§13. Любовь и смерть в «Гамлете»

Речь, собственно, пойдет почти исключительно о любви. О смерти и связанной с ней мести принца Гамлета сказано очень немало, так что наш разговор заведомо рисковал бы оказаться вторичным. А вот о любви в «Гамлете», по крайней мере, в сравнении со смертью сказано мало, и то преимущественно во фрейдистском ее толковании. Об эдиповом комплексе в связи с Гамлетом двадцатый век оставил горы книг, впрочем, той же самой теоретической обработке подверглись почти все вершинные творения литературы: универсальному комплексу Фрейда все равно, к какому произведения служить ключом, вернее отмычкой. Просто «Гамлет» как наиболее выдающееся (во всех смыслах этого слова) произведение и пострадал больше. Но фрейдистский комплекс — еще не любовь, а трагическая история принца датского — драма о любви, и, может быть не в меньшей степени, чем «Ромео и Джульетта». Там, ведь практически изображена одна пара влюбленных, а в «Гамлете» — две, а если учитывать еще и старшего Гамлета (а его нельзя не учитывать), то три: Гамлет-младший — Офелия, Гамлет-старший — Гертруда и Клавдий — Гертруда.

Кстати говоря, три ключевые любовные пары в трагедии выстроены по риторической модели соотношений времен Аристотеля (об этой модели по поводу «Гамлета» см. §11). Пара отравленный король Гамлет — Гертруда олицетворяет собой прошлое любви, Клавдий — Гертруда — ее настоящее, а принц Гамлет — Офелия — будущее. И вся история потому-то и трагична, что в результате выявляется: у любви нет будущего, создать его Гамлет с Офелией так и не сумели.

Обратим внимание для начала, что и в двух первых случаях речь идет о настоящей любви. Принц достаточно подробно рассказывает о любви своих родителей друг к другу, призрак отца Гамлета тоже начинает свои речи при каждом приходе именно с воспоминания о любви между ним и Гертрудой, а последнее его появление вообще говорит о том, что он и в своей призрачной ипостаси продолжает любить действующую королеву даже после того, как она ему изменила. Складывается впечатление, что Гертруда волнует Гамлета-старшего гораздо сильнее, чем месть своему брату, более того и сам мотив мести он больше связывает с адюльтером жены, колдовством совращенной, по версии Призрака, Клавдием, чем с собственным убийством.

В целом любовь между Гертрудой и Гамлетом-старшим носит эпико-героический характер, особенно со стороны короля. Впрочем, и фраза «так к нему рвалась, как будто страсть росла от утоленья» тоже свидетельствует о богатырских страстях, о которых можно только вспоминать с восхищением. Похоже, Гертруда в конце концов не удовлетворилась воспоминаниями о любовных подвигах при живом муже и предпочла, может быть, менее героически возвышенные, но реальные отношения с Клавдием.

Как бы то ни было (а тут возможности трактовок достаточны велики), вряд ли у кого-либо возникали сомнения, что любовь между родителями принца была. Но вот относительно любви между Клавдием и Гертрудой сомнения возникают у многих. Эти сомнения, собственно, вызваны трактовкой событий Гамлетами (старшим и младшим), но нет никаких абсолютно объективных свидетельств, отрицающих большую любовь между королевой и дядей младшего Гамлета. А ведь и бывший муж, и сын все-таки лица заинтересованные, чтобы объективно свидетельствовать. Конечно, трудно предположить, что эта любовь вспыхнула после смерти короля Гамлета, хотя и в этом нет ничего невероятного — история знает немало примеров, когда утешители безутешных вдов быстро становились их следующими мужьями. Однако такое предположение и не обязательно делать. Наоборот, несколько мест в трагедии достаточно однозначно свидетельствуют, что «инцест и адюльтер» имел место еще при живом муже. В частности без такой предпосылки становится бессмысленным и совершенное братоубийство, даже если предположить, что Клавдием владела только жажда власти, без любви Гертруды политический мотив для убийства брата исчезает, ибо власть переходит к жене или сыну умершего.

Итак, вероятнее всего, Гертруда и Клавдий полюбили друг друга еще при жизни предыдущего короля. Эта мощная любовь продолжается почти до самого конца пьесы, и прекращается только с их смертью. Действующие король и королева ни сказали друг о друге ни в глаза, ни за глаза ни одного дурного слова, только нежные. Конечно, само по себе это еще не показатель любви, но дело в том, что для любви королевской четы, действующей в пьесе, собственно, и не нужно доказательств: они повенчаны и живут вместе. Я бы сказал, у них полная презумпция пылкой любви, и как Гамлет ни старается опровергнуть это, — не получается. Гертруда даже после безжалостного обнажения ее ситуации аналитическим скальпелем сына, соглашается с обвинением в адюльтере, не более того (и то не впрямую), но ни слова в осуждение Клавдия или даже своей связи с ним Гамлет от нее не услышал, а это уже показатель. Да, она не говорит Гамлету о своих чувствах к новому мужу, потому что щадит чувства сына, ведь она и сына нежно любит, материнской любви у Гертруды тоже так просто не отнимешь. Вспомним, что она с первого своего появления на сцене пытается примирить между собой эти два объекта своей любви. Она не выдает не только Гамлета Клавдию (в чем Гамлет ее заранее подозревает), но и Клавдия Гамлету, то есть действует по принципу не предай — одна из ключевых заповедей настоящей любви. В обвинение Клавдия в убийстве она сразу и решительно не верит, принимает это обвинение за больную инсинуацию сына.

Таким образом, Гертруда искренно любит Клавдия, да и выходить за него замуж без любви не было бы никакой необходимости. Разве что предположить, что она боялась самостоятельно справится с бременем власти, но у нее и без этого замужества было, как минимум, два варианта государственного устройства.

Первый: передать власть Гамлету-младшему. То обстоятельство, что он учился и возможно преподавал в Виттенберге, еще не говорит о том, что он не смог бы управлять страной. К тому же он популярен в народных массах, а ведь чем-то он завоевал любовь народа... Значит он обладал какие-то необходимыми чертами. Так что это серьезный вариант: не надо из Гамлета лепить политически недееспособного меланхолика, по крайней мере, не обязательно.

И второй вариант Гертруды: оставить все как есть. А есть в активе Полоний, и есть Клавдий, который, судя по некоторым репликам, постоянно участвовал в управлении королевством, не отставая от брата, а может быть, превосходя его в качестве политика: «все помнит шрам от датского меча» — и этот меч, который заставил англичан платить дань датчанам, принадлежал Клавдию, а не королю Гамлету; результат же единственного политического действия первого Гамлета — убийство на поединке старшего Фортинбраса — достаточно спорной пользы для датского королевства. Чем в государственном смысле закончились разборки с представителями Польши, которых вываляли в снегу, нам неизвестно.

То есть альтернативные варианты политического устройства страны после смерти первого мужа у Гертруды существовали. Наоборот, как показали события, сделать королем Клавдия было политическим риском. Народ этого не понял. Вообще же народ, как и положено народу, верил в доброго старого Гамлета и злого Клавдия... Так что же могло заставить Гертруду сделать королем нелюбимого населением Клавдия? Только один мотив остается — искренняя, страстная, в чем-то даже слепая любовь — лично я другого мотива в пьесе не нахожу.

И Клавдий Гертруду любит — нет сомнения. Ради того, чтобы быть с ней не таясь, он и убил брата. Ведь он человек совестливый — это ясно всем, он единственный в трагедии страдает от мук совести. Возможно, он и предвидел эти муки, но пошел на них, желая избавить Гертруду от ее мук, от страданий в любовном треугольнике. Избавил и заодно окончательно взял на себя бремя власти, что было уже неизбежным следствием убийства. Ради Гертруды он искренне пытается наладить отношения с принцем Гамлетом, не дает ему уехать, хотя политически Клавдию было бы гораздо выгоднее держать племянника в отдалении. Но Клавдий видит, что Гертруда любит сына и будет страдать вдали от него, и благородно жертвует своими политическими интересами ради блага любимой. Более того, когда Гамлет становится очевидно опасен для Клавдия, он и тогда не расправляется с ним — все из-за своей любви. Так он и объясняет Лаэрту. Клавдий рискует жизнью ради любви. И лишь, когда он находит Гамлета опасным уже и для самой Гертруды, он предпринимает меры для тайного убийства племянника.

Итак, любовь Гертруды и Клавдия это любовь в политическом поле настоящей, текущей жизни. Это любовь состоявшаяся. Данная. И поэтому в определенном смысле уже неинтересная зрителям, поэтому ее или не замечают вовсе или отмахиваются, приклеивая к ней всякие ярлыки, типа «это политика» или «это чисто сексуальные отношения».

Любовь Гамлета и Офелии не замечают по другой причине. По причине ее нездешности, неприкаянности, чистой заданности и полной несовершённости. И тем не менее это, несомненно, тоже любовь. Любовь перспективная, малоактуализованная. Но от этого еще более сильная. Собственно говоря, в любви Офелии к Гамлету никто не сомневается. Участие ее в интригах Полония против Гамлета — вовсе не предательство любви. Во-первых, это участие преимущественно вынужденное. Как она может не подчиниться отцу? Вряд ли она многим старше, например, чем Джульетта, и залезь к ней Гамлет через балкон, скорее всего и повела бы себя так же, как та. Но Гамлет — не пылкий юноша, едва вышедший из подросткового возраста. Впрочем, и Офелия гораздо образованнее, развитее, а значит, все-таки взрослее Джульетты. И она понимает, что прямое противодействие отцовской власти бесперспективно. Она пытается добиться своих интересов, подчиняясь Полонию. А ведь и Полоний, в сущности, хочет, чтобы Офелия и Гамлет соединились в своей любви, значит, кое-что из арсенала Полония Офелия могла бы повернуть в свою пользу, в пользу своей любви. Она и стремится это сделать во время диалога с Гамлетом сразу после его солилоквиума «Быть или не быть». Кстати, диалог совершенно не случайно расположен в пьесе композиционно именно так. Он в определенном смысле является разрешением поставленного в солилоквиуме вопроса.

Из текста диалога можно сделать вывод, что Офелия подает Гамлету тайные знаки, может быть, она пытается передать вместе с подарками записку (3.1.100—104):

As made these (the) things more rich, their (then) perfume lost (left),(:)
Take these again, for to the noble mind
Rich gifts wax poor<,> when givers prove unkind.
There my lord.

Слова в сопровожденье нежных вздохов
Как аура вокруг подарков этих...
Роскошный дар, лишенный добрых чувств,
Для благородных душ по сути пуст.
Там, господин мой.

Он же не понимает ее и трактует ее слова буквально. Не понимает не потому, что он такой непонятливый, а потому, что не намеки, а явное поведение Офелии облегчает выполнение его задачи — расстаться с ней навсегда. Именно любовь к Офелии и необходимость с ней решительно расстаться (опять же из-за любви к ней, ради ее понятого по-своему блага) приводит к его якобы безумным речам (так их воспринимает Офелия, а как ей их еще воспринимать?) в этой сцене и к брутальным речам в сцене следующей, в сцене мышеловки, когда он буквально измывается над Офелией и ее любовью¹. Измывается с такой силой, что это трудно перевести, даже на русский язык... Какова же должна быть сила ее любви? Впрочем, еще один шаг Гамлета — убийство Полония — и она не выдерживает. И дело здесь не столько в том, что убит ее отец, сколько в том, что убийца — Гамлет, а значит, никогда они не будут вместе — только теперь она может поверить в это. Но для Офелии жизнь без этой любви невозможна. И любовь эта уже невозможна — ни по каким-то внешним причинам (о которых говорили брат и отец и о которых она смутно догадывается в связи с Гамлетом), а из-за внутренней невозможности быть вместе с убийцей отца — этический императив, который и сводит с ума Офелию. Другой причины нет. Если бы от смерти отцов дочери регулярно сходили с ума, то у нас действительно бы не было больше браков, как предрекал Гамлет.

Безумие для Офелии — это шаг к гибели, неосознанный вариант самоубийства, так что церковные власти были не так уж неправы в своей трактовке смерти девушки. Любить и жить для Офелии одно и тоже.

Но и Гамлет живет своей любовью к Офелии. Его роман с ней длится уже неизвестно сколько времени. Едва ли Гамлет специально приехал на похороны, например, прервав учебу², завел краткосрочную интрижку с Офелией, писал ей письма и дарил подарки, а потом прервал эти отношения ради необходимости мстить. Нет, у принца давнее глубокое чувство к Офелии, возможно, он развивал ее, духовно воспитывал, мы не знаем точно, но судя по тому, что письмо от Гамлета к Офелии было не единственным, это вполне вероятно.

Что делает Гамлет два или три месяца³ после встречи с Призраком? Формально ответ простой: сходит с ума в разных значениях этого выражения. Но содержательно это время наполнено не чем иным, как прощанием со своей любовью, стереть со скрижалей памяти ее оказалось труднее всего. Не случайно первое упоминание о Гамлете во втором действии (то есть уже о постпризрачном Гамлете) делается устами Офелии и оно именно о прощании с ней. Далее в трагедии следует разностороннее исследование любви Гамлета, включая перлюстрацию его письма и подготовку любовного свидания с Офелией. Письмо Гамлета однозначно свидетельствует о давней глубокой любовной связи Гамлета с Офелией, не важно, чисто платонической или нет. Потому что Гамлет вовсе не объясняется в любви Офелии (это он давно сделал), он просит девушку ни при каких обстоятельствах не усомниться в его любви, которую он практически делает символом веры. При относительности всего в мире, только любовь принца остается неизменной. Должна остаться неизменной для Офелии. Есть в этом императиве что-то донкихотское. Ведь и в Дон Кихоте эта стабильно недостижимая любовь — возможно главное.

Веру зрителей/читателей в любовь Гамлета обычно подрывает Полоний своей собственной верой в эту любовь. Недоверие к советнику связано с трактовкой Полония как поверхностного интригана, небогатого умом и совестью. Такая трактовка, однако, несправедлива, она идет от довольно пренебрежительного отношении к нему Гамлета. А Полоний очень недалек от истины в конечном счете. Он просто не знает о призраке и убийстве прежнего короля, то есть не знает истинных мотивов расставания Гамлета с Офелией. Но в том, что причина расстройства Гамлета — несчастная любовь, Полоний совершенно прав. Гамлет расстроен именно от этого.

Таким образом, любовная трактовка знаменитого парадокса Гамлета, его постоянных задержек с выполнением долга мести вполне может быть обоснована текстом пьесы. Гамлет не убивает (не мстит) — из-за любви. Вот так просто. Он не может расстаться со своей земной неземной любовью — прекрасной чистой Офелией. Он пачкает ее в своих глазах (диалог после быть или не быть), пачкает себя в ее глазах (во время сцены на сцене), но все равно остается слишком чисто влюбленным, чтобы совершить убийство. Поэтому он так охотно бросается прокалывать ковер, в надежде убить не глядя, на пари, в азарте опасности, не убивая этим любви в сердце. И все-таки убивает именно этим возможность пребывать в любви с Офелией. Тут же аура-броня любви вокруг него рассыпается.

Теперь самое время вспомнить о гуманизме Гамлета. Гуманизм этот держится на любви, которая не только реализуется в любви к Офелии или любви-ненависти к матери, или любви-обожании к отцу. Нет, любовь эта проливается на друзей-помощников (Горацио, Марцелл и др.), даже друзей-предателей детства (правда последняя скорее принадлежит прошлому). И необходимость убийства противоречит этой гуманистической любви. Тут я ничего не отрываю, это старая трактовка ретардации Гамлета, правда, пожалуй, уже не столь модная. Нередко заявляют, что Гамлету убить ничего не стоит, что он в принципе достаточно жесток. Нет, он изначально «кроток как голубка», просто он на протяжении всей пьесы вынужден выращивать в себе жестокость, отрубая хвост любви по кускам. О карнавальном механизме выращивания этой жестокости можно почитать в гл. 3, здесь подчеркну только, что механизм этот одновременно выращивает безлюбость героя. И окончательно срабатывает со смертью Офелии. Только тут герой понимает, что убив любовь, он убил себя. После сцены похорон Офелии Гамлет полностью теряет вкус к жизни. Его действия лишаются всякой направленности, он вспоминает о мести в начале последнего действия чисто отвлеченно, неожиданно становясь на юридическую точку зрения, перечисляет все преступления Клавдия и задает риторический вопрос, не справедливо ль будет его убить (в чем раньше у него не было никаких сомнений). И больше о мести уже не вспоминает, даже убивая Клавдия. Такое полное охлаждение к мучающей его ключевой проблеме говорит только об одном: все в мире потеряло для него смысл без любви.

Примечания

1.

    Hamlet

Do you think I meant country matters?

    Ophelia

I think nothing<,> my lord. 3.2.115

    Hamlet

That's a fair thought to lie between maids' legs

Или (3.2.259—267):

    Hamlet

I could interpret between you and your love<:> if I could see the puppets dallying.

    Opelia

You are keen my lord, you are keen.

    Hamlet

It would cost you a groaning<,> to take off my edge.

    Ophelia

Still better and worse.

    Hamlet

So you mistake <your> husbands. Begin, murderer,(.) <Pox,> leave thy damnable faces<,> and begin,(.) come, the croaking raven doth bellow for revenge.

2. Конечно, его несказанно огорчила смерть отца, но не по этой причине он в Эльсиноре. Сколько времени он живет в Эльсиноре неизвестно. Известно, что он ездил учиться в Виттенберг, но вопреки обычным трактовкам, скорее всего уже давно уехал оттуда. По крайней мере, с коллегой по Виттенбергу Горацио он встречается так. как будто он давно его не видел. Смысл его реплики, примерно такой: сколько бы времени не прошло, я все равно узнаю тебя, мой университетский друг. Они так давно не видели друг друга, что Горацио даже не решился без дела зайти навестить старого друга с самого момента своего приезда в Эльсинор из Виттенберга на похороны отца Гамлета, а это уже около двух месяцев, по крайней мере, больше месяца. Так давно, что Гамлет позволил себе проявить подозрительность: «Зачем приехали вы в Эльсинор?», лишь смягчая эту подозрительность мотивировкой «Здесь вас научат пьянству».

3. 127 Nay, 'tis twice two months<,> my lord.