни были) вовсе не должны были мешать ему присутствовать на тех заседаниях, где его собратья пуритане вроде Роберта Перрота, состоятельного пивовара, и католики вроде представителей рода Коудри сохраняли свою веру и свои должности (если их не смещали за упрямое нежелание сотрудничать с властью). Осведомители и уполномоченные в двух случаях ясно констатировали, что Джон Шекспир боялся вызова в суд за неуплату долга».

С. Шенбаум отмечает также, что в годы рождения Шекспира в Стратфорде одновременно было несколько человек с такой фамилией (правда, в разных написаниях), среди них два Джона.

Известно, что отец Шекспира добивался присвоения фамильного герба. История эта тянулась достаточно долго, по крайней мере, один раз он получил отказ, хотя эскиз герба ему прислали. Тем не менее герб Шекспиры получили. Это случилось, правда, уже тогда, когда Уильям стал известным драматургом. Как пишет Брандес, «он получил дворянский патент только в 1599 г. вместе с разрешением (которым, впрочем, его сын никогда не пользовался) соединить герб семейства Шекспиров с гербом семейства Арденов. Поле этого герба занято копьем, лежащим поперек острием вниз, слева направо, и на нем начертана фамилия владельца. Копье золотое, острие железное. Над шитом красуется в виде шлема серебряный сокол, держащий в когтях другое золотое копье. Девиз гласит (не без некоторой иронии): "Non s'ans droict" (не без права)».

Уильям был третьим ребенком в семье. Он родился в 1564 году, в апреле, в самый разгар чумы. Точной даты его рождения мы не знаем, однако известна дата крещения — 26 апреля. В приходской книге есть запись: «Gulielmus, filius Johannes Shakspere» (Гильельм², сын Иоганна Шакспера). За дату рождения принято считать 23 апреля: во-первых, он и умер 23 апреля, а во-вторых, как пишут и С. Шенбаум, и Э. Берджес, эта дата совпадает с церковным днем святого Георгия, покровителя Англии, что, как пишет Э. Берджес «способствует усилению воздействия Шекспира как одного из представителей шовинистической славы Англии».

Считается, что родители Уильяма были неграмотными. Сам же он, как пишет Брандес, был отдан «в стрэтфордскую бесплатную школу, или Grammar-School, куда детей принимали по наступлении семилетнего возраста и где их обучали латинской грамматике, заставляли переводить из учебника Sententiae Pueriles, а позднее читать Овидия, Вергилия и Цицерона».

О роли латинского языка в то время хорошо пишет Берджес: «Елизаветинская Англия взирала на Римскую империю как на образец гражданских добродетелей; героями англичан были римские герои. Когда-то считали, что Брут был основателем Британии³... Римляне, пусть и умершие, обитаю на более высоких уровнях реальности, чем англичане, как мертвые, так и живые... Чтобы овладеть культурой, человеку следовало войти в античный мир. Величие греков признавали, но в округе было мало греческих школ, особенно в таком маленьком городке, как Стратфорд. В университетах больше внимания уделяли древнегреческому. Римская культура впитала греческую, и узнать все о Трое и похождениях Улисса можно было из книг латинских авторов. Латинский язык был всем».

Были в то время и переводы латинских и греческих авторов на английский. «Метаморфозы» Овидия были переведены Артуром Голдингом. Плутарха можно было прочитать в переводе Норда, сделанного с французского перевода Амьё. Был перевод избранных глав «Энеиды» Вергилия, выполненный графом Сарри.

Никакого другого образования, кроме латинской школы, Уильям Шакспер из Стратфорда, по-видимому, не получил. Этот факт, а также обширность знаний Шакспера, проявляющаяся в его пьесах (хотя там немало и географических и прочих нелепостей), впоследствии явились основой многих гипотез о том, что под именем Уильяма Шекспира скрывается кто-то другой. Мы еще поговорим об этом дальше и обсудим некоторые из этих гипотез, а пока продолжим обзор жизненного пути Уильяма Шакспера.

Уильям довольно рано женился — ему еще не было и двадцати лет. Его женой стала Энн Хатауэй. За законность брака 28 ноября 1582 года поручились два уоркширских фермера. В момент заключения брака Энн было 26 лет, а Уильяму — 18. 26 мая 1583 года крещена дочь Сьюзен. 2 февраля 1585 года крещены близнецы — Гамнет и Джудит.

Что было дальше — неизвестно. Как пишет Шенбаум, «никакими документальными сведениями о жизни Шекспира с 1585 г., когда родилась двойня, и до 1592 г., когда мы услышим о нем в несколько ином контексте, мы не располагаем. Этот период времени называется в шекспироведении "утраченными годами". Однако об этих годах существует немало легенд, возникновению которых способствуют подобные пробелы».

Характеризуя Стратфорд тех лет, Берджес перечисляет многочисленные театральные труппы, посещавшие город. Так в 1569, 1575, 1576, 1581, 1582, 1587 годах приезжало, по крайней мере, по 2 труппы, заезжие актеры бывали в Стратфорде и в 1573, 1579, 1583, 1584 годах и т. д. — список неполон. Брандес отмечает, что впервые странствующие актеры появились в Стратфорде в тот год, когда отец Шакспера занимал должность бальи, а в 1569—1587 гг. город посетили не менее 24 странствующих трупп. В этой связи увлечение молодого Шекспира театром не выглядит чем-то необычным.

Мы не будем распространяться о причинах, побудивших Уильяма бросить семью и стать одним из множества бродячих актеров. Желающие могут прочитать довольно много рассуждений на эту тему в книгах Берджеса, Шенбаума и Брандеса⁴.

Мы пока оставим в покое вопрос об «утраченных годах» в биографии Шекспира. Вернемся к тому, что известно достоверно (или считается, что достоверно).

Итак, к 1592 году относится первое упоминание о пребывании Шакспера в Лондоне. Что же представлял собой город, в который приехал Шакспер? Вот что пишет Брандес:

«Лондон, в который приехал Шекспир, имел около 300 000 жителей; главные его улицы только незадолго перед тем были вымощены, но уличного освещения не существовало. Это был город со рвами, каменными стенами и воротами, с красными, высоко заостренными в крыше двухэтажными деревянными домами, обозначенными свободно развевавшимися вывесками, по которым они получали свое название, — домами, где скамьи служили вместо стульев, а рассыпанный по полу тростник заменял ковры. Движение по улицам было оживленное, но не в экипажах, так как первая карета появилась в Англии только при Елизавете, а пешком, верхом, на носилках или на лодках по Темзе, светлой еще и прозрачной, несмотря на большое уже и в то время потребление городом каменного угля, и усеянную тысячами судов, которые при постоянно раздававшихся пронзительных окриках лодочников "Eastward hoe!" или "Westward hoe!" прокладывали себе путь среди стаи по временам взлетавших лебедей, в тех местах, где реку окаймляли зеленые луга и красивые сады.

Через Темзу вел тогда один только мост, Лондонский мост, находившийся невдалеке от того, который теперь носит это имя. Он был широк и застроен лавками, а в конце его возвышались громоздкие башни; на их зубцах почти постоянно были выставлены головы казненных. Вблизи моста был Eastcheap — улица с трактиром, куда хаживал Фальстаф.

Центрами Лондона были в то время только что выстроенная биржа и церковь св. Павла, считавшаяся тогда не только городским собором, но как бы сборным пунктом для прогуливающейся молодежи, как бы клубом, где можно было слышать новости дня, конторой для найма прислуги и местом убежища для должников, которых там нельзя было трогать. На улицах, еще сохранивших пеструю полноту жизни Ренессанса, раздавались крики приказчиков, зазывавших покупателей в лавки, и разносчиков, старавшихся обратить внимание проезжих на свой товар; без конца двигались по ним светские, духовные и военные процессии, свадебные поезда и крестные ходы, целые толпы солдат и арбалетчиков...

В самом "городе" (City) театры не допускались; гражданские власти относились к ним неприязненно и удалили их на восточный берег Темзы вместе с грубыми увеселениями, с которыми им приходилось тягаться: петушиным боем и травлей медведей собаками».

И далее:

«Момент, в который Шекспир явился в Лондон, был одинаково знаменателен как в политическом, так и в религиозном отношении. Это тот момент, когда Англия становится протестантской державой. В царствование Марии Кровавой, супруг которой, Филипп II, занимал престол Испании, правительство было испанско-католическим; преследования еретиков привели обвиненных, в том числе многих из лучших людей Англии, на эшафот и даже на костер. Испания воспользовалась помощью Англии, чтобы победить Францию, и извлекла для себя одной всю выгоду от этого союза, Англия же только потеряла от него; Кале, ее последнее владение во Франции, было утрачено ею.

Вместе с Елизаветой на престол вступил протестантский принцип как политическая сила... Католический мир восстал против нее — сначала Франция, затем Испания. Англия поддерживала протестантскую Шотландию против ее католической королевы, опиравшейся на испанско-французское войско, и в Шотландии Реформация одержала победу. Впоследствии, когда пришел конец правлению Марии Стюарт в Шотландии и она бежала в Англию в надежде найти там поддержку, на ее стороне стояла уже не Франция, а Филипп II. Торжество в Англии протестантских идей являлось для него угрозой его владычеству в Нидерландах».

А вот что пишет об этом времени в своем романе «Золотая чаша» Джон Стейнбек:

«Более века Англия нетерпеливо следила, как Испания и Португалия, с благословения Римского Папы разделив между собой Новый Свет, тщательно оберегают свою собственность от вторжения посторонних. Для Англии, пленницы моря, это было особенно тяжко. Но в конце концов Дрейк на крохотной "Золотой лани" прорвался в запретные моря. Огромные красные корабли Испании презрительно щурились на суденышко Дрейка, как на ничтожную жалящую мушку, назойливое насекомое, которое следует прихлопнуть, чтобы не жужжало. Но когда мушка принялась потрошить их плавучие крепости, сожгла город-другой и даже поймала на перешейке в ловушку караван со священными королевскими сокровищами, им пришлось переменить мнение: нет, это не мушка, а оса, скорпион, гадюка, дракон! Дрейка так и прозвали — Эль Драке, и в Новом Свете зародился страх перед Англией.

Когда Великая Армада потерпела сокрушительное поражение от английских моряков и разъярившегося моря, Испанию обуял ужас перед новой силой, рожденной таким маленьким островом. Как грустно было вспоминать покрытые великолепной резьбой красавцы корабли, которые покоились на дне или разбились вдребезги о прибрежные скалы Ирландского моря.

Англия же запустила руку в Карибское море и утвердила свою власть на кое-каких островах — на Ямайке, на Барбадосе. Теперь английские товары можно было сбывать колониям. Обладание колониями поднимало престиж маленького острова, но что такое колонии без населения? И Англия принялась заселять свои новые владения».

По предположению того же Брандеса, первоначально Шакспер нанялся на службу к Джемсу Бербеджу (отцу столь знаменитого впоследствии товарища Шакспера по профессии, Ричарда Бербеджа), державшего конюшню и выстроившего и приобретшего в собственность первое (1576 г.) в Англии постоянное театральное здание, называвшееся The Theatre. А занимался там он тем, что присматривал за лошадьми, на которых приезжали в театр его клиенты из окрестностей Смитфилда. Эту же версию со ссылками на Шайелса и Сэмюэля Джонсона излагает Шенбаум. Была и другая версия (также изложенная Брандесом): «По одному стратфордскому преданию Шекспир впервые занимал в театре скромную должность, подчиненную актерам; по одному английскому театральному преданию он дебютировал помощником режиссера, подавая сигналы актерам для выхода на сцену. Однако он, очевидно, весьма быстро передвинулся с одного места на другое».

Разумеется, Шакспер не только работал, но и довольно бурно отдыхал. В примечаниях к пьесе Бена Джонсона «Каждый по-своему» И.А. Аксенов упоминает о том, что в 1931 году в полицейских архивах Лондона нашли жалобу-оговор, подписанную среди прочих Уильямом Шакспером, а также контроговор против Уильяма Шакспера, угрожавшего жизни жалобщика.

Во времена появления Шакспера в Лондоне уже практически умерла так называемая драма гильдий. Она возникла после того, как в 1264 году папа Урбан IV установил праздник Тела Господня, а в 1311 году Церковный совет издал постановление о том, что он должен сопровождаться соответствующей церемонией. Следствием этого в Англии стало возникновение драмы гильдий, которая просуществовала почти три столетия и исчезла только потому, что ей был враждебен дух английской Реформации. Возможно, в Стратфорде Шакспер еще застал драму гильдий и даже сам принимал участие в этих постановках. На смену ей пришла аристократическая пьеса моралите. Но ее век был недолог. Наступало время классической английской драмы — драмы Марло и Шекспира, Джонсона и Флетчера.

За 45-летнее царствование Елизаветы, как пишет И. Гарин, было создано около полутора тысяч литературных произведений.

Как пишет Брандес, «в промежуток времени от 1557 по 1616 год драматургическая производительность англичан достигла своего апогея. При этом в Англии насчитывалось 40 выдающихся и 233 посредственных лирических и эпических поэтов, издававших сборники своих стихотворений. Каждый даровитый англичанин елизаветинской эпохи мог написать сносную драму точно так, как каждый грек времен Перикла мог слепить посредственную статую, и каждый современный европеец сумеет написать порядочную газетную статью. Тогдашние англичане родились драматургами, как древние греки — ваятелями, как мы — злополучные люди — журналистами. Античный грек обладал врожденным чувством пластики, имел постоянную возможность наблюдать нагое человеческое тело и был проникнут вдохновенной любовью к его красоте. Видел ли он, как пашет крестьянин, он получал тысячу разнообразных впечатлений и тысячу новых представлений о мускулах обнаженной ноги. Современный европеец владеет своим родным языком, умеет рассуждать и излагать свои мысли и описывать совершающиеся события в понятной форме и имеет известную газетную начитанность: при таких условиях ему нетрудно написать газетную статейку. Напротив, англичане эпохи Елизаветы следили чутко за человеческой судьбой и за человеческими страстями, а эти последние господствовали без удержу в короткий промежуток времени между падением католицизма и торжеством пуритан. Они привыкли видеть, как люди подчиняются безусловно своим инстинктам, как они следуют только внушениям собственной головы и часто за это лишаются своей головы. Высокая культура эпохи не исключала возможности диких порывов, а эти последние приводили неоднократно к драматическим перипетиям. От престола к эшафоту был только один шаг (вспомните судьбу супруг Генриха VIII, участь Марии Стюарт, позорную смерть фаворитов Елизаветы вроде Эссекса или Рэлея). Картины утонченной жизнерадостности и картины насильственной смерти проходили ежеминутно перед глазами англичан елизаветинской эпохи. Сама жизнь была богата драматическими конфликтами, подобно тому как древнегреческая блистала пластической красотой, а наша современная отличается фотографической, журналистской мелочностью и тщетно старается фиксировать события и интересы дня, лишенные колоритности и твердых очертаний».

Итак, наступил 1592 год, который стал годом, возвестившим о рождении Шекспира как драматурга. Среди пьес, игранных в театре «Роза» в 1592 году — пьесы Роберта Грина «Монах Бэкон и монах Банги» и «Orlando Furioso» («Неистовый Роландо»), анонимные пьесы «Мьюли Мьюлоко», «Испанская комедия дона Горацио», «Сэр Джон Мандевилл» и «Гарри из Корнуэлла», с успехом идет «Мальтийский еврей» Кристофера Марло. В пятницу 3 марта была представлена историческая пьеса «Генрих VI», которая принесла самую высокую выручку за весь сезон. Имя автора, правда, не упоминалось. Шекспироведы сомневаются, что пьеса написана целиком Шекспиром.

Скажем несколько слов об одном эпизоде. Именно в 1592 году появился памфлет драматурга, Роберта Грина «Копейка ума, искупленная миллионом раскаяния». («Groatsworth of Wit bought with a Million of Repentance»), написанный, по словам Брандеса, «на смертном одре, в августе 1592 г., совершенно погибшим и опустившимся поэтом, который, не называя имен, заклинает своих друзей Марло, Лоджа (или Наша) и Пиля бросить их порочную жизнь, их богохульство, неосторожность, с какой они наживают себе врагов, и их низменный образ мыслей, представляя им самого себя в виде устрашающего примера... Предостерегая своих друзей и товарищей по профессии против неблагодарности актеров, Роберт Грин говорит: "Да, не верьте им, ибо среди них проявилась ворона, нарядившаяся в наши перья, с сердцем тигра под костюмом актера; этот выскочка считает себя способным смастерить белый стих не хуже любого из вас, и в качестве настоящего Johannes-Factotum (мастер на все руки) мнит себя единственным потрясателем сцены (Shakescene) в стране". Намек на имя Шекспира здесь несомненен... Лишь противное здравому смыслу толкование способно видеть в этом месте выходку против Шекспира как актера; оно, без малейшего сомнения, заключает в себе обвинение в литературном плагиате».

Этот памфлет считается первым упоминанием о драматурге Шекспире.

Шакспер продолжал работать актером в различных лондонских труппах. Приведем еще одну цитату из Брандеса: «В 1572 г. вышел указ, в силу которого актеры, не находившиеся на службе у одного из знатных вельмож, причислялись к бродягам и должны были, следовательно, подвергнуться изгнанию. Этот указ принудил, конечно, актеров поступить на службу к аристократам, и мы видим, как высшее общество берет на себя обязанность покровительствовать искусству. В эпоху Елизаветы каждый знатный вельможа содержал такую труппу. Актеры считались его слугами (servants) и получали от него плащ, украшенный соответствующим гербом. Они получали жалованье только в том случае, когда играли в присутствии хозяина. Таким образом, Шекспир щеголял до 40-летнего возраста в плаще, украшенном гербом, — сначала графа Лейстера, потом лорда-камергера. Когда в 1604 г. король Иаков принял труппу, к которой он принадлежал, под свое покровительство, и она получила титул "слуг его величества", Шекспир украсил свой плащ королевским гербом, хотелось бы сказать — он променял ливрею на мундир».

Это были разные годы. Иногда театры закрывались на некоторое время из-за эпидемии чумы или холеры. Порой после премьеры крамольной пьесы городской совет принимал решение о закрытии не только провинившегося театра, но всех театров Лондона. Как пишет И.А. Аксенов в статье «Бен Джонсон в борьбе за театр»: «Купеческое самоуправление города Лондона всеми доступными ему средствами стремилось закрыть существующие театры (и закрывало их под малейшим предлогом пожарной или санитарной безопасности), препятствовало постройке новых... и вело отчаянную антитеатральную кампанию путем издания соответствующих памфлетов, личного примера бойкотирования театров и с церковной кафедры увещевало прихожан перестать беса тешить: прекратить посещение театров. Если средства эти оказались недействительными, то только потому, что у театра нашлись покровители и заступники — двор и придворные круги».

Естественно, что труппы нуждались в новых пьесах, которые и стали выходить под именем Шекспира. Всего было написано 37 пьес (если считать 3 части «Генриха VI» за три пьесы, а две части «Генриха IV» — за две).

Кроме того, перу Шекспира приписывали еще несколько пьес. Как пишет Роберт Бойль в статье о пьесе «Эдуард III»: «В разное время Шекспиру приписывалось 15 пьес: 1) "Суд Париса"; 2) "Арден Фивершэм"; 3) "Джордж Грин"; 4) "Локрин"; 5) "Эдуард III"; 6) "Муседор"; 7) "Сэр Джон Олдкастл"; 8) "Томас, лорд Кромвель"; 9) "Веселый Эдмонтонский черт"; 10) "Лондонский блудный сын"; 11) "Пуританин, или Вдова с Ватлинговой улицы"; 12) "Йоркширская трагедия"; 13) "Прекрасная Эмма"; 14) "Два знатных родича"; 15) "Рождение Мерлина". Некоторые из названных пьес с большей или меньшей вероятностью приписывались различным авторам; относительно же многих не было найдено никаких данных для определения их авторства». Кроме того, называют еще написанную в соавторстве с пятью другими драматургами, но не прошедшую цензуру, пьесу «Сэр Томас Мор» и пьесу «Карденио», использующую сюжет «Дон-Кихота».

Перу Уильяма Шекспира приписывают также 150 сонетов и несколько поэм: «Феникс и голубка»⁵, «Венера и Адонис» и «Лукреция», кроме того, с некоторым сомнением, «Жалобы влюбленной»⁶, а также участие в сборниках «Страстный Пилигрим» и «Песни для музыки».

Актерская жизнь Шакспера продолжалась до 1613 года, когда после пожара, уничтожившего здания театра «Глобус», совладельцем которого был Шакспер, он возвратился в Стратфорд. Здесь он ведет жизнь почтенного буржуа, владельца недвижимости и рантье. Он возвращается к семье, которую оставил 28 лет назад.

За это время многое произошло.

В книге Брандеса написано: «В церковных книгах города Стратфорда-на-Эйвоне, в регистре смертных случаев за 1596 г. можно прочесть следующие слова, написанные красивым и четким почерком: 11 августа. Гамнет, сын Вильяма Шекспира (August XL Hamnet filius William Shakespeare). Единственный сын Шекспира родился 2 февр. 1585 г.; ему исполнилось, следовательно, только 11 лет. Понятно, что эта смерть глубоко потрясла отца, обладавшего таким сердцем, как Шекспир, тем более что он, постоянно мечтавший поднять значение обедневшей семьи, теперь лишился наследника своего имени».

И далее: «стратфордские похоронные списки за 1601 г. заключают в себе следующую строку: Septemb. 8. M-r Johannes Shakespeare».

В начале сентября 1608 года Уильям Шакспер лишился матери.

Когда Шакспер возвратился в Стратфорд, ему было 46 лет, а его жене Энн — 54. Старшая дочь Сьюзен вышла замуж за местного врача Джона Холла, когда ей было 24 года. «К тому времени, в тридцать два года, Холл имел прекрасную практику: его пациентами были граф Нортхемптон, епископ Вустерский и сэр Томас Темпл», — пишет Берджес. У Сьюзен была одна дочь Элизабет, родившаяся в 1608 году.

О младшей дочери Шакспера Джудит пишет Шенбаум: «Джудит Шекспир была менее удачлива в браке, чем ее сестра, хотя ее муж происходил из безупречной семьи. Им был Томас Куини, сын Ричарда Куини, милейшего земляка Шекспиров... Томас не добился никаких заслуживающих упоминания успехов. Он стал виноторговцем в Стратфорде; нам известно, что в 1608 г. он продавал вино корпорации. Через три года Томас приобрел право арендовать под таверну небольшой дом, называвшийся "домом Этвудов", в верхней части Хайстрит, рядом с домом своей матери. Жениху шел двадцать седьмой год, невесте было полных тридцать один. Можно предположить, что к этому времени у нее не было большого выбора женихов, если у нее вообще был когда-нибудь такой выбор». О Джудит пишут также, что она была неграмотна. «Не везло чете Куини и как родителям, — пишет Шенбаум, — Их первый ребенок, чья фамилия Шекспир-Куини объединяла два семейства, умер в младенчестве⁷, 8 мая 1617 г. Еще два сына — Ричард, крещенный 9 февраля 1618 г., и Томас, крещенный 23 января 1620 г., — умерли в течение нескольких недель один за другим в 1639 г. в возрасте соответственно двадцати одного года и девятнадцати лет. Больше детей в семье Куини не было».

Таким образом, линия Шакспера по мужской линии пресеклась с его смертью, наступившей в апреле 1616 года. По слухам, он, пируя с приехавшими в Стратфорд Беном Джонсоном и Майклом Дрейтоном, переел маринованной селедки и перепил рейнского вина, он вспотел, его продуло, и он умер.

Его похоронили, как он распорядился, в церкви Святой Троицы. Как пишет Берджес, «его бюст больше напоминает пародию, но скульптор, должно быть, верил, что Шекспир выглядел полным, самодовольным и слегка слабоумным».

Надгробная надпись гласит:

Друг, ради господа, не рой
останков, взятых сей землей;
нетронувший блажен в веках,
и проклят — тронувший мой прах.

По поводу авторства этой эпитафии у исследователей единства нет. Так, Берджес пишет: «Если сам Шекспир написал эти строки, что более чем сомнительно, тогда это единственные строки из его сочинений, в которых в неискаженном виде и в контексте благочестия упоминается имя Иисуса». А Шенбаум замечает: «Несколько свидетелей конца XVII в. утверждают, что Шекспир сам придумал эту эпитафию и распорядился высечь ее на своей могильной плите».

Описанию надгробного памятника Шаксперу и истории его создания много места уделяют практически все исследователи. Брандес описывает его так: «Еще раньше 1623 г. родственники воздвигли ему памятник в стрэтфордской церкви. Под бюстом красуется надпись, составленная, вероятно, доктором Холлом. В первых двух стихах на латинском языке, построенных довольно плохо, Шекспир сравнивается с Нестором по уму, с Сократом — по гению, с Вергилием — по художественному таланту. (Iudicio Pylium, gemo Socratem, arte Maronem // Terra tegit; populus moeret; Olympus habet.)».

Вот как описывает памятник Шенбаум:

«Не позже чем в 1634 г. лейтенант Хаммонд, проезжая через Стратфорд, отметил, что этот "скромный памятник" достоин внимания. Из одной рукописной заметки в альманахе 1653 г. мы узнаем, что памятник был выполнен Джерардом Джонсоном.

Это имя является нормальным англизированным вариантом имени Герарта Янсена, чей отец (тоже Герарт) переселился из Амстердама в Лондон около 1567 г. и организовал каменотесную мастерскую в Саутуорке неподалеку от "Глобуса". Двое из пяти его сыновей помогали ему в его процветающем деле... Возможно, Шекспир и его собратья знали эту мастерскую... Для памятника Шекспиру, выполненному в стиле Ренессанса времен Джеймса, Янсен в основном использовал белый и черный мрамор для двух коринфских колонн, а также черный базальт для инкрустированных панелей. Колонны поддерживают карниз, на котором расположены два маленьких херувима: левая фигура с лопатой в руках символизирует труд; правая с черепом и опрокинутым факелом — покой. Они расположены по обе стороны от знакомого нам герба Шекспира — на котором изображены нашлемник и геральдически украшенный щит, высеченные в виде барельефа на прямоугольной каменной плите. Верхняя часть памятника выполнена в форме пирамиды, на вершине которой помещен еще один череп с пустыми глазницами и без нижней челюсти.

Естественно предположить, что почтительное чувство, возбуждаемое этим бюстом — фигурой в половину человеческого роста, высеченной из мягкого голубоватого котсуолдского известняка, — вызвано не столько качеством работы художника, сколько предметом изображения и окружающей обстановкой. Одетый в мантию без рукавов поверх кафтана, Шекспир держит в правой руке гусиное перо; левая рука лежит на листе бумаги; обе руки покоятся на подушечке. Вид у него цветущий — высокий лоб без морщин, лысина, толстая короткая шея. Локоны на висках закручены; усы и борода хорошо ухожены; глаза (слишком близко поставленные) безучастно глядят вперед. Приходится напомнить себе, что неразумно ожидать воплощения живости и естественности в заказной надгробной скульптуре, которая, как правило, отличается формальностью и невыразительностью; это скульптурное изображение по типу схоже с изображением Джона Стоу (умершего в 1605 г.) в лондонской церкви св. Эндрю-под-шпилем.

Доверу Уилсону кажется, что из полукруглой ниши памятника выглядывает какой-то "самодовольный колбасник". Возможно, оно и так; однако не все пожилые удачливые писатели выглядели так утонченно, словно они больны чахоткой. Нравится он или нет, портрет, выполненный Янсеном, является аутентичным изображением. Все остальные, кроме одного, вторичны, либо поддельны, либо в той или иной мере сомнительны...

Мемориальная доска под каменной подушечкой воздает хвалу именно писателю:

Judicio pilium, genio Socratem, arte Maronem:
Terra tegit, populus moeret, Olimpus habet.

[Умом подобного Нестору, гением — Сократу, искусством — Марону, его земля покрывает, народ оплакивает, Олимп приемлет.]

Стой, путник, и прочти, коли учен,
Кто здесь завистливою смертью заключен
В кумире — сам Шекспир — угас с ним мир живой;
Сей камень с именем какой ценить ценой? —
В сей жизни, словно паж, служить должна
Поэзия плодам его ума.

Orbit ano do 1616
Aetatis 53 die 23 apr
[Скончался в 1616 г.
по Р. Х. в возрасте 53 лет в день 23 апр.]

Резчик по камню по ошибке вырезал "sieh" вместо "sith" ["ибо"], но огрехи резца обычны в надписях на надгробиях всех веков. Более серьезную ошибку допустил неизвестный панегирист, предположив, что смерть поместила поэта позади его кумира (т. е. изображения). Из биографических сведений он сообщает лишь о том, что Шекспир умер 23 апреля на 53-м году жизни».

А Брандес высказывает мнение, что надпись составлена доктором Холлом, зятем Шакспера, и саркастически добавляет: «Нетрудно было бы придумать более меткую надпись».

Далее Шенбаум пишет:

«Примерно в середине XVII в. сэр Уильям Дагдейл... посетил Стратфорд, собирая материалы для своего огромного труда "Памятники древности Уорикшира с иллюстрациями, обнаруженными в документах, летописях, рукописях, хартиях, свидетельствах, на гробницах и гербах, украшенные картами, видами и портретами", опубликованного роскошным фолио в 1656 г. Хотя компиляция Дагдейла бесценна, гравюра, выполненная Холларом или его помощником Гейвудом с авторского наброска памятника Шекспиру, озадачивает, поскольку ее трудно отождествить со знакомым скульптурным изделием в алтаре. На иллюстрации в "Древностях" капители колонн украшают головы леопардов, а по самым краям карниза фигуры Покоя и Труда держатся неустойчиво, причем в руках у первой из фигур вместо факела — песочные часы. Поэт расстался с гусиным пером и бумагой и, расставив локти, вцепился в подушку — уж не должна ли она символизировать богатство? Его щеки сморщены, а усы безнадежно свисают вдоль крепко сжатых губ. Самодовольный колбасник преобразился в унылого портного⁸.

Это заставляет вспомнить, что у этого памятника тоже есть своя история. С течением времени он разрушался, пока в 1748 г. скульптуру, у которой уже было ампутировано несколько пальцев, не пришлось восстановить и украсить, и эту работу при поддержке местных пожертвователей завершил в следующем году "Джон Холл, портретист"...

Никакая реставрация не в состоянии превратить памятник, изображенный на гравюре Дагдейла, в то изображение, которое находится в стратфордской церкви».

Однако Шенбаум никак не объясняет причины произошедшей трансформации памятника.

Тем не менее Гилилов замечает:

«Некоторые озадаченные всеми этими несоответствиями стратфордианцы⁹ высказывают предположение, что Дагдейл мог делать рисунки по памяти и исказить кое-какие детали изображаемых памятников. Но могли он забыть такие важнейшие аксессуары памятника писателю, как перо и бумага? Выдумать головы леопардов, огромный мешок?

К тому же книга Дагдейла переиздавалась в 1730 году, а за два десятилетия до этого, в 1709, Н. Роу в своей биографии Шекспира (первая шекспировская биография, она была предпослана первому в XVIII веке собранию сочинений Шекспира) поместил изображение стратфордского памятника, мало отличающегося от дагдейловского, но явно не копирующее его, а самостоятельное¹⁰. Значит, памятник и через сто лет после его установки действительно выглядел так, с другим, чем сегодня, лицом, без пера и бумаги. Долгое время об обстоятельствах его появления и трансформации не было известно ничего, лишь в прошлом веке кое-что прояснилось...

Когда же стратфордский памятник обрел свой теперешний канонический вид? Имеющиеся документы свидетельствуют, что это произошло в 1748—1749 годы. Памятник к тому времени обветшал, имя же Шекспира подходило к зениту славы. Местные власти договорились с театральным предпринимателем Джоном Холлом, и тот с помощниками "отремонтировал и украсил" важную историческую реликвию. Шакспер потерял леопардов на капителях колонн и огромный мешок с каким-то добром, зато обзавелся пером и бумагой, а лицо его обрело некоторое благообразие. Вероятно, намерения реставраторов были самыми лучшими — сооружение в целом, что бы там ни говорили утонченные ценители, стало больше походить на памятник поэту. Сегодня такую работу назвали бы фальсификацией, но Джону Холлу и его заказчикам были неизвестны принципы научной реставрации, утвердившиеся лишь в XX веке. Через несколько десятилетий по предложению Мэлона бюст выкрасили в белый цвет, за что инициатора этого новшества подвергли жестокой критике. В 1861 году неизвестный художник наложил на бюст новые краски, и на щеках Шекспира заиграл здоровый румянец. Впрочем, все эти перекраски принципиально уже ничего не меняли — с изобретением фотографии последний (1748—1749) вариант стратфордского памятника и бюста в нем стал каноническим, окончательным. Но рисунки в старинных книгах продолжают напоминать о том, как выглядело творение братьев Янсен и их неведомых шекспироведам заказчиков в 1622 году, продолжают порождать раздумья и сомнения».

Это вкратце все, что мы знаем об Уильяме Шакспере из Стратфорда-на-Эйвоне.

Примечания

1. В этой части книги в цитатах шекспироведов Шакспер (Shackspeare) отождествлен с Шекспиром (Shakespeare) в угоду стратфордианцам.

2. Очевидно, Гильельм — латинизированная форма имени Уильям.

3. См. «Историю бриттов» Гальфрида Монмутского и «Историю бриттов» Ненния.

4. В качестве причин, в частности, приводятся невозможность прокормить семью, оставаясь в Стратфорде, а также бегство от уголовного преследования за браконьерскую охоту на оленей в Чарлкоте.

5. Как считает И.М. Гилилов, в русском переводе правильно называть поэму «Феникс и голубь», где Феникс — она, а голубь — он.

6. Э.-К. Чемберс и Дж. Робертсон говорят о принадлежности поэмы Дж. Чепмену.

7. Берджес, однако, пишет не о двойной фамилии, а об имени ребенка — Шекспер.

8. «На самом деле, конечно, метаморфоза произошла в обратном порядке», — замечает Гилилов.

9. Стратфордианцами в исследовательской литературе о Шекспире называют сторонников мнения, что пьесы Шекспира написал именно тот самый Уильям Шакспер из Стратфорда-на-Эйвоне, биографию которого мы только что воспроизвели. Соответственно, нестратфордианцами называют их оппонентов, приписывающих пьесы другим современникам Шекспира, которым было удобно не разглашать свое подлинное имя.

10. Гилилов добавляет: «На гравюре в издании Роу воспроизведены две первые латинские строки надписи на мемориальной доске под бюстом».