Сны — тень

«И сами сны всего лишь тень». — говорит Гамлет.

В монологе «Быть или не быть» он ищет разгадку «смертного сна»:

...Умереть, уснуть. Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность;
Какие сны приснятся в смертном сне,
Когда мы сбросим этот бренный шум...

(III, 1)

«Сон сам по себе только тень», — говорит Гамлет в другом месте.

«Сердце загадки» (heart of my mystery) пытаются выведать у Гамлета Розенкранц и Гильденстерн, не замечая, что принц сам становится воплощенной загадкой, тенью своих снов.

Сон — Смерть.

Гамлет познает себя, уже превращаясь в мертвеца, когда в нем нет «и получаса жизни». Разгадывая загадку тени, Гамлет сам становится тенью тени.

Становится молчанием.

Только в смерти открывается мистический смысл молчания Призрака. Смысл того, что не было им сказано. Того, «что не для тех, кто облечен плотью». Не для живых.

Тот, кому отвечает Призрак, — это Гамлет, приобщающийся к миру теней, приближающийся к смерти шаг за шагом.

По выражению С. Аверинцева, «возникает парадокс словесной "бессловесности" и на редкость многоречивого "молчания"... слова как бы уничтожаются в акте исполнения ими своей функции».

Гамлет замолкает. Умирая, он уносит с собой свою тайну.

Где тайна — там и тишина. «Дальнейшее — молчание» — The rest is silence. Эти ставшие крылатыми последние слова умирающего принца содержат скрытый двойной смысл. Английское «rest» означает и «тишину», и «паузу», временное «молчание» в звучании музыкального произведения или инструмента. Вспомним слова Гамлета: «Назовите меня каким угодно инструментом». И именно музыкальный мотив звучит в реплике-эпитафии, произнесенной Горацио:

Горацио

Спи, убаюкан пеньем херувимов!
(And flights of angels sing thee to the rest)

После временной паузы «молчание» Гамлета прерывает все тот же Горацио, который расскажет «незнающему свету, как все произошло».

И снова звучит заданный «пеньем херувимов» музыкальный мотив, связанный со смертью Гамлета — в финальном похоронном марше: «Пусть музыка и бранные обряды гремят о нем».