Что такое театральный дом

Наконец-то у Студии театрального искусства есть свой дом. Именно дом. Дизайнер нового театра Александр Боровский сделал все, чтобы все пришедшие туда чувствовали, что находятся в соразмерном им пространстве и в гостях у приятных людей. Никакой официальщины, присутствующей, увы, в новом здании, построенном для моих любимых «фоменок». Там, на набережной Шевченко, работали блестящие профессионалы-строители, которые искали и нашли решение архитектурной проблемы — как соединить вертикаль здания и покатость берега. Однако к идее и духу этого театра технологи-виртуозы были, как мне показалось, безразличны. Отсюда какой-то холодок, происходящий, пожалуй, не от того, что стены дома еще не «намолены», а словно заложенный в самом его основании. «Фоменкам» придется много сил положить, чтобы своим дыханием отогреть стены новостройки.

Здесь, на улице Станиславского (еще недавно именовавшейся Малой Коммунистической), пространство исполнено строгости — но и душевного тепла. Большой зал не велик и не мал, места удобные, сидеть приятно, между рядами не тесно (кто скажет, что это мелочи?). Фойе не кажется слишком большим, хотя оно просторно и дышать в нем легко. Стоят длинные столы, на столах корзины с яблоками: садитесь рядком и угощайтесь. Шкаф с книгами (сочинения авторов, которых ставит театр). Лестницы из настоящего дуба (говорят, чтобы «состарить» их, Боровский собственноручно тер ступени железной щеткой). Электропроводка заключена в трубки цвета старой меди, как было принято в хороших домах на склоне позапрошлого столетия (стиль времени покоен и респектабелен, тогда еще не пришла пора взвинченного модерна). Все очень скромно и очень дорого, но дороговизна не бросается в глаза.

Еще деталь — из тех, о которых не принято говорить. Каждый раз во всех театрах видишь одно и то же: огромные очереди, во время антракта выстроившиеся в женский туалет. Картина малоприятная для тех, кто эти очереди видит, и унизительная для тех, кто в них стоит. Эту проблему автор проекта, истинный гуманист и джентльмен, решил очень просто, сделав дамскую комнату в два раза больше мужской и освободив тем самым прекрасный пол от душевного и физического дискомфорта.

Театр построен на территории бывшей золотоканительной фабрики Т-ва Алексеевых (неподалеку находится дом, где К.С. Алексеев-Станиславский родился) и включен в краснокирпичный экстерьер старой фабрики. При всем своем деловитом рационализме этот антураж не кажется безликим, словно отдаление во времени обнаружило скрытую душевность российского «коммерческого» стиля эпохи молодости Станиславского.

Входа с улицы у нового театра нет: стало быть, торжественного подкатывания на «поршах» и «мерседесах» не предполагается. Вы идете сквозь узкий проход (уж не игольное ли ушко?) и оказываетесь в квадратном дворе, отделанном тем же красноватым кирпичом. Там растут тоненькие березки, горят фонари, толпятся люди с интеллигентными лицами. Непонятно, откуда их столько взялось — в нынешней-то Москве.

Лесковский «Захудалый род» (которым 1 марта открылось новое здание Студии театрального искусства) не только естественно вписывается в эту среду — можно сказать, сама среда вырастает из «Захудалого рода», окутывает его, продолжает. В финале, много раз описанном, прекрасные люди, населявшие книгу Лескова и спектакль Женовача, уходят с родовых портретов. Последнее, что мы видим: ряды пустых рам, черных дыр — мир, покинутый его старинными обитателями. Но главный смысл спектакля не в том, что они ушли, а в том, что были. И теперь этому ощущению сопутствует еще и дух дома, в котором поселился «Захудалый род».