Тиран кровавый и убийца

Так оценивает короля Ричарда III вождь восставших Ричмонд. Таким предстает перед читателем незаконный монарх задолго до того, как в финале звучат эти слова.

В начале пьесы «Ричард III» (1592) характер героя строится в форме саморазоблачения персонажа: он выходит на сцену и, подобно тому как впоследствии Франц Моор в «Разбойниках» Шиллера, уведомляет всех, что он злодей и замыслил недоброе дело:

Раз не дано любовными речами
Мне занимать болтливый пышный век,
Решился стать я подлецом и проклял
Ленивые забавы мирных дней.
Я клеветой, внушением опасным
О прорицаньях пьяных и о снах
Смертельную вражду посеял в братьях —
Меж братом Кларенсом и королем¹. (I, 1, 434)

Очень скоро, однако, Шекспир заставляет нас убедиться в том, что откровенность признаний — элемент привходящий, а не основной в построении образа. Как только действие драмы обретает свой естественный размах, становится очевидным, что Шекспир создает большое историческое повествование, «хронику»², и в связи с этим раскрытие характера Ричарда усложняется многосторонними связями героя с действительностью. Преступность этой личности выявляется в поступках, в отношении Ричарда к людям, в его помыслах. А если иметь в виду черты характера, то среди них мы обнаружим не только отрицательные. Это также усложняет картину.

Кроме того, в пьесе наряду с внешним драматизмом, вызванным столкновением социальных сил, есть и внутренний драматизм. Это качество присуще еще в большей степени трагедиям Шекспира, в которых характеры героев сложнее, чем характер Ричарда. Но и в исторической пьесе два плана — внешний (объективный) и внутренний (субъективный). Их взаимопроникновение образует единство действия, но они не равнозначны. «Ричард III» прежде всего эпичен. Другим хроникам Шекспира еще в большей мере присуще это свойство: их основа — не столько судьба отдельной личности, сколько шествие истории.

Чем же «Ричард III» отличается от исторических драм «Генрих VI», «Генрих IV», «Король Джон»? В анализируемой драме сильнее, чем в других хрониках, разработан образ центрального героя. Остальные персонажи менее значительны, менее влияют на ход истории, чем Ричард III.

Вернемся к началу этой пьесы.

После провозглашения своей опасной программы герцог Ричард Глостер приступает к ее осуществлению. Его цель — овладение троном. Именно теперь незаконный претендент на престол в полной мере проявляет себя как «тиран кровавый и убийца». Правда, читатель, знакомый с трилогией «Генрих VI», знает, что Глостер и раньше был неразборчив в средствах. Он умертвил принца Уэльского и самого короля Генриха VI.

Но то была лишь «прелюдия» к действию «Ричарда III». Жестокое возмездие, учиненное тогда Глостером, воспринимается как один из эпизодов кровавой войны Белой и Алой розы, объявшей всю Англию междоусобицы.

В драме «Ричард III» убийства, совершенные Глостером, носят иной характер: здесь он не мстит враждебной династии Ланкастеров за умерщвление своих родичей. Здесь Глостер наносит смертельные удары своим же близким родственникам: брату, жене, племянникам. И все это после того, как сопротивление Ланкастеров было сломлено и наступил долгожданный мир. Еще совсем недавно брат Ричарда Глостера Эдуард, воцарившись после кровавых войн на престоле, умиротворенно воскликнул:

Греми труба! Прощайте все невзгоды!
Счастливые нас ожидают годы!

Но счастливые годы тогда не пришли, престол английский сотрясался от преступных действий Ричарда Глостера. В стране по-прежнему не было порядка. Сила не охраняла закон, а сама выступала в роли закона, то и дело оборачиваясь беззаконием.

Король Эдуард IV показал себя правителем никчемным, слабовольным.

Встречаясь на улицах, горожане высказывают обеспокоенность, их тревожит тяжелое положение Английского государства, вызванное злыми кознями правящей верхушки:

Опасен герцог Глостер, и горды,
Надменны королевы нашей братья;
И бедная страна не отдохнет,
Пока предел их власти не положен. (II, 3, 487)

До поры до времени дело не идет дальше глухого ропота, и по этой причине в «бедной стране» Глостер действует безнаказанно. Выходит, что предпосылки для временного торжества «тирана кровавого» имелись в самой действительности. Смерть Эдуарда IV не положила предела неуверенности и беспомощности государства, но зато ускорила борьбу за престол. В этих условиях преступный замысел Ричарда Глостера мог быть осуществлен.

Незаурядный ум коварного политика раскрыт Шекспиром во всей полноте. Глостер стремится обезопасить себя от народного гнева, завоевать доверие лондонских горожан.

Путь к власти «по лужам крови» обрисован с большой изобразительной силой. В арсенале Глостера — «обычные» для феодала методы устранения неугодных лиц (использование убийц). Подобного рода беспощадные расправы не раз изображались в так называемых «кровавых трагедиях», которые были популярны в английском театре на рубеже XVI—XVII веков. У Шекспира мы обнаруживаем более глубокий подход к действительности.

Спора нет, само по себе убийство сыновей Эдуарда IV мало чем отличается от «обычных» злодеяний феодалов. Но автор «Ричарда III» вскрывает бесчеловечность Глостера не прямолинейным изображением убийства. Тиран еще более опасен, оттого что умело скрывает свои кровавые планы. Глостер приходится дядей обоим принцам, и, как близкий родственник, он довольно благодушно беседует с племянниками, которым вскоре суждено стать его жертвами. Драматург в одной сцене двумя-тремя штрихами создает живые портреты двух юношей, принцев Уэльского и Йоркского, полных жизни, юмора, наивной веры в свое будущее. И от этого или, вернее, на фоне этой беспорочной юности преступная «зрелость» будущего короля вырисовывается особенно зловеще.

Глостер расчищает путь к престолу не одними убийствами. Когда ему нужно, он, невзирая на физическое уродство (эта особенность внешнего облика лишь усиливает роль изобретательного ума Ричарда), действует как заправский Дон Жуан. В его расчеты входит соблазн. Будущий король должен быть связан брачными узами так, чтобы обеспечить крепость трона. И без хитрого соблазна не обойтись — Ричард слишком уродлив, преступен и страшен, чтобы вызвать в ком-либо непосредственное чувство.

Он действует с неистовой энергией: обольщает безвольную Анну, сговаривается с перепуганной королевой о браке с ее дочерью — женитьба на принцессе Елизавете сулит большие выгоды. Хитроумная дипломатия Ричарда сочетается с самой изощренной жестокостью. Бедствия страны, о которых с горечью говорят горожане на улицах Лондона, следствие неудержимости преступного короля.

Здесь можно наглядно убедиться, как замечательно строит Шекспир историческую драму: место и значение каждого человека художник определяет по результатам деятельности, по тому, как эти результаты повлияли на положение страны.

Глостер, расчистив себе дорогу к власти, пытается утвердить свои права на корону. С этой целью он предпринимает сложные маневры, стремится завоевать авторитет у народа и прежде всего у ненавидимых им горожан Лондона.

Эту задачу Глостеру решить значительно труднее, чем устранить того или иного соперника. Драматург очень точно раскрывает степень участия народа в решении вопросов власти. Когда жителям Лондона объявили о предстоящем восшествии Ричарда на престол, они, как «глыбы безъязычные», молчали. Делясь своими впечатлениями с Глостером, его пособник Бекингем красноречиво передает, насколько многозначительным было молчание народа:

Я говорил, что вы щедры, смиренны
И добродетельны; я ничего
Не упустил, что было б вам полезно.
Когда же кончил речь, я предложил
Всем тем, кто родине желает блага,
Кричать: «Да здравствует король наш Ричард!»
Глостер. Ну, а они кричали?
Бекингем. Помилуй бог, ни слова не сказали,
    Как будто камни или истуканы,
    И, бледные, глядели друг на друга. (III, 6, 517)

Грозное безмолвие означало, что народу ненавистен кровавый герцог. Оно же свидетельствовало о подавленности народа, о том, что не в его силах было изменить создавшееся положение.

«Народ безмолвствует» — спустя века эти слова стали важнейшим элементом сценического действия в трагедии Пушкина «Борис Годунов».

Шекспир же в приведенном выше диалоге раскрыл исторически сложившуюся зависимость английского абсолютизма от мнения народного. Показательна в этом отношении еще одна сцена в драме «Ричард III». После того как первая попытка Бекингема склонить народ на сторону Ричарда не увенчалась успехом, Глостер вторично, но на этот раз более изобретательно устанавливает нужную ему связь с лондонским населением.

Разыгрывается своего рода сцена на сцене — один из любимых драматургических приемов Шекспира. Ричард, в угоду верующим лондонским верхам (да и не только верхам), появляется перед ними в сопровождении епископов и делает вид, что очень поглощен молитвой. Это ошеломляет их.

Второй акт этого «спектакля», устроенного ловким политиком, проводится с еще большим театральным блеском: Бекингем уговаривает Глостера короноваться, властолюбивый герцог до поры до времени всячески отказывается выполнить просьбу верноподданных, представленных все тем же Бекингемом, мэром Лондона и другими горожанами. Лицемерное «действо» было рассчитано на то, что лондонцы поверят в бескорыстие и благочестие Ричарда.

Шекспир смотрел оптимистически на английскую историю. В пятом акте драматург убеждает нас в том, что Ричард одержал пиррову победу, за которой неминуемо должны последовать поражение и наказание. В финале драмы все громче звучит осуждение тирании, обнаруживаются не только сила, но и слабость Ричарда, его бессилие, неспособность повернуть историю вспять.

По сравнению со своим победителем Ричмондом, впоследствии королем Генрихом VII, Ричард более крупная личность, хотя справедливость и закон на стороне Ричмонда.

Окружающие Ричмонда лица также выглядят довольно невзрачно в сравнении с таким хищным орлом, как Ричард. Чем это объяснить? Вряд ли тем, что драматург создал драму «Ричард III» в молодости и по неопытности ошибся в характеристиках. Еще более неприемлемой представляется точка зрения английского ученого Тилльярда на эту пьесу. Последний считает, что Ричмонд задуман автором как глашатай религиозных идей и по этой причине «проявления характера в данном случае не должны влиять на устрашающее действие божественных предначертаний» ³.

Действительно, Ричмонд, как и другие персонажи, не раз упоминает имя бога. Это только подтверждает, что он сын своего времени, но ни в коем случае не свидетельствует о религиозном звучании всей драмы. Не характер Ричмонда, а исторически обусловленная развязка борьбы подсекает то грозное и зловещее величие Ричарда, которое раньше казалось непреодолимым.

После того как тиран свергнут, становятся еще более весомыми эпизоды, где выражено неприятие Ричарда народом (разговор трех горожан, рассказ Бекингема о безмолвии толпы).

Поражение Ричарда подготовлено также «изнутри»: в последние дни своего кровавого царствования он начинает осознавать свою слабость. В беседе с Норфолком король сокрушается: «Ударов нам не избежать, Норфолк». Некоторое время спустя тиран жалуется своему приближенному Ретклифу: «Во мне веселья духа нынче нет, ни бодрости, к которой я привык».

На наших глазах совершается разрушение характера короля, вызванное воздействием социально-исторических сил. На смену былой решительности действий, изобретательности и оптимизму приходят беспомощность и жалкая резиньяция. Он становится нервозным:

Коня сменить! Перевяжите раны!
Помилуй, боже! — Шш... все это сон.
О совесть робкая, как мучишь ты!
Огни синеют. Мертв полночный час.
В поту холодном трепетное тело.
Боюсь себя? Ведь никого здесь нет.
Я — я, и Ричард Ричардом любим.
Убийца здесь? Нет! Да! Убийца я!
Бежать? Но от себя? И от чего?
От мести. Сам себе я буду мстить?
Увы, люблю себя. За что? За благо,
Что самому себе принес? Увы!
Скорее сам себя я ненавижу
За зло, что самому себе нанес! (V, 3, 570—571)

На первый взгляд кажется, что король бредит. В сущности же в его мыслях есть своя логика. До Ричарда III дошли слухи, что его ждет возмездие за совершенные преступления. Из приведенного монолога следует, что он испытывает муки совести, но не настолько, чтобы отказаться от своего жестокого курса. Вот почему его былое интеллектуальное превосходство над другими персонажами драмы обращается в свою противоположность.

Однако Шекспир еще раз дает герою проявить себя. Незадолго до полного разгрома Ричард III как будто вновь воспрянул духом. Он находит в себе достаточно сил, чтобы обратиться с горячим призывом к своим войскам. В критический момент он с презрением отвергает предложение спастись бегством.

Если сопоставить холодную, выдержанную в официально-религиозном духе речь Ричмонда с темпераментным обращением Ричарда, то снова на первый план выступает утраченная сила характера, присущая этому монарху.

Но каково содержание этой речи? В ней есть призыв к патриотическим чувствам подданных: «Сметем же плетью за море бродяг, французских крыс, из-за моря пришедших». Внешне все это выглядит разумно и Справедливо. Но думал ли о судьбе страны сам Ричард, прокладывая убийствами дорогу к трону? Его патриотический призыв — последняя попытка найти подмогу, ловкий ход в борьбе за власть. Тем более ловкий, что Ричмонд действительно прибыл из Франции.

Ричард призывает своих соратников:

Пришпорьте гордых коней боевых
Сильней, сильней — и вскачь по лужам крови!⁴

Вскачь по лужам крови! Никто лучше самого Ричарда не сформулировал его жизненной программы. Образ действий и образ мыслей короля свидетельствуют о том, что никакого перерождения не произошло. Когда на карту поставлено все — и власть и жизнь, — Ричард проявляет силу. Это напоминание автора о силе Ричарда логически вытекает из идейной направленности всей драмы. Читатель должен осознать трудность одержанной победы и ее значение: победа над Ричардом открыла новые перспективы для Англии.

Шекспир запечатлел один из важных моментов развития Английского государства. В этом смысле его пьеса исторична. Вместе с тем о глубине историзма Шекспира следует судить не по тому, насколько достоверен портрет в действительности существовавшего короля Ричарда III. Драматург воспользовался хроникой Холиншеда, а последний, в свою очередь, заимствовал описание царствования Ричарда III в хронике Холла. Но и Холл не был оригинален. Он почти дословно воспроизвел жизнеописание Ричарда III, по-видимому принадлежащее перу великого гуманиста Томаса Мора.

Будучи яростным противником тирании, Мор гиперболизировал отрицательные черты Ричарда, который на самом деле был не столь кровожадным, каким он предстает в хрониках и у Шекспира.

Опыт истории дает возможность на многих фактах убедиться в проницательности художника, впервые в мире провозгласившего, что власть, не опирающаяся на признание и поддержку народа, обречена на гибель. Высокая степень историзма Шекспира проявилась в том, что он показал, каким мучительным был процесс становления абсолютной монархии, каких страшных жертв потребовало утверждающееся самодержавие.

Вместе с тем в «Ричарде III» запечатлены характерные для шекспировской эпохи черты титанической личности, некоего политического и нравственного антипода Гамлета.

Примечания

1. Пьеса «Ричард III» цитируется в переводе А. Радловой. Шекспир Уильям. Полн. собр. соч., т. I. Здесь и далее в ссылках на тексты пьес первая цифра обозначает акт, вторая — сцену, третья — страницу.

2. В первом собрании сочинений Шекспира исторические драмы названы Histories. Но наряду с этим термином утвердился и другой для обозначения данного жанра: chronical play (хроника).

3. Тillуаrd Е. M Shakespeare's History Plays. L., 1956, p. 201

4. Шекспир В. Избр. произв. М., 1950, с. 63.