Глава 5. Измена. 1598—1599 годы

Несмотря на то, что Уильям после смерти сына частенько наведывался к семье в Стрэтфорд, его связь с Элизабет в какой-то момент возобновилась с прежней силой. Королева не посылала за ним, не требовала постановки заказанной пьесы. И Уильям подумал, что она забыла о своей просьбе, занимаясь куда более важными государственными делами. От Элизабет он слышал, что королева увлечена графом Эссексом, который после удачного похода на испанский порт Кадис снова стал ее фаворитом. Саутгемптон при этом оставался в дружеских отношениях с Эссексом и старался не терять расположения королевы. Элизабет ревновала, но пыталась скрывать свои чувства и все чаще встречалась с Уильямом.

Сонеты по-прежнему лежали вместе со стихотворениями королевы. Уильям переписал их, исправив кое-какие шероховатости, и на всякий случай так и хранил их у Филда. К нему домой наведывались еще пару раз, опять выкидывали все бумаги на пол. Но куски пьес больше не пропадали. Уильям уверил себя в том, что это орудуют пиратские издательства. Тем более что пьесы все чаще выходили то в искаженном, то в сокращенном виде без его разрешения.

Элизабет лежала на кровати. Ее шикарные темные волосы рассыпались по подушке.

— Уильям, — растягивая гласные, протянула она, — мне пора идти. Тебе придется помочь мне одеться.

Ему совсем не хотелось помогать ей одеваться: так она была хороша без одежды. Идеальная фигура, смуглая кожа, отличающая Элизабет от большинства англичанок, небольшая грудь, не испорченная родами и кормлением ребенка. Она потянулась:

— Хорошо! И не спешить бы никуда, — произнесла Элизабет томно, — опять дворец, сошедшая с ума старуха-королева в своем кошмарном рыжем парике. Ей надо говорить комплименты с утра до вечера. И Генри — туда же! При ней. Смотрит преданно в глаза. А сам затевает с Эссексом интриги. Как это ужасно — притворяться, лгать, быть тем, кем ты на самом деле не являешься.

— Я говорил, оставайся со мной, — Уильям начал собирать разбросанную по комнате одежду Элизабет, — я готов бросить ради тебя семью.

— Развод возможен только для королей. Но не для нас. Что ты мне предлагаешь? Жить с тобой, имея статус любовницы автора нашумевших пьес? — она расхохоталась, но ее смех не был веселым и искренним.

— Я никогда не смогу дать тебе того, что ты хочешь, — Уильям вздохнул, — а хочешь ты сохранить положение в обществе и свое место при дворе. Дело не в том, что я женат, а в том, что я никто — не дворянин и не богат.

— Уильям, ты опять затеваешь этот разговор, — Элизабет встала и начала одеваться, — он не имеет смысла, пойми. Я люблю тебя, но не могу взять и остаться жить с тобой. И ты сам все прекрасно понимаешь.

— Зачем тогда мы встречаемся? — Уильям сердился.

— Потому что любим друг друга, но разве за этим следует что-то? — Элизабет надела нижнюю юбку и потянулась за корсетом. — Помоги лучше зашнуровать корсет, — попросила она и повернулась к Уильяму спиной.

— По-моему, любовь значит многое для человека. Порой он готов ради нее на большие жертвы. И даже может лишиться жизни из-за любимой, — высокопарно заявил Уильям.

— Все это твои пьесы. Ты не живешь, ты придумываешь, — она протянула руку за второй юбкой, на сей раз с кринолином, — смерть, любовь, страсти — герои сонетов и пьес живут именно так. Иначе кому будет интересно смотреть на сцену, если на ней не проливается кровь влюбленных, — Элизабет усмехнулась, — в настоящей жизни все гораздо менее возвышенно.

— Жаль, что ты так думаешь, — Уильям был удручен. Он и сам понимал, что Элизабет права, но ему не хотелось признаваться себе в этом.

Она закончила одеваться, кое-как привела волосы в порядок и выбежала из дома. Уильям остался в одиночестве, глядя с грустью на разобранную постель. Он все чаще задумывался о том, куда ведет его судьба. Но никак не мог понять смысл, заложенный в пути, по которому он следует. Жизнь в Лондоне уже не так его радовала, как раньше. Гораздо спокойнее порой бывало в Стрэтфорде. Анна, молча, радовалась его присутствию дома, не задавая лишних вопросов и не пытаясь требовать большего.

Уильям привычно писал по две-три пьесы в год. Они имели успех, дела в театре шли в гору. Отец Бер-бриджа подумывал о строительстве нового здания и искал подходящий участок в черте города.

В мае Элизабет неожиданно сообщила, что уезжает в Париж. Она неважно себя чувствовала в последнее время, и королева позволила ей покинуть на лето двор.

— Мне очень жаль покидать тебя, — Элизабет и в самом деле была очень печальна, — не знаю, когда мы сможем увидеться вновь.

— Почему ты так говоришь? — Уильяму стало не по себе. — Ты действительно серьезно больна? Я готов сопровождать тебя во Францию.

— Не нужно, — Элизабет грустно покачала головой, — надеюсь, туда сможет подъехать граф. Генри обещал позаботиться обо мне.

— Опять граф Саутгемптон! — Шекспир не мог скрыть охватившую его ярость. — Ты пытаешься играть с нами обоими. Не пора ли сделать выбор? — он говорил эти слова, но понимал, что если выбор будет сделан не в его пользу, то вряд ли будет готов принять его.

— Я сделала выбор, но не могу сейчас об этом говорить, — Элизабет старалась не смотреть на Уильяма, — не уверена, что мой выбор правильный. Но я вынуждена поступить именно так.

— Ты выбрала графа? Я так и знал. Этим все и должно было кончиться!

— Не сердись, Уильям, — Элизабет ласково провела по его щеке, — еще ничего точно неизвестно. Я уезжаю, и прошу тебя постараться меня забыть. Как бы ни складывались наши отношения с Генри, я, скорее всего, не вернусь в Англию.

* * *

— Граф, я устроил вашу поездку в Париж с секретарем королевы, — Эссекс говорил надменно, стараясь всем видом показать свое неудовольствие. — Елизавета не доверяет мне, и ваш поступок не добавит мне в ее глазах доблести.

— Я несказанно благодарен вам за то, что вы сделали, — Генри склонил голову.

— Я делаю это не для вас, и вы прекрасно понимаете, в чем дело, — Эссекс не скрывал обуревавших его чувств, — ваш поступок низок. Я не ожидал такого от собственного друга.

— Роберт, прости, — Генри сделал шаг навстречу Эссексу, — я знаю, что поступил неблагородно, но готов исправить свою ошибку.

— Ваше возвращение в Англию будет иметь не самые лучшие последствия, — сказал Эссекс чуть мягче, — подумайте, как представить дело в лучшем свете. Хотя, как его ни представь, а ничего хорошего в сложившейся ситуации от королевы не ждите.

— Знаю, — кивнул граф Саутгемптон, — но я люблю вашу кузину и готов голову сложить ради нее. Честь Элизабет не пострадает.

— Надеюсь, что так. Жду от вас новостей. Элизабет уже месяц скрывается в Париже. Вам стоит поторопиться, — Эссекс кивнул и подошел к графу совсем близко, — все должно быть сделано в кратчайшие сроки. У вас нет другого выхода.

— Не беспокойтесь. Смею вас заверить, у меня и мысли нет отказываться от Элизабет.

— Повторяю: вы лишитесь милости королевы. Помните об этом, возвращаясь назад, и не пытайтесь стать снова ее фаворитом.

— Я готов пожертвовать всем, — Генри посмотрел прямо в глаза Эссексу, — даже вашим расположением.

— Им вы уже пожертвовали, к сожалению, — граф скривил губы в усмешке, — любовь играет с нами в злые игры, не так ли? Ваш друг Уильям Шекспир так хорошо описал это в своих пьесах. Или вам так не кажется?

— Вы правы, — Генри нахмурился, — но дружбе с Шекспиром пришел конец.

— Отчего же?

— Мы все-таки не сошлись в наших взглядах на любовь, — граф Саутгемптон отвел взгляд в сторону, — нас слишком многое разделяет. Тем более что он перестал писать в мою честь сонеты, — Генри улыбнулся, — для чего еще его оставлять при себе?

* * *

Известие о тайной женитьбе графа Саутгемптона и Элизабет Верной привело королеву в состояние страшного гнева. Сначала фрейлина попросила королеву отпустить ее в Париж якобы поправить пошатнувшееся здоровье. Потом Эссекс хлопочет о том, чтобы в Париж с посольской миссией вместе с секретарем королевы отправили графа Саутгемптона. И что в итоге? Эти двое тайно женятся в Париже!

— Вот так вы устраиваете судьбу своей кузины? — вызвав к себе Эссекса, спросила Елизавета. — И уверены, что такая сделка сойдет вам с рук.

— Простите, Ваше Величество, я и сам не знал о готовящейся свадьбе, — оправдывался граф, — поверьте, я вовсе не был заинтересован в их браке.

— Ложь! Все ложь! — вскричала королева. — Вы также тайно женились, и я вас простила. У вас богатый опыт в подобных мероприятиях. Но в этот раз все будет иначе. И не надейтесь, что ваша кузина и Саутгемптон смогут спокойно вернуться в Англию, не страшась моего гнева.

— Они готовы склонить перед вами головы, я уверен, — Эссекс, и сам осознававший все последствия отчаянного поступка кузины, надеялся умилостивить королеву, — боюсь, у них не было другого выхода.

— Меня не интересует, был у них выход или нет, — королева сжала побледневшие губы, — ни мои фрейлины, ни приближенные не могут так поступать со мной.

Елизавета вышла из комнаты, оставив Эссекса раздумывать над создавшейся ситуацией. Ей было больно. Очередное предательство. Генри расточал комплименты, клялся в верности и преданности. И вот — женитьба. В Верной королева никогда не была уверена. Привлекательная кузина Эссекса была слишком хитра, чтобы хранить верность своей королеве. Да и вообще кому бы то ни было. Елизавету больше ранил поступок молодого фаворита.

— Все они предают меня, — она опять смотрела в окно на простиравшуюся перед дворцом Темзу, — предают и не чувствуют никаких угрызений совести. Начиная с Дадли, дважды женившегося за моей спиной, и кончая Саутгемптоном. Эссексу женитьба на руку. Он устраняет соперника и одновременно пристраивает кузину. Неплохой ход, — Елизавета усмехнулась, — пусть только вернутся. Если они думают, что добьются от меня снисхождения, то глубоко ошибаются. Все трое.

По возвращении в Лондон в начале сентября граф Саутгемптон и его беременная жена были заключены в Тауэр. Эссекс обещал свое покровительство, но королева была тверда в своем решении.

— Не было выхода, — ответила Елизавета Эссексу, — меньше надо было грешить. Граф проявил себя, конечно, с лучшей стороны. Согласился жениться на забеременевшей любовнице. Что ж, молодец. Я его не осуждаю. Но пусть подумает о том, что все наши поступки имеют последствия. А подумать в Тауэре у него будет время. Тауэр в принципе помогает в раздумьях. Мне ли этого не знать?

— Элизабет в ноябре должна родить, — попытался он выручить из тюрьмы хотя бы кузину.

— В Тауэре для этого созданы все условия, — королева рассмеялась, — не волнуйтесь, граф. Ваша кузина должна была думать о том, где ей рожать, раньше. Или вы со мной не согласны?

— Вы, как всегда, правы, Ваше Величество, — Эссекс поклонился.

Он знал, что гнев королевы обрушится на головы молодоженов, как только они пересекут Ла-Манш. И помочь им избежать наказания было невозможно. Их разлучили сразу же по прибытии в Англию. Оставалось надеяться на милость королевы, которая, бывало, через некоторое время прощала совершившего роковую ошибку фаворита. Вот только надеяться на то, что, как и Эссекса, она снова после этого приблизит к себе, Генри не следовало.

* * *

Уильям скучал по Элизабет и волновался за ее здоровье. Она упорно не говорила ему, что с ней случилось, и он переживал, вспоминая последние дни жизни своего сына. Когда Элизабет, наконец, уехала в Париж, Уильям понял, что впервые она стала так далека от него, что никакие силы не могут помочь ее увидеть.

Вскоре граф тоже уехал во Францию по поручению королевы. Уильям не мог не ревновать, представляя, как Генри воспользуется отсутствием соперника.

— Тебе бы радоваться, что ее нет рядом, — давал советы Джеймс Бербридж за кружкой пива в их любимой таверне, — выброси фрейлину королевы из головы. Она никогда бы не стала твоей, и ты это прекрасно понимаешь. Ты женат, а она не твоего круга. Неужели ты всерьез подумал, что Элизабет может остаться с тобой?

— Нет. Не думал. Но надеялся, — Уильям грустно покачал головой, — она обожала слушать мои сонеты, смеялась над моими шутками. Я читал ей отрывки из новых пьес. Элизабет была частью моей жизни на протяжении шести лет! Джеймс, я любил ее шесть лет!

— Сначала ты любил портрет, потом возлюбленную графа. Ты должен был сразу догадаться, что эта связь обречена, — Джеймс понимал, что не может убедить друга, но отчаянно призывал все свое красноречие на помощь, — ладно, подожди, когда она вернется. Время расставит все по местам. Если граф добьется взаимности, то, значит, она на самом деле не любила тебя.

Уильям страдал и мучался в неведении. Дни проходили за днями, а от Элизабет не приходило новостей. Вместо того чтобы летом поехать к семье в Стрэтфорд, Уильям сидел в Лондоне, боясь пропустить весточку от Верной. В свободное время он отшлифовывал стихотворения королевы, которые в какой-то момент стали похожи на его собственные сонеты.

«И пусть, — подумал он, — меня не просили придерживаться определенного стиля. Да и забыла о своей просьбе королева».

Он переписал все сонеты еще раз и сложил их вместе в одну стопку, которая по-прежнему хранилась у Филда. Сонеты были пронумерованы. Свои собственные Уильям скромно поставил в конец. Он помнил о просьбе королевы никому не показывать ее произведения, поэтому не стал их подписывать, поставив возле каждого лишь номер.

В конце лета по Лондону прошли слухи: граф Саутгемптон, вернувшись в Англию, по приказу Елизаветы был заключен в Тауэр. Уильям сразу подумал о Элизабет. Осталась ли она во Франции? Или тоже вернулась в Лондон? Где она и что с ней?

— Мне очень жаль сообщать тебе это известие, — Филд встретил его в типографии, — но я точно выяснил следующее: граф тайно женился на Элизабет Верной в Париже. Говорят, его жена беременна. Они оба находятся в Тауэре.

Потом Уильям повторял себе многократно: так и должно было случиться. Элизабет не осталась бы с ним. Он был ее забавой, игрушкой, интересным собеседником, талантливым поэтом, слагавшим в ее честь стихи. Ей было интересно находиться меж двух огней, заигрывая и с графом, и с Уильямом одновременно. Уильям помнил, как граф всегда был уверен в своем преимуществе перед соперником. Наивно было предполагать, что победа достанется драматургу. Даже в пьесах счастливый конец в таких историях был невозможен.

Ребенок у Элизабет родился в ноябре. Королева смилостивилась и выпустила молодую пару из тюрьмы. Она категорически запретила им появляться при дворе и не желала о них ничего слышать.

Уильяму оставалось смириться с потерей возлюбленной. Но одна мысль никак не давала ему покоя: а не его ли ребенка носила все это время под сердцем Элизабет? И что-то подсказывало, что это вполне вероятно. Боль от возможной потери сразу двоих дорогих ему людей не давала покоя. Надеяться на встречу с женой графа теперь не представлялось возможным.

Однажды вечером Уильям пришел к своему земляку, Ричарду Филду, и принес ему очередную страницу с сонетом.

— Это последний сонет, который я написал, — сказал он, помещая листок в самый низ стопки, — у меня нет больше возлюбленной, в честь которой я мог бы их слагать.

— Могу я напечатать твои сонеты? — поинтересовался Филд. — Книжка имела бы успех. Представь: последние сонеты Шекспира!

— Нет, не надо. Я не готов представить их публике, — Уильям замолчал. Он не стал говорить о том, что собственных сонетов среди тех, что хранились у Филда, было всего около тридцати. Теперь это не имело никакого значения...

В конце года Уильям вернулся в Стрэтфорд. В кругу семьи он надеялся окончательно забыть Элизабет. «Быть может, — думал он, — она и сама не знает, чей ребенок у нее родился. К чему ворошить прошлое. Оно пусть прошлым и остается». Но, несмотря на старательные попытки выбросить Элизабет из головы, он время от времени вспоминал ее, мучаясь от того, что неспособен окончательно с ней порвать.

Уильям вспоминал, как впервые граф показал ему ее портрет. Он тогда написал один из своих первых сонетов. Генри был уверен, что сонет посвящен ему. Уильям не стал разуверять графа, но с тех пор каждая строчка была овеяна его любовью к Элизабет. Он вспоминал, как впервые увидел ее, и образ ожил, оказавшись гораздо прекраснее изображения на портрете. Он помнил ее первую записку, как боялся, что не найдет в толпе карету, как она смотрела на него тогда.

Он снова и снова представлял Элизабет, лежащую перед ним на постели. Он скучал по их разговорам. По ее смеху и слезам, по голосу, дрожащему от страсти. С каждым днем Уильям все больше погружался в воспоминания. В конце концов, он перестал сомневаться в том, что ребенок, которого родила в ноябре Элизабет, был от него.

Однажды вечером он зашел в спальню. Анна сидела на кровати и тихонько плакала над портретом сына. Уильям сел рядом. Он вдруг ясно представил себе то, что происходило в этой комнате два года назад. «Даже если этот ребенок — мой, то самое главное — он жив и здоров. Он будет жить в прекрасных условиях, и не важно, что я его никогда не увижу», — Уильям обнял жену и долго они вместе смотрели на портрет.

— Нам нужен новый дом, — на следующий день объявил Уильям Анне, — этот маленький и старый. Да и воспоминания нам не дадут в нем быть счастливыми.

— У нас есть деньги, чтобы купить новый дом? — удивилась Анна.

— Есть, — Уильям кивнул, — я займусь поисками сразу после Нового года. Найдем что-нибудь побольше.

Как и обещал, Уильям сразу после рождественских праздников принялся искать новое жилье. В Лондоне в это время Бербридж нашел землю под строительство нового помещения под театр. Уильям воспринял такое совпадение как хороший знак. Ему, конечно, не хватало былого энтузиазма — уезжая когда-то в Лондон, он чувствовал в себе гораздо больше сил и оптимизма. Теперь оставалось лишь стараться не смотреть назад. Слишком сильна была горечь от потерь. Уильям пытался преодолеть боль от смерти сына и забыть женщину, которую так любил.

— Какое красивое место! — Анна посмотрела на участок, привлекший внимание Уильяма. — Дом совсем старый, но уж очень красиво вокруг.

— Вот и я подумал так же. Дом мы сможем отремонтировать. Я найму работников и прослежу, чтобы они все сделали, как надо. Так что принимай хозяйство, — Уильям подмигнул жене.

Она впервые за долгие годы оживилась и даже как-то похорошела. Анна занялась обустройством нового дома и запущенного сада вокруг. Ей казалось, что жизнь начинается заново. Ее Уильям вернулся домой, и, если он опять уедет в Лондон, Анна была уверена: он приедет обратно. Она старалась не замечать печального выражения его лица, грустной улыбки и потухшего взгляда. Лишь изредка в ее памяти всплывал образ задорного молодого человека, настойчиво ухаживавшего за ней, а после женитьбы упорно пытавшегося сбежать в Лондон.

Работы по ремонту дома шли медленно, но Уильям и не торопился. Каждый день он проверял, как идут дела, обсуждая каждую деталь и каждую мелочь с работниками. Однако в какой-то момент Уильям понял, что соскучился по театру. Ему захотелось вернуться в столицу.

— Пожалуй, съезжу в Лондон, — сообщил он Анне вечером, ожидая услышать в ответ уговоры остаться.

— Конечно, поезжай, — улыбнулась она, — ты и так тут засиделся. Твой друг, наверное, и не знает, кого вместо тебя выпускать на сцену.

— Ты не возражаешь? — Уильяма, как и прежде, удивляла такая спокойная реакция жены.

— Нет. В городе меня уже не считают несчастной, брошенной мужем женщиной. Ты стал известным актером, пишешь пьесы и зарабатываешь много денег. А теперь мы еще и дом купили! Мне начали завидовать! Ведь каменных домов в Стрэтфорде — раз-два и обчелся, — Анна гордо посмотрела на мужа, — ты был прав тогда, уезжая отсюда, Уильям, и добился много. Я тобой горжусь.

— Спасибо, — отчего-то ему стало неловко перед женой, — я буду часто приезжать, чтобы следить за ремонтом дома. Хотелось бы его к лету закончить.

Вернувшись в Лондон, Уильям загрузил себя работой. Мыслями он возвращался к Элизабет, но, как он сам себе и обещал, больше из-под его пера не вышло ни одного сонета. Он знал, что и граф Саутгемптон, и его жена были выпущены из Тауэра, но приглашения навестить их ему не поступало. Уильям хотел было написать Элизабет письмо и просить ее о встрече. Мысль эта промелькнула в голове и так и осталась неосуществленной мечтой. Он понимал, что статус замужней женщины вряд ли позволит его возлюбленной вновь встретиться с ним.

Сердечную боль заглушали дела. Строительство нового помещения для театра шло полным ходом, пока представления давали во дворе гостиницы «Два ключа». Уильям закончил новую пьесу, и театр получил для постановки очередную историческую драму «Генрих Пятый». Чтобы еще больше упрочить свое положение в обществе, Уильям начал хлопотать о присвоении ему дворянского звания. Доход, который он получал, позволял ему оплатить услуги, оказываемые клерками, а приобретенная земля в Стрэтфорде добавляла поданным документам вес.

— Ты становишься большим человеком, Уильям, — как-то сказал ему Филд, — все реже навещаешь нас, видимо, считая нашу дружбу более тебя недостойной.

— Не говори так, Ричард, — Уильям видел, что его друг обижен, — ты много помогал мне в первые годы моей жизни в Лондоне. Ты был первым, к кому я пришел в тот день, когда попал в столицу. И я всегда буду благодарен тебе. Но в жизни порой происходят перемены независимо от наших желаний. После смерти сына мне все чаще хочется побыть одному. Да и разлука с Элизабет заставляет искать занятия, которые бы меня отвлекли от мыслей о ней.

— Ты не можешь забыть ее? — спросил Ричард участливо. — Но ты не мог не знать, что она предпочтет графа актеру. Ты поэтому хлопочешь о присвоении тебе дворянского звания? Чтобы как-то уравняться с Саутгемптоном?

— Конечно, я понимал, что она бросит меня, — Уильям кивнул, — но, когда это случилось, все равно оказался не готов ее потерять навсегда. А что касается дворянства, отец постоянно говорил об этом и пытался сам выхлопотать его. Даже герб нарисовал, — Уильям улыбнулся, — я решил, что пришла пора ему стать дворянином...

По дороге домой Уильям думал о своем разговоре с другом. Действительно, он многого добился. Приехав в Лондон никому не известным молодым человеком, не имевшим толком никакого образования, кроме стрэтфордской школы, он стал довольно-таки богатым актером и драматургом, да еще и дворянином. Но Уильям не чувствовал себя счастливым. Он медленно брел вдоль Темзы, не зная, зачем продолжает жить дальше. У него не осталось цели, не осталось желаний. Даже искусство не привлекало его так, как раньше. Уильям понимал, что без проблем напишет еще несколько пьес, сыграет на сцене. Может быть, даже королева вспомнит о своей просьбе и вновь вызовет его к себе. Все это не заставляло биться сильнее сердце, не опьяняло и не кружило голову. В тридцать пять лет Уильям был уверен: лучшее осталось позади...

* * *

В последнее время Эссексу не везло. Единственной военной победой было взятие Кадикса, когда, ограбив богатый испанский порт, он вернулся в Англию с почестями. Следовало вернуть себе расположение королевы. Свадьба кузины с Саутгемптоном этому помочь никак не могла. Елизавета, которая и так постоянно подозревала Эссекса в изменах и интригах, стала еще меньше к нему расположена. Роберт безуспешно пытался заменить ей Дадли. Королева то отдаляла, то приближала его к себе, но никогда полностью не доверяла.

— Красивым ходом было бы раскрытие заговора, — делился Эссекс со своим другом графом Саутгемптоном, недавно выпущенным из тюрьмы, — вокруг королевы снуют шпионы испанского и французского королей. Разоблачить кого-то из них и отправить на виселицу — неплохой ход.

Генри задумался:

— Шпионов полно, но не так просто поймать их с поличным. Нужны доказательства измены или заговора против королевы. Ты помнишь слухи о таинственной шкатулке королевы?

— Да, любимая тема французов — королева грешна и вовсе не девственница. Порочащие ее документы — в той самой шкатулке. Интересно, что они там хотят обнаружить? — Эссекс пожал плечами.

— Эта тема становится все более интересной, потому что Елизавета стоит одной ногой в могиле...

— Каждому бы из нас так стоять одной ногой в могиле, — перебил его граф, — королева здорова и переживет многих из своих врагов!

— Тем не менее, ей уже шестьдесят шесть! Кто займет престол после ее смерти? Французов и испанцев очень волнует этот вопрос. Они были бы рады, и сейчас выдать ее замуж, — Генри начал горячиться, — в таком случае муж Елизаветы стал бы королем Англии.

— А учитывая ее любовь к молодым фаворитам, — откашлялся Эссекс, — почему бы на это место не претендовать кому-то из нас?

— Потому что мы женаты, — напомнил Генри, — мы вычеркнуты из списка. Я не про женитьбу на королеве.

— А про что? — Эссекс задумчиво посмотрел на Саутгемптона.

— Про заговор, — Генри терпеливо напомнил тему разговора, — королеву хотят скомпрометировать. Но кроме этого существует еще одна возможность избавиться от престарелой королевы.

— Ускорить ее смерть? — догадался Эссекс.

— Конечно, — кивнул Генри, — куда приведет развернувшаяся борьба за трон неизвестно. Важно убрать Елизавету с пути. Она и так слишком долго занимает трон. Не в пример французским королям, умирающим один за другим. Кто — от яда, кто — от странных болезней, — он расхохотался, — французам не везет.

— Верно, — улыбнулся в ответ граф, — значит, нужно найти тех, кто хочет убрать королеву?

— Да, например, отравить ее. Почему бы нет?

— Кто легко может это сделать, — начал размышлять Эссекс, — только близкие к ней люди. И те, кому она доверяет.

— Врач? — предположил Генри. — Португалец, чьи советы она так любит слушать.

— Точно. Плохо только, что он португалец, а не испанец или француз. Так было бы гораздо проще доказать его причастность к заговору.

— Значит, будем искать шпиона, который подкупает врача, — сделал вывод Саутгемптон.

Эссекс постарался вспомнить про лекаря королевы все что мог. Во-первых, он был португальцем, во-вторых, евреем. Пожилой человек невысокого роста, постоянно крутившийся вокруг Елизаветы. С кем у него могут быть связи? Скорее португалец должен быть связан с испанцами, — сделал казавшийся ему логичным вывод Эссекс, основываясь на территориальной близости Португалии и Испании.

— Кстати, — заговорил снова Генри, — в Тауэр недавно попал по подозрению в шпионаже некий Тиноко, испанец.

— В чем его обвиняют? — заинтересовался Эссекс.

— Вел себя крайне подозрительно. Расспрашивал, вынюхивал. Умудрился лично прийти к советнику королевы, чтобы узнать подробности о военных приготовлениях Англии. Его посадили в тюрьму, но пока им никто не занимался.

— А если я лично попробую вытрясти из него нужные нам сведения? — Эссекс провел рукой по бороде. — Задам те вопросы, на которые нам необходимо получить определенные ответы? Есть средства, которые могут заставить человека говорить.

Через два дня граф лично взял врача королевы под стражу.

— Ваше Величество, мной раскрыт заговор. Под угрозой была ваша жизнь, — доложил он Елизавете.

— Да что вы, граф, — Елизавета нахмурилась, — и кто же угрожал моей жизни?

— Ваш личный врач. Он арестован.

— Вы уверены? — королева высказывала свое недовольство все больше. — Я не сомневаюсь в этом человеке.

— Пойманный испанский шпион Тиноко рассказал всю правду, — Эссекс подошел к королеве ближе и практически шептал ей на ухо, — буквально вчера в Тауэре мы услышали правду. Ваш личный врач был нанят испанцами, чтобы отравить вас.

— Я хочу лично поговорить с ним, — Елизавета встала, — приведите его ко мне.

«Странно, — королева, сощурившись, внимательно посмотрела близорукими глазами на графа, — не нравится мне эта прыть. Эссекс явно ведет какую-то игру».

Вскоре в комнату, где находилась Елизавета, привели пожилого врача. На нем была разорванная одежда, он сильно хромал, а на лице явно виднелись следы запекшейся крови.

— Я предан Вашему Величеству, — с трудом проговорил он, — и не участвовал ни в каком заговоре.

— Пойманный недавно испанский шпион Тиноко рассказал, что ты состоял с ним в заговоре против королевы, — прорычал Эссекс — ты обещал отравить ее, пользуясь бесконечным к себе доверием.

Елизавета встала с трона. Она прошлась по комнате, сжав тонкие бескровные губы.

— Необходимо произвести дополнительное расследование всех обстоятельств, — наконец произнесла она, — пока, граф, в качестве доказательства мы имеем лишь слова испанского шпиона. А он может пытаться переложить вину на другого.

— Я не виновен, — произнес еле слышно врач, — я не знаю человека по имени Тиноко.

— Мы разберемся, — обратилась к нему королева, — и тебе не о чем беспокоиться. Если ты не замышлял ничего худого, тебя оправдают.

Затем она обратила свой взгляд на графа:

— Продолжите расследование. Я благодарна вам за беспокойство по поводу моего здоровья, но вы не должны заходить в поисках виновного слишком далеко, — и с этими словами королева вышла из комнаты.

— Она слушает врача, который, несмотря на пытки, настаивает на своей невиновности. — Эссекс сидел в гостиной у Саутгемптона и рассказывал ему последние новости. — Тиноко признался сразу. Он надеется на то, что его оставят за это в живых.

— Ты же не будешь этого делать? — уточнил Генри.

— Нет, конечно. Но пока он нам нужен в качестве основного свидетеля.

— Постарайся выбить из врача признание. Иначе Елизавета сумеет его оправдать.

— Лекарь оказался непрост, — вздохнул граф, — но у меня появилась еще одна идея. Сейчас мои люди ищут второго шпиона. Если против врача будут давать показания двое, то наша задача упростится. У королевы не будет выбора.

— Что мы имеем? — голос становился все более глухим, французский акцент — все более отчетливым. — Нас торопят.

— Двор напуган. Граф Эссекс озаботился поиском шпионов. Хочет выделиться перед королевой не военными подвигами, а заботой о ее безопасности.

— Я слышал. Они заключили личного лекаря Елизаветы в Тауэр.

— Говорят, будто его наняли испанцы, чтобы отравить королеву.

— Какого черта им это нужно? — старик нахмурился. — Если испанцы хотят отравить королеву, значит, они нашли кого-то, кто может в случае ее смерти занять трон. Плохо. Нас опережают. Французский король нам этого не простит. Похоже, испанцы знают больше, чем мы. Неужели они раздобыли доказательства? Ведь тот человек, который выдавал себя за сына королевы и графа Лейстера, скрылся с корабля с помощью испанцев. Филипп хочет посадить его на английский трон.

— Не исключено. Только откуда взялись доказательства? Мы их ищем много лет...

— Вот именно. Мы ищем, а находят испанцы! Что там с драматургом?

— Ничего. Наверное, королева не передавала ему секретные бумаги. Все, что мы обнаружили в его доме и доме его друга, были пьесы или стихотворения самого Шекспира.

— Хм, — старик откашлялся, — предположим. Вам придется лично проверить бумаги в шкатулке. Проникните в спальню Елизаветы под любым предлогом. Вы же с ней достаточно близки для того, чтобы это сделать?

— Она никому не доверяет. А я не так уж молод, как остальные фавориты.

— Бросьте! Елизавета падка на сладкие комплименты. Она стареет, и ваше внимание будет ей лестно. У нас нет другого выхода. Нужно просмотреть бумаги, а лучше их выкрасть. Потрачено непростительно много времени.

Казнь была назначена на седьмое апреля. Елизавета не верила в виновность собственного врача. Попытки Эссекса разоблачить заговор и вновь завоевать признательность королевы большого успеха не имели. Елизавета сидела в своей спальне и раздумывала над происходящим.

— Два шпиона, и оба показывают против Лопеса.

Врач, которому я доверяла много лет, вдруг оказывается предателем. Да если бы он хотел меня отравить, то сделал бы это давно. Эссекс плетет интриги, — она посмотрела вокруг, — тишина и одиночество. Не с кем поговорить, некому довериться. Вокруг трона одни только завистники и желающие занять мое место любым путем. Им придется подождать. Так легко я не сдамся.

Елизавета устало вздохнула.

— Казнь нужно отменить. Пускай еще раз проверят все показания. Пытками можно добиться многого. А мне нужна правда.

На следующий день королева действительно отменила казнь врача и двух испанских шпионов. Эссекс в негодовании ворвался в ее комнату.

— Вы делаете из меня посмешище! — воскликнул он. — Я раскрываю страшный заговор, затеянный против вас испанским королем. Близкий к вам человек, ваш врач, пытается вас отравить, чтобы испанцы могли посадить на английский трон нужного им человека. И что? Вы отменяете казнь, словно ничего страшного не произошло. Разве я заслужил такое недоверие? Мои поступки ничего не значат для вас? Поимка двух шпионов, предотвращение убийства — все это ничто?

— Вы ведете себя, как вздорный мальчишка, Роберт, — холодно произнесла королева, — я всего-навсего требую провести дополнительное расследование. Вы считаете, что имеете какое-то право врываться ко мне в спальню и оспаривать мои решения? — Елизавета встала и показала пальцем на дверь. — Идите и подумайте над тем, что вы делаете. Если у вас есть намерение испортить отношения с королевой, то продолжайте поступать, как прежде.

— Она отменила казнь! — Эссекс бушевал в доме Саутгемптона. — Обозвала меня вздорным мальчишкой, а сама поступает бездумно и опрометчиво!

— Роберт, ты организовал это дело, а Елизавета просто чувствует, что здесь не все чисто. Ее врач отрицает связь с испанскими шпионами. Ей хочется ему верить. Поэтому, несмотря на представленные тобой факты, она откладывает казнь, желая докопаться до истины, — возразил Генри.

— На чьей ты стороне? Ты защищаешь Елизавету? — возмутился граф.

— Нет, я пытаюсь объяснить тебе, что происходит. Королева стара, но не глупа. Тебе не удалось ее обыграть.

— Посмотрим. Слишком многим непонятно ее решение. На моей стороне доказательства, и не важно, каким способом они получены, — Эссекс ударил кулаком по столу, — я добьюсь казни, чего бы это мне ни стоило. Сейчас поздно отступать назад...

Через два месяца казнь все-таки состоялась. За это время Эссекс предпринял все меры, чтобы уговорить королеву отправить врача на виселицу. Вместе с ним казнили и двух шпионов, которые давали показания против лекаря. Они надеялись, что ложь будет для них спасением и они останутся в живых. Но граф посчитал их слишком опасными свидетелями его игры против Лопеса, и все трое были казнены в один день.

— Клянусь всем святым, я был предан королеве и никогда ничего не замышлял против нее плохого, — прокричал перед казнью врач, но толпа над его словами лишь посмеялась.

Елизавета наблюдала за казнью из своего окна. Тоска сжала ей сердце. Люди, которые окружали ее, уходили один за другим. И порой не по доброй воле. Остававшийся рядом Эссекс слишком настойчиво расчищал себе дорогу к сердцу королевы. Ей хотелось любви и преданности, спокойствия и стабильности. А вокруг становилось все больше врагов.

— Они ждут моей смерти, — проговорила она, глядя из окна на свершавшуюся несправедливость, — чтобы тут же начать драться за власть. А может быть, они хотят и раньше решить эту проблему. Вот уж чего они не дождутся — пока я жива, трон останется за мной.

Королева вспомнила об очередном предложении руки и сердца, поступившем совсем недавно в который раз из Франции.

— Как наивны мужчины. Как они примитивны в своих поступках, — она засмеялась, но смех ее был не весел, — какого ответа они ожидают от меня? Неужели всерьез рассчитывают на согласие? — Елизавета отошла в глубь комнаты. — Только сам Господь Бог, посадивший меня на этот трон, может меня с него сместить. И никто другой!

В дверь раздался настойчивый стук.

— Ваше Величество справедливость восторжествовала, — объявил Эссекс, заходя в комнату, — ваше окончательное решение показывает, что вы признали мои доказательства убедительными. Я благодарю вас за оказанное доверие.

— Я более никому не доверяю, граф. Это вы напрасно, — ответила Елизавета холодно, — но враги наши должны видеть, как мы будем поступать с каждым, кто хоть на минуту заставит нас усомниться в их верности, — она пристально посмотрела на Эссекса, — и запомните, граф, вас это тоже касается. В той же степени, что и других.

— Клянусь, в моей верности вам не придется сомневаться, — графу стало не по себе от слов королевы, но он постарался взять себя в руки и не показать ей своих чувств, — разве я вам это не доказывал?

— Пожалуй. Но также вы доказывали и обратное.

Иногда Елизавета вспоминала о стихотворениях, которые отдала Шекспиру. Ей хотелось посмотреть на то, что у него получилось с ними сделать, но более важные дела все откладывали и откладывали его визит во дворец. Кому-то показывать стихи она не собиралась. Они были памятью о ее любви к Дадли, ее личной тайной, доверенной Уильяму. Отчего-то королева доверяла сочинителю пьес и сонетов, совершенно не опасаясь, что он сделает стихотворения достоянием гласности.

Елизавете становилось все сложнее удерживать власть. Многочисленные фавориты плели интриги за ее спиной. Да и постоянная угроза со стороны Испании и Франции не давала ей спокойно встретить старость. Каждый день королева надевала свой рыжий парик, сильно пудрилась и выходила навстречу новому вызову, который ей бросала судьба.

Очередным вызовом стала новая экспедиция Эссекса. Он продолжал пользоваться расположением к нему королевы. А она не могла противиться его обаянию.

— Ваше Величество, доход от кампании превзойдет все ваши ожидания, — обещал граф, — я возьму на себя командование флотом. Только велите снарядить в путь корабли. Я планирую идти в сторону Азорских островов. Угрозы для Англии сейчас нет. Поэтому можно было бы воспользоваться затишьем у берегов королевства.

Королева согласилась: уж больно заманчивым казалось ей предложение Эссекса. Она нуждалась в деньгах, а морские вояжи обычно приносили в казну немалый доход.

Тем не менее, шпионы при английском дворе по-прежнему не дремали. Воспользовавшись отсутствием большей части королевского флота, испанцы снарядили новую армаду к берегам Англии.

— Граф должен срочно вернуться, — требовала Елизавета, понимая, однако, что Эссекс никак не успевает на выручку. Его враги злорадствовали: план графа по захвату добычи у Азорских островов провалился. Испанцы чудом не высадились у берегов Англии — им во второй раз помешала буря, разметавшая их корабли по морю.

Возвратившегося Эссекса во дворце приняли холодно. Королева не желала его видеть, проводя большую часть времени со своим крестным сыном Джоном Харрингтоном, который за время отсутствия графа снова приблизился к Елизавете.

— И что мне остается? — спрашивал Эссекс Саутгемптона. — Сидеть в своем поместье. Я не буду больше унижаться перед королевой. Пока я пытался раздобыть для нее деньги, все эти мельтешащие при дворе люди чернили меня в ее глазах. Она им раздавала титулы и награды, а я обвинен в том, что, забрав с собой большую часть флота, поставил безопасность Англии под угрозу.

Генри нечем было утешить друга: он сам, давно отлученный от двора, прозябал в фамильном замке. Элизабет снова ожидала ребенка, и ему оставалось довольствоваться скромными семейными радостями.

— У меня много сторонников, Генри. Я думаю воспользоваться своей популярностью в народе и устроить переворот. Ты со мной? — неожиданное предложение застало Саутгемптона врасплох. Одно дело — плести интриги против врача королевы, совсем другое — против нее самой.

— Ты уверен в своей победе? — осторожно спросил он. — Если ты проиграешь, королева никогда тебе не простит измены.

— Ты трусишь, мой друг, — усмехнулся Эссекс, — все, на что ты был способен, — это устраивать спектакли и представления.

— Я верен тебе. Напрасно ты пытаешься оскорбить меня, — возразил Генри, — я просто призываю подождать немного. Быть может, у тебя будет еще возможность вернуть расположение Елизаветы другим путем.